Рабство и данничество у восточных славян - Игорь Фроянов

Как мы уже видели, советские историки по отношению к древнерусскому князю и дружинникам изучаемой нами сейчас эпохи тоже применяют термин «осаживаются», «оседают». Но они вкладывают в этот термин иной смысл, уверяя, что князь и дружина «оседают» на землю в качестве феодальных земельных собственников, делаясь феодалом, князь превращается в раннефеодального монарха, в результате чего меняются, естественно, и его властные функции. Мысль о возникновении раннефеодальной монархии на Руси в конце Х-начале XI в пользуется признанием среди части современных историков, весьма авторитетных в научном мире.575 Однако при всем нашем почтении говорить о феодализме и раннефеодальной монархии в это время мы все-таки не решаемся.576 Стало быть, причину расширения круга обязанностей древнерусского князя и усложнение его занятий как правителя надо искать не в феодализации восточнославянского общества, а в чем-то другом. Думается, она крылась в порожденной распадом родового строя деградации традиционных и властных структур, в частности совета старейшин, державшего в руках нити гражданского управления, что вызвало необходимость вхождения князя в дела, выпадавшие ранее из его компетенции. Вот почему заботы Владимира о "строе замляном" и "уставе замляном", или о гражданском строительстве русской земли, можно рассматривать как признак разрушения родоплеменной организации власти, а в конечном счете - как признак распада родоплеменного строя на Руси. Те же симптомы наблюдались и в сфере военной. Особенно наглядно они проявились в войнах Киева с печенегами.

Современники рассказывают о печенежской орде как воинственной и грозной для соседних народов. По словам автора Х в. Феофилакта Болгарского, набег печенегом - "удар молнии, их отступление тяжело и легко в одно и то же время: тяжело от множества добычи, легко - от быстроты бегства. Нападая, они предупреждают молву, а отступая, не дают возможности последующим о них услышать. А главное - они опустошают чужую страну, а своей не имеют... Жизнь мирная - для них несчастье, верх благополучия - когда имеют удобный случай для войны или когда насмехаются над мирным договором. Самое худшее то, что они своим множеством превосходят весенних пчел, и никто еще не знал, сколькими тысячами или десятками тысяч они считаются: число их бесчисленно".577 Несмотря на то, что печенеги являлись сильным и пасным противником, они поначалу не доставляли Руси больших неприятностей, что объяснялось, помимо прочего, военной мощью последней.

Впервые печенеги встретились с Русами вскоре после победоносного похода Олега на Царьград, когда Русь находилась в зените своей славы и могущества. «Приидоша печенези первое на Рускую землю, и сотворивще мир со Игорем, и приидоша к Дунаю», — читаем в летописи под 915 г.578 Это летописное известие следует понимать так, что печенеги в 915 г. первый раз вторглись в «пределы России».579 Вторжение, кажется, было неглубоким, до крупных сражений дело не дошло, и кочевники, заключив мирное соглашение с киевским князем, направились к Дунаю.580 То был первый русско-печенежский договор.581 Надо полагать, что печенеги заключили его отнюдь не от сознания слабости воинства русов.582 Но через пять лет Игорь, по сообщению летописца, уже воюет с печенегами: «Игорь воеваша на печенеги».583 Трудно сказать, кто нарушил мир: русские или печенеги. Но судя по летописной фразеологии, нападающей стороной был Игорь. Ведь именно он «воеваша на печенеги». Предлог «на», употребляемый летописцем, позволяет заключить о походе князя против печенегов в места их обитания.584

Военная акция русов была, очевидно, настолько внушительной и устрашающей, что на длительное время в какой-то мере сковала военную активность печенегов в отношении Русской земли. Впрочем, Н. М. Карамзин замечает, что предание, которым пользовался Нестор-летописец, повествуя о войне русских с печенегами, «не сообщило ему известия об ее последствиях».585 Это верно. Но примечательно и другое: полное исчезновение в летописи почти на двадцать пять лет упоминаний о печенегах. Значит, на протяжении данного времени не произошло ни одного сколько-нибудь крупного столкновения Руси с печенегами, которое произвело бы сильное впечатление на современников и отложилось в народной памяти. Вот в этом-то и надо видеть «последствия» похода Игоря на печенегов в 920 г., после которого воинственный пыл степняков относительно Руси заметно поубавился. Весьма показательно, что следующее летописное сообщение о печенегах, датируемое 944 г., говорит о них как о союзниках киевского князя: «Игорь же совкупив вои многи... и печенеги наа, и тали у них поя, поиде на Греки в лодьях и на коних... ».586

А далее следует еще более выразительное известие: Игорь, приняв предложение греков о мире и повернув войско вспять «повеле печенегом воевати Болъгарьску землю».587 Киевский правитель обращается, следовательно, с печенегами как со своими подручными. Перед нами свидетельство силы Руси, устрашающей печенегов и сдерживающей их воинственность. Но это не означает, что «пачинакиты» тогда, как думает В. В. Каргалов, вообще «не играли самостоятельной роли во внешнеполитических делах Северного Причерноморья и... выступали союзниками (даже наемниками) Руси, а затем — Византии».588 Отсюда также не следует, будто печенеги, как считал П. В. Голубовский, «во все продолжение IX в. и до 968 г. не тревожили Русской земли».589 Они, по свидетельству Константина Багрянородного, «частенько» враждовали с русами, грабили «Росию», разоряли ее землю, наносили ей значительный вред и причиняли ущерб, уводили в рабство русских женщин и детей.590 Трудно, конечно, ручаться за точность рассказа императора и верить каждому его слову.591 Возможно, он несколько сгущал краски. И все же не следует преуменьшать самостоятельность печенегов или рисовать русско-печенежские отношения в розовом цвете. Можно лишь утверждать, что после 920 г., когда состоялся удачный, по всей видимости, поход киевского князя «на печенегы», длительное время с печенежской стороны не было сколько-нибудь серьезных нападений на Русь, подобных тем, какие, скажем, наблюдались в конце Х-начале XI в. Д. А. Расовский допустил явную неточность, утверждая, будто «у первых киевских князей Игоря, Святослава, Владимира "бе (съ Печенегами)... рать велика бесперестани"».592 При Игоре печенеги вели себя с Русью более или менее мирно, во всяком случае, не столь агрессивно и воинственно, как позже. Перелом тут наметился в княжение «пардуса» русской летописи — Святослава.

Под 968 г. в Повести временных лет читаем: «Придоша печенези на Русску землю первое, а Святослав бяше Переяславци, и затворися Волга в граде со унуки двоими, Ярополком и Ольгом и Володимером в граде Киеве. И оступиша печенези град в силе велице, бещислено множьство около града, и не бе льзе из града вылести, ни вести послати; изнемогаху же людье гладом и водою».593 Летописец здесь, как и в сообщении 915 г., говорит и о том, что печенеги пришли на Русскую 3емлю «первое». Что это: незамеченный им повтор, выдающий небрежность летописателя, или осознанная запись? В. Т. Пашуто ограничивается простой констатацией факта: «Повесть вновь сообщает, что печенеги пришли на Русь "первое"».593 А Д.С.Лихачев пытается дать объяснение летописной загадке. «Это сообщение летописи, — пишет он, — как будто бы находится в противоречии с предшествующими сведениями в той же "Повести временных лет" о появлении печенегов перед проходом угров мимо Киева, о первом их приходе на Русь при Игоре (под 915 г.), о войнах Игоря с печенегами и т. д. Очевидно, здесь летописец имеет в виду только то, что печенеги впервые напали на самый Киев».595 О том, что печенеги «впервые подошли к Киеву», говорит и С. А. Плетнева.596 Версию Д. С. Лихачева повторили без ссылки на предшественника Н. Ф. Котляр и В. А. Смолий. Цитируя слова летописца о приходе в 968 г. печенегов на Русскую землю «первое», они замечают: «В действительности первый набег печенегов на Русь засвидетельствован Нестором еще под 915 г. Здесь, думаем, отмечено первое их нападение на Киев».597 В. В. Каргалов предлагает в данной связи такую догадку: «Летописец здесь пишет, что печенеги пришли "первое на Русскую землю", хотя упоминания о них в летописи отмечались и ранее (см. запись под 915 г.). Видимо, этим подчеркивалось, что в 968 г. произошло первое большое вторжение печенегов в пределы Киевской земли».597

Указание на то, что печенеги в 968 г. напали на Русь «первое» говорит прежде всего о перемене в поведении кочевников, подтверждая наше предположение о сравнительно длительном и относительно мирном периоде русско-печенежских отношений, характеризуемых отсутствием каких-либо крупных военных столкновений за исключением, разумеется, мелких грабительских набегов. Догадку о том, будто это указание свидетельствует о первом нападении степняков на «самый Киев», необходимо отвергнуть, поскольку в источнике с полной определенностью сказано, что печенеги «придоша» именно на Русскую землю, а не на Киев. Если бы летописец хотел подчеркнуть другое, он, вероятно, и выразился бы по-другому, назвав непосредственно «самый Киев». Ближе к правильному пониманию летописной записи подошел В. В. Каргалов. Однако, по нашему мнению, в ней сказано не только о том, что «в 968 г. произошло первое большое вторжение печенегов в пределы Киевской земли», но еще и о том, что это вторжение являлось первой крупномасштабной войной степняков на территории Руси. Последующие описания летописца не оставляют на сей счет никаких сомнений.