Неизвестный Кожедуб - Иван Кожедуб

— Все это правильно и очень важно, но как добиться этого, как научиться вот так, сознательно и обдуманно, вести бой?

Я сам часто задавал себе этот вопрос и пришел к такому выводу: главное — в совершенстве овладеть техникой пилотирования: Только тот летчик, внимание которого не поглощено процессом управления самолетом, может своевременно и эффективно атаковать врага. Чем лучше боевой летчик владеет техникой пилотирования и вооружением самолета, тем меньше его внимание отвлекается на управление самолетом. Такой летчик может целиком сосредоточиться на отыскании наиболее целесообразных приемов, способов атаки врага; может точно выбрать наиболее благоприятный момент для открытия огня по самолету противника; может стать новатором.

Вот таким летчиком я и хотел стать, этого добивался, к этому готовился.

5 августа был освобожден Орел и в тот же день — Белгород. В этот вечер прозвучал первый в истории Великой Отечественной войны салют: столица нашей Родины Москва салютовала доблестным войскам, освободившим Белгород и Орел, артиллерийскими залпами.

Настроение приподнятое, радостное: началось очищение украинской земли от фашистской нечисти!

На следующее утро после освобождения Белгорода я, как всегда, подошел к своему «Ла-5» и приветствовал его: это у меня уже вошло в привычку. Влез в кабину.

— Товарищ командир! — кричит мне Иванов. — Вас зовут.

Я в два прыжка очутился на земле. Ко мне подходят командир соединения и командир части. Рядом с ними — Семенов. Спешу навстречу.

— Поздравляю вас, товарищ младший лейтенант, с высокой наградой — орденом Красного Знамени! — говорит командир соединения и, пожав мне руку, прикрепляет орден к моей гимнастерке.

— Служу Советскому Союзу! — отвечаю я взволнованно.

Евстигнеев, Амелин и многие мои товарищи также получают боевые награды.

Семенов обнимает меня и говорит:

— Запомни, что я тебе скажу. По всему вижу: ты собьешь много немецких самолетов. Но смотри в оба: смекалкой бери, слишком не горячись, не забывай первого сбитого…

Я крепко запомнил простые, искренние слова старшего товарища.

Вечером, когда кончился разбор полетов, я увидел около КП знакомую фигуру — это был Петро Кучеренко: он прилетел в командировку на сутки. У него на груди тоже орден Красного Знамени.

Мы радостно обнимаемся и поздравляем друг друга.

— Скучаю по вас, друзья, — говорит Петро. — Словно домой попал. У нас в части тоже ребята хорошие, но все же вас не хватает.

…Рано утром — мы только что проводили Петро — меня вызвал на КП командир части:

— Семенов назначается моим заместителем, вы — командиром эскадрильи, а Брызгалов — вашим заместителем.

Я вышел с КП обрадованный, но в то же время озабоченный: для новой должности недостаточно обладать одними летными качествами — необходимо воспитать в себе способности командира, приобрести опыт вождения групп.

Своими раздумьями я поделился с Амелиным.

— Да, водить группу — трудное дело, — согласился он. — Ответственность большая. Комэску надо следить за всем: и за воздухом, и за действиями летчиков.

Конечно, командовать труднее, чем выполнять приказание командира. Ведь это значит не только отдавать приказание, но «и учить, как его выполнить, воспитывать подчиненных.

Евстигнеев, а позже и Амелин тоже были назначены командирами эскадрилий. Мы упорно работали над собой, чтобы оправдать высокое звание командира эскадрильи.

Кончился срок моего кандидатского стажа, и я подал заявление о приеме в члены партии.

Трудно передать, с каким нетерпением ждал я заседания партийной комиссии! Все время думал об этом и еще тщательнее готовился к каждому боевому вылету.

С 4 августа 1943 года началось наше наступление на Харьковском направлении. Я узнал, что в эти дни в неравном бою погиб Кучеренко. Он воевал храбро: на его счету было уже десять сбитых вражеских самолетов.

Вечная память тебе, Петро!

…14 августа, когда я только что возвратился с боевого задания по прикрытию наших войск и собрался идти в столовую, меня срочно вызвали на командный пункт.

Передо мной поставлена задача: моей шестерке надо прикрыть действия нашего разведчика — ему поручено ответственное задание. Встретиться с разведчиком мы должны в воздухе над нашим аэродромом.

Я собрал летчиков эскадрильи и рассказал о задании. Мы разошлись по машинам и стали ждать. Обед нам подали прямо в самолеты.

Прошло двадцать минут. Над аэродромом появился самолет, это был наш разведчик. Взлетели. Я связался с ним по радио и доложил, что готов к сопровождению. Летим на высоте трех тысяч пятисот метров. Облачность три-четыре балла. Разведчик идет впереди, моя шестерка — позади. Идем над линией фронта. Вражеские зенитки открыли огонь.

Когда мы углубились во вражеское расположение километров на двадцать, я заметил немецкие истребители.

— Они направлялись к нам.

Предупреждаю летчиков по радио:

— Ястребы, будьте внимательны! Сзади, ниже нас, двенадцать истребителей противника.

Самолеты врага подходят ближе.

Мы начали маневрировать, чтобы прикрыть разведчика и не дать врагу возможности зайти к нему в хвост.

Внезапная атака противника сорвана.

Но надо думать, немцы пойдут на все, лишь бы сбить разведчика. И действительно, один из «мес-сершмиттов» пытается атаковать его. Стремительно иду на сближение с немцем и длинной очередью сбиваю его.

Наша шестерка вступает в ожесточенный бой с вражескими самолетами, а разведчик носится в стороне.

Я понимаю, что воинский долг обязывает его любой ценой выполнить задание, но, видя, что положение создалось сложное, передаю ему:

— Уходи домой… Уходи…

А летчик словно и не слышит. И я думаю о том, что он, вероятно, молодой, горячий, упрямый, смелый и очень честный.

Стараюсь оценить обстановку, не поддаваясь горячке боя, оценить действия разведчика и моих товарищей, предугадать уловки врага. У меня уже есть опыт в ведении сложного воздушного боя. Наша шестерка слаженно и четко отбивает атаки наседающих немецких истребителей.

Вдруг вижу — Миша Никитин помчался за «мес-сершмиттом». Он забыл основное правило: в воздушном бою не увлекаться сбитым. В хвост его самолета стал заходить второй «мессершмитт». Я закричал по радио Брызгалову:

— Паша, спасай шалопута!

Но было поздно: немец навалился на Никитина, прошил его очередью и сбил.

И сейчас же мастерски, меткой очередью Брызгалов сбил «мессершмитт». Пришлось так напряженно следить за воздухом, что я не мог наблюдать за самолетом Никитина. «Как он выберется с территории, занятой врагом? Что будет с ним?» — с тревогой подумал я.