Исповедь гипнотезера - Владимир Леви

Не всякий Подвальный Омега, однако, живет в подвале, не всякий даже додумывается, что это возможно. Ведь и не так просто — заиметь свой подвал, не правда ли?.. Подвал — всего лишь вынос вовне, объективация того мрака, который внутри — там, за душой… Мрака, с которым приходится жить. Внутренний подвал этот обычно сразу заметен; но они вовремя отводят глаза.

Омега Конурный (Берложный). Этих домоседов полно повсюду. В отличие от Подвального не стремится под землю, принимает все меры, чтобы укрепиться и забронироваться на занимаемом уровне, то бишь исконной жилплощади, а при ее отсутствии — хотя бы на съемной. Метафорический идеал: конура собачья, из коей, находясь внутри, позволительно рычать даже на хозяина. («Я ведь тебя не вижу и не хочу видеть, и откуда я знаю, что это ты».) Суперидеал — берлога медвежья.

Основной смысл конурности, конечно же, не в комфорте, а в сохранении некоего минимального Пространства Психологической Безопасности (ППБ, нотабене, важнейшее из пространств). Конуру можно устроить на службе, пожалуй, даже легче, чем дома. Проверенных товарищей можно туда приглашать, чтобы вместе попить чайку и поглодать косточку какой-нибудь глобальной проблемы. Модернизированная конура может иметь четыре колеса, мотор и лакированный корпус с багажником, то есть являть вид личного или служебного автомобиля; но это не обязательно, а в условиях дефицита бензина и запчастей скорее накладно.

Опытный, многострадальный Конурный Омега в конце концов просекает, что физически занимаемая конура (даже берлога) сама по себе не гарантирует ППБ, если не создать таковую внутри себя. Когда удается, в глазах появляется светлый отблеск колючей проволоки, все в порядке. Среднее Заомежье сравнимо с хорошо оборудованным концлагерем, живущим на полном самообслуживании и хозрасчете, в довольстве и сытости. Нерешенного остается лишь проблема прогулок по чужим территориям. Туда можно заглядывать с предупреждающей табличкой «Не смей меня нюхать», что не всегда помогает.

Омега Чердачный. Для персонажей третьего типа внутреннее пространство особо важно. Это мечтатели, чудаки, аскеты, оригиналы, органически неспособные бороться за места общего пользования. Чердак, пустой или со всякой всячиной и старыми книгами, — идеальное место для их священных уединений; но где найти такой в наше время?.. Разве что у Чухонцева:

..Л. бедный художник избрал слуховое окно, где воздух чердачный и слушать-то нечего вроде, но к небу поближе — и жарко цветет полотно, как дикий подсолнух, повернутый к ясной погоде.

Кратенький наш трактат не охватывает и тысячной доли затронутого. В том же ряду нельзя не упомянуть под конец об Омегах, не располагающихся вовсе нигде, а пребывающих, как говорят, в нетях. Омега Странствующий, Омега Бродячий, Омега-Шатун.

Суть дела опять-таки не в наличии физической жилплощади и прописки, хотя это и бывает практически немаловажно. Откуда, спрашивается, происходит их беспокойство, охота к перемене мест, весьма мучительное свойство?.. Не поиск ли ППБ?.. Но, как сказал поэт, это еще и немногих добровольный крест — немногих, но добровольный. И сразу же вспоминается Рыцарь Печального Образа, величайший образчик Омеги Чердачного, преодолевшего свою омежность и поднявшегося на высоты духовные, где инстинкт самосохранения и все прочие низменные побуждения преображаются до неузнаваемости и диалектически самоуничтожаются.

Верхнее Заомежье — это оно и есть?..

Читатель, я забыл вас попросить вот о чем. Пожалуйста, читайте эту книгу со скоростью света.

Скорость света внутри человека неизмерима, но ощутима. Автор имел счастье видеть, как свет входит в глаза через уши, через кожу и пальцы (у слепоглухих) — и как выходит через поступки, мысли и чувства, через те же глаза…

Но он ни разу не наблюдал, чтобы свет входил в кого-нибудь по методу быстрочтения, а выходил по методу быстрописания. И потому автор просит вас еще кое о чем. А именно: будьте добры…

Светотень

(Жизнь и роль)

Сейчас я помогу вам изменить свой характер

…Не могли бы вы потрудиться исполнить скрипичную мелодию на рояле?.. У вас под рукой нет рояля? Жаль. Тогда на кастрюле…

ГОСПОДИН ГОСПОДИНА

— Эй, подходи!.. Кто здесь ищет себе хорошего хозяина? Ты, что ли, любезный? Бери! Дорого!

— Аи да раб, шутник. Что ты умеешь делать?

— Повелевать людьми.

— Смотри, не отрезали бы тебе язык.

— Невыгодно, подешевею. А тебе и отрезать нечего.

— Это как понимать?

— Открой рот, поймешь.

— Сколько ты стоишь, умник?

— Цены нет.

Товар небрежно кивнул на своего продавца. Критский рынок кричал на разные голоса, хохотал, ругался. После долгих препирательств и тщательного осмотра (нет ли дурной язвы, проказы, вшей, размягчения сухожилий) торг, наконец, состоялся. Новый хозяин собрался было открыть рот, покупка опередила.

— Ну что ж, повезло тебе. Чтобы я мог с тобой разговаривать, скажи, как тебя звать.

— Ксениад.

— А я Диоген, твой наставник. Отныне ты будешь делать все, что я тебе прикажу. Веди меня в свой дом и представь семейству. Можешь не рассказывать, я все знаю. Ты опасаешься за себя и не доверяешь жене. У тебя дети, а воспитывать некому. Ты еще не знаешь, как умирать и как распорядиться наследством. Если будешь умницей, расскажу. Ну что смотришь бараном? Веди, исполняй повеление. Или хочешь, чтобы теперь я тебя продал? Веди, веди, я сделаю из тебя человека…

Так Диоген стал господином своего господина.

Гениальный, на все века урок использования пространства жизненной роли — принятия судьбы и овладения ею. Урок достоинства.

А в юные годы его унижали и колотили, он был посмешищем, запредельным Омегой…

Я прошу вас, читатель, еще раз-другой возвернуться к этой античной сценке, дошедшей до нас в виде анекдота и слегка подрисованной авторским воображением. Вот такие и всевозможнейшие этюды во множестве разработок мы разыгрывали в группах так называемого ролевого тренинга. Анализировали, вскрывали контексты; ловили ошибки понимания и самочувствия; снова вживались, импровизировали.

Зачем?

Чтобы учиться жить.

КАК СОЕДИНИТЬ ПОЛ С ПОТОЛКОМ

«…Не могли бы вы потрудиться исполнить вот эту несложную скрипичную мелодию на рояле? Я имею в виду: скрипка — ваша жена, а рояль — вы.

Вы совсем не играете на рояле? У вас нет слуха? Вы не женаты?..

Хорошо: а вот этот ритм — тук-турук-тук, тук-турук-тук-тук-тук, тук-турук-тук…

Всего лишь на барабане, а?.. Знаете, что за ритм? Нет, не поезд, хотя похоже. Так стучит сердце больного с начинающейся мерцательной аритмией. Через этот ритм можно вжиться в его самочувствие и унестись далеко… Страшно?.. Тогда не надо…»

Наивно, глупо, почти безумно пытался преподавать вживание. Нет, не актерам — обычным несчастным людям, которые мучились от неумения это делать, мучились и погибали, им уже и терять было практически нечего. Но не получалось, не получалось!.. Внутреннее сопротивление, страшно упрямое. Нечего терять? Как же нечего! Терять нужно «я». А попробуй-ка!.. Инобытие— не равно ли смерти?..

Биясь об эту стенку, я понял, что истинный наблюдатель наблюдает не глазами. Путь к Другому — действие, обратное анализу. Синтез, и не чего-нибудь, а собственной личности — заново, из того же исходного вещества души…

Тогда и навалилось на меня осознание жуткой, невпроворотной массы человеческой глухоты. Своей в том числе.

Привычная бытовая присказка: «Поставь себя на его место…» Что толку? На этом месте будешь ты, а не ОН, его там не будет.

Нет, вживание — это не «себя на его место», а ЕГО — в свое помещение, именуемое душой. Не в чужую шкуру влезать со своими внутренностями, а ВПУСКАТЬ в свою и давать жить подробно.

Да невозможно ведь!..

Ну еще бы. Мы и эту мелочь-то не в состоянии задолдонить, это вот тупенькое «поставь себя». Нет, не хватает нас и на это. Нам весело, мы пляшем у себя на полу — у себя же?! — и никак, ну просто никак не догадываемся, что наш личный пол есть, с другой стороны, обваливающийся личный потолок нашей нижней соседки, у которой, видите ли, позавчера умер муж, а завтра ей рано вставать. Да какого черта она там стучит вилкой по радиатору?! Вот вредина, а? Мы страшно заняты, и нам некогда черкнуть пару строк нашей маме — ну что она там волнуется, ну зачем тосковать, неужели нечем заняться?.. А тому, кому НАМ надо, мы катаем письмище на восемнадцать страниц, куриными каракулями — пусть заказывает очки. Мы требуем нам ответить, и побыстрее, мы так спешим, что адрес свой превращаем в ребус или, по скромности, забываем — пускай осведомится в Справочнике Дураков. Мы непременно хотим влезть в битком набитый автобус, а для этого не выпускаем тех, кто желает выйти, — да что же они так грубо отпихивают, нам же нужно войти, мы опаздываем! А теперь впихнулись — да пройдите же, потеснитесь! Закройте двери, ну куда лезете? Не видите, что ли, — битком! Поехали!..