Шрам - Элис Бродвей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава сорок пятая
В ту ночь, едва задремав, я слышу во сне крики.
Я бегу по лесу, корни и дикий плющ цепляются за щиколотки, громкий топот погони не даёт остановиться. Недалеко впереди кричат в агонии люди. Мне не успеть: я слишком далеко. Надежды почти нет, но я всё же бегу – и вдруг оказываюсь на берегу широкой реки, слишком бурной, чтобы переплыть. Погоня всё ближе, а на другом берегу меня ждут, но тщетно. Глубоко вдохнув, я собираюсь броситься в воду – уж лучше попытаться, чем стоять на берегу и слушать вопли отчаяния, расписавшись в собственном бессилии.
Неожиданно рядом со мной появляются две женщины: одна по правую, другая по левую руку. У одной кожа вся в татуировках, у другой – чистая, пустая. В глазах у обеих – отчаянная решимость.
– Ты готова, огонёк? – спрашивают они.
Женщины берут меня за руки, отводят на шаг назад и вдруг с невиданной силой, вобравшей мощь ветра, волн, огня и грома, бросают вперёд и вверх – и я лечу.
* * *
Едва проснувшись и кое-как протерев глаза, я натягиваю сапоги. Надо спешить. Куда и зачем – узнаю позже. Меня необъяснимо влечёт прочь из дома, и я доверяю этому странному ощущению.
Шаг, ещё шаг, и я срываюсь на бег. Приближаясь к центру города, я с удивлением отмечаю: дымом не пахнет, а значит, огонь во Дворце правосудия не горит. И я бегу ещё быстрее.
Святой опутан верёвками, и сделали это те, кого я когда-то видела рядом с Саной, её приспешники. Статую Святого обмотали верёвками, как будто поймали страшного зверя. Подбадривая друг друга яростными воплями, они дёргают за путы, пока основание памятника не начинает крошиться. Ещё один триумфальный крик, ещё одно усилие – и Святой падает, его голова разбивается о каменные плиты центральной площади. Из Дворца правосудия, яростно галдя, выбегают люди, но вандалы смеются им в лицо, напоминая, что священное пламя потухло. Мимо меня бегут жители Сейнтстоуна, готовые защищать свои святыни, готовые драться.
Я не спешу присоединиться к толпе, не знаю, что меня держит. Прикрыв глаза, я мысленно возвращаюсь в сон, вспоминаю, как касались моих рук сёстры.
– Мория и Белия, – шепчу я, – куда вы меня направите?
Открыв глаза, я вижу распахнутую дверь – пожарный выход.
«Музей! Там кто-то есть».
Руки сестёр указывают мне путь, и я бегу к тёмному проёму двери.
Здесь нет вопящей толпы, никто ничего не крушит. Я беззвучно миную небольшую комнату у пожарного выхода и заглядываю в пустой вестибюль. Двери главного входа заперты и завалены соломой. Судя по запаху, огромные вязанки пропитаны горючим и вспыхнут от первой искры. Где-то рядом разговаривают, голоса слышны чётче, и я крадусь по каменным ступенькам вверх, надеясь скрыться за изгибом лестницы. Вот они – Сана и Джек. У ног Саны – масляный фонарь, в отсветах пламени пляшут угловатые тени. Горькие слова звучат, будто в театре:
– Мы с тобой всегда знали, чего хотим, правда, Джек? И желания наши совпадали. Я сразу тебя разгадала, ещё когда мы были детьми. Ни ты, ни я не выбираем правое дело, не думаем о людях, мы всегда сражаемся только за себя и больше ни за кого.
Силуэт Минноу светится в пламени фонаря – он стоит прямо, гордо расправив плечи, будто жалкое подобие статуи Святого.
– Когда-то ты любила своих сограждан, Сана. Угольки той любви ещё теплятся, я чувствую. Откуда мне знать, что они не вспыхнут ярким пламенем? Тебе нужна любовь твоего народа, Сана, и в этом твоя слабость. Ты жестока с подданными, знаешь, как заставить их повиноваться, и не стесняешься в средствах, но в то же время хочешь видеть обожание в обращённых на тебя взглядах. Их ненависти ты просто не вынесешь. Власти тебе недостаточно – нужна любовь. Такую же ошибку совершил Дэн Лонгсайт. Я её не повторю.
– Ты ничем не лучше меня, Джек. Давай действовать вместе – пожар выгоден нам обоим. Я стану единоличной спасительницей жителей Фетерстоуна, а ты получишь ярость отмеченных Сейнтстоуна, их беспредельный гнев, и сможешь повести их в любом направлении.
– Ты станешь спасительницей Фетерстоуна? Сана, что ты несёшь? Нет никакого Фетерстоуна, спасать уже нечего и некого – эту битву тебе не выиграть. Тебе нужна земля, покой и достаток. А поджигая наш музей, сбивая с пьедестала статую Святого, заливая огонь во Дворце правосудия, ты получишь лишь ненависть Сейнтстоуна. Отмеченные не сдадутся. Ты никогда не возьмёшь того, зачем пришла.
– Так останови меня силой, Джек! Ведь ты давно рвался в бой! Так давай! Пора! – Глаза Минноу яростно сверкают, он тянет руки к Сане, будто собираясь схватить её за горло и задушить, но в последний момент останавливается. – Так и будешь стоять, не двинешься с места? Только представь, сколько здесь книг! Ты сам велел сложить их в музее, правда? Мне и надо всего-то уронить фонарь рядом с пучками соломы у двери, и от твоего драгоценного музея останется только кучка пепла на развалинах. Ты же не станешь молча смотреть, как горят ваши книги, правда? Я слишком хорошо тебя знаю.
Сана откидывает длинные пряди волос с лица и усмехается, её глаза отчаянно поблёскивают. Она отступает на шаг, готовясь исполнить угрозу.
И тогда раздаётся знакомый смех. Точно так же Минноу смеялся, когда показал мне Галл. Это смех триумфальный, так смеются победители.
– Зачем мне тебя останавливать? – спрашивает он. – По-твоему, я выжил из ума? Твои истеричные нападения мне выгодны. Разве ты сама не видишь, Сана? Всякий раз, когда твои бандиты набрасываются на отмеченных, выигрываю я, в меня верят, мною восхищаются. Все твои победы – дело моих рук. Ты побеждаешь, лишь когда тебе разрешаю я, твоя жалкая попытка убить Лонгсайта – лучшее тому подтверждение. Ты слабеешь, а я становлюсь сильнее. Только представь, как отмеченные поддержат лидера, который укажет им путь к мести. Я пророню пару слезинок над сожжёнными книгами и получу в ответ безграничную любовь и доверие. – Минноу шагает к Сане. – Знаешь, всегда забавно иметь врагов, даже таких слабых и жалких, как ты, ведь люди действительно верят, что ты несёшь разрушения и смерть. А теми, кто живёт в
