Геракл - Антонио Дионис

Тень шарахнулась от Геракла, как от полоумного: еще никто не пытался вернуться из царства мертвых. Геракл не дождался ответа — силуэт растворился в воздухе. Тогда он решил догнать целую толпу привидений, что с громким плачем и стенаниями шли по широкой дороге, полого сбегавшей в долину. Еще рядом можно было что-то рассмотреть, но дальние горизонты терялись в густом косматом тумане. Впереди, еле-еле передвигая ноги, брели смутные людские подобия. Но, странное дело, как не ускорял шаг Геракл, тени по-прежнему находились в недосягаемости.

Страх наполнил душу героя — он один был живым среди мертвых. Дорога, меж тем, вильнув, стала уже, протискиваясь между скалистых гор. Вдруг Геракл едва сумел увернуться — прямо перед ним, громыхая и дробясь на осколки, рухнул огромный валун. Следом, неистово ругаясь, сбегал здоровый бородатый мужчина. Он нагнал камень, который почти скатился, и принялся толкать валун вверх. Гора была достаточно крутой; бородач, упираясь босыми ногами в уступы и цепляясь руками за почти не различимые трещины, упрямо подпихивал грудью и подбородком кусок гранита, неуклонно стремясь к вершине.

Геракл заинтересовался: как только валун пересек какую-то невидимую черту, мужчина неловко поскользнулся, его ноги потеряли опору, и он завис на руках, болтая ступнями в воздухе. А валун благополучно плюхнулся в придорожную канаву, разбрызгивая грязь. Бородач. обреченно вздохнув, тут же начал спускаться за своим сокровищем, хотя на вершине в изобилии валялись точно такие же каменные булыжники.

Гераклу уж надоело смотреть за странной игрой в кошки-мышки: результат был неизменен — камень падал вниз, а бородач, весь блестя потом и изнывая от злости, тут же пытался докатить валун до вершины.

И тебе не надоело? — не удержался Геракл.

Бородач, только что легко сбежавший почти от самой вершины, опасливо огляделся по сторонам, и, никого не заметив, присел на корточки, прислонившись спиной к скале.

Да как сказать, — голос бородача охрип, видимо, от длительного молчания. — Это все же лучше, чем сновать взад-вперед по дорогам подземелий! А так я при деле: побегаешь так — потом спишь, как убитый!

Геракл в сомнении покачал головой:

Уж не хочешь ли ты меня уверить, незнакомец, что это нелепое занятие доставляет тебе удовольствие?

Бородач испуганно вжал голову в плечи:

Тсс! Еще кто услышит, донесет! Считается, что я несу наказание за праздную жизнь, которую вел на земле — теперь тяжким трудом я должен вымолить себе прощение. Но это случится лишь тогда, когда я докачу до вершины камень, а тогда, — мужчина грустно махнул рукой, — прощай, привольная жизнь. Я ведь насмотрелся на этих праведников: целыми стаями блуждают повсюду, изнывая от скуки. А ведь тут нет ни праздников, ни спортивных состязаний, ни доброго вина и вкусной еды. Вот и топчутся, будто глупые коровы! Тут даже женщин нет — одни души! — зашептал, наклонившись к самому уху Геракла, бородач. — А мне так вот блуждать — зарез! Вот и делаю вид, что не могу удержать валун — пока с рук сходит!

Подивился Геракл странным порядкам в царстве Аида: грешник нарочно виляет и увертывается, чтобы не простили грехи и не причислили к искупившим вину.

Ну, ладно, — заторопился бородач, — вот тащатся бледные овечки — еще увидят меня без дела, тут же донесут! А ты, будешь проходить мимо, окликни: «Сизиф из Коринфа!» — спущусь, поболтаем, а то тут один отупеешь!

И заспешил вверх, подгоняя перед собой камень.

Снова Геракл остался один. А впереди словно и не трогались с места, медленно плыли по дороге тени умерших. «А ведь прав Сизиф — так и в самом деле от скуки взвоешь!» — прикинул Геракл. Вдруг другая толпа привидений поравнялась с героем. Аица, бледные и равнодушные, были обращены в одну сторону, под глазами темнели синяки. Плотно сжатые губы выражали смертельную скуку и недовольство. Тени прошлись вперед, повернули, прошествовали назад.

«Праведники!» — определил Геракл, дав себе клятву, если удастся вывернуться из переделки, грешить как можно больше, чтобы не оказаться после смерти среди блеклых бездельников.

Но вдруг одна из теней, отделившись от праздной толпы, окликнула героя по имени. Геракл в изможденном лице едва-едва узнал приятеля Мелеагра, так изменился калидонский царь.

Ты ли это, Геракл? — поразился Мелеагр. — Как получилось, что ты так рано поселился в царстве Аида?

Да проклятый Гермес удружил — ворота запер! — как на духу, признался простодушный Геракл.

Так ты живой?! — еще больше, если это только возможно, побледнел Мелеагр, отступая.

Его слова привлекли толпу. Праведники тут же колеблющимся миражом, сквозь тела пробивался свет, обступили героя.

Скажи моей матери не сажать на могилу красный шиповник! — кричал один. — Я его и при жизни терпеть не мог!

Передай жене, если изменит с тем жирным колбасником — я ее тут уж дождусь!

Узнай, где мои дети…

Голоса налетали лесными голубями, шурша, требуя, наказывая, призывая. Геракл в ужасе закрыл ладонями уши и зажмурился.

Когда он снова открыл глаза, толпа привидений все так же медленно и равнодушно текла вдоль дороги.

Лишь один, высокий и худой человек, оставался по- прежнему рядом.

Твой приятель просил передать, что советует тебе жениться на его сестренке! — не поворачивая головы, сквозь зубы прошептал новый знакомец.

Да что случилось? — попытался добиться толку Геракл: зная странную скорость передвижения теней, он даже и не пытался догнать удаляющуюся тень приятеля.

Человек, прежде чем ответить, разулся, деловито опробовал пальцами ног воду протекающей рядом с дорогой шустрой речушки и, кряхтя, погрузился по шею.

Видишь ли, — начал незнакомец, — считается, что умершие, отпив из реки мертвых Леты, должны все позабыть. Однако речная вода — не виноградная брага, от нее ровно столько проку, как от глотка из кувшина. Но следует соблюдать традиции и не дразнить здешних властителей. Понимаешь, — бултыхаясь, усмехнулся, незнакомец, — мы, попавшие сюда души, стараемся держаться против козней Аида: каждый просчет зловредного старикана- очко в нашу пользу! Его потеря — для душ приобретение! В общем-то, ничего нового, почти то же, что и на земле: слабые соединяются против сильнейших, а сильнейшие так самоуверенны, что свято верят в свою непогрешимость. Вот я, к примеру, — отдуваясь, как карась, выброшенный на траву, мужчина вылез на берег и развалился, раскинув руки. — Считается, что я должен терпеть страшные муки жажды и голода — такое наказание Танталу положили боги. Хорошо, — Тантал сел, резкими движениями разогревая члены, — но кто это придумал, что душа после смерти может хотеть есть вообще?! Так ведь я не побегу к Аиду, выкладывая все начистоту — пусть думает, что я страшно терзаюсь!

Еще больше поразился Геракл, слушая рассказ Тантала.

Да есть ли тут, в мертвом царстве, счастливые души, заслужившие покой праведной жизнью? — вскричал Геракл.

Ничего не ответил Тантал, отвернувшись.

Дальше пошел по дороге Геракл, пока не дошел до переправы через черную реку. Печальный перевозчик Харон правил черной лодкой, перевозя людские души умерших. Каждый протягивал старцу мелочь, оплачивая свое последнее путешествие.

Но простодушный Геракл, и на земле не придававший значения деньгам, порывшись, не нашел и одной монетки.

Перевези в долг! — попросил Геракл.

Но скряга Харон, сыздавна живший лишь тем, что заплатят души, уперся:

Да чем же ты лучше других! Переправь тебя — а потом попробуй найди! — подслеповатыми старческими глазами, да еще в полумраке Харон не разглядел, что перед ним живой.

Зато сразу почувствовал: Геракл, не церемонясь, подхватил старца, перенес по воздуху и поставил на днище лодки:

Отдохни — я сам буду править!

И направил черную лодку прямо ко дворцу Аида. Дворец властителя царства мертвых был на самом берегу, лишь несколько сбегавших к реке Ахеронт ступеней разделяли вновь прибывших от царских врат. Только причалила лодка Харона, по ступеням навстречу гостям заспешил любопытный Аид. Следом за ним на почтительном удалении следовали какие-то люди, которых Геракл не смог рассмотреть — они, стоило бросить в ту сторону взгляд, тут же прятались за колонны.

Живой? — удивился Аид. — Ну, это неинтересно, — обиженно протянул царь; Аид неспроста построил дворец у реки, на всем свете, на земле и под землей, в воде и на небесах не было существа, любопытней Аида. Царь больше всего на свете любил историйки и истории. Поговаривали, что забавной байкой можно добиться отпущения многих грехов, если об этих грешках рассказать достаточно занимательно мрачному черному царю.

Живым Аид не верил: те при всяком удобном случае обещали любить до смерти, ненавидеть до смерти, не забыть и после смерти. Словом, живые к смерти всегда относились без должного почтения, что Аида сердило безмерно. Настороженно он принял Геракла, лаская черного пса — оставалось удивляться, как Цербер сумел опередить героя, если ко дворцу Аида вела одна дорога, а у Харона не было сменщика.