i 1cdedbafc07995a6 - Admin

   И они видят. Через несколько секунд обстрел "Хаммера" прекращается. Турель отводят в сторону, вертолет зависает в воздухе огромной черно-серой птицей, почти неподвижно, как бы раздумывая...

   Во мне зажигается глупая надежда. Я почти готов открыть люк и выскочить на крышу к брату, уверенный, что вот сейчас нам спустят спасательную лестницу. Мое настроение разделяют остальные пассажиры "Хаммера". Вижу ожившее лицо Арта. Сзади слышится нервный смех Евы. Витос облегченно выдыхает, тихо матерясь.

   Эта надежда, глупая и наивная, как все несбыточные надежды, тает на глазах, когда вертолет дает крен влево и снова включает пулемет. В течении следующих пяти минут МИ-28, разворачивая нос то влево, то вправо, методично добивает почти разбежавшееся стадо. Желтые световые лучи мелькают в окнах, сбивая с ног самых нерасторопных -- слишком молодых или слишком старых и истощенных, неспособных бежать быстро.

   Наконец, пулеметная глотка смолкает, и вертолет снова застывает неподвижно, словно в последний раз прикидывая в уме то и это ("ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, забери нас отсюда!"). Потом набирает высоту и, задрав хвост, устремляется вдоль Таганрогского шоссе. Спустя минуту мы погружаемся в звенящую тишину, нарушаемую едва слышной капелью поредевшего дождя.

   С гулким грохотом, заставившим всех подпрыгнуть от неожиданности, Женя без чувств падает на крышу.

   14:50

   Дождь почти закончился, мелкие капли еще срываются с неба, но они незаразны -- по крайней мере, на вид и на запах. Вокруг царит в буквальном смысле мертвая тишина. Столько мертвецов зараз мне не приходилось видеть даже в самых кровавых голливудских фильмах. Повсюду изуродованные тела и части тел, по асфальту, точно елочные игрушки, разбросаны внутренности. Дорога скользкая от крови, слизи, мочи и прочих выделений человеческого тела, испражняемых при столь инвазивных способах убийства. Когда я выхожу из машины, под ногами что-то хрустит -- опустив глаза, понимаю, что это чьи-то зубы, вылетевшие из простреленной челюсти. К горлу подступает тошнота.

   Я не один такой. Ева и Саша исторгают содержимое желудков чуть в стороне, лица Миронюков принимают зеленоватый оттенок. Михась беспрестанно морщится, словно ему под нос подсунули потный кроссовок. И неудивительно -- запах стоит тот еще. Сногсшибательная смесь мяса, крови и миазмов, приправленная рвотным амбре розового дождя.

   Справившись с первым потрясением, замечаю движение тут и там -- многие из "прокаженных" все еще живы, но смертельно ранены.

   -- Вы двое, -- подавив спазм в горле, обращаюсь к Миронюкам, -- займитесь недобитками, ладно? Только не шумите.

   Витос кивает и вытаскивает из багажника арбалет "Мангуст". Через минуту они с Артемом уже методично гвоздят "прокаженных": один стреляет в голову, второй вытаскивает стрелы.

   Мы с Михасем аккуратно спускаем с крыши бесчувственное тело Жени, укладываем на заднее сиденье "Хаммера". Выглядит брат погано. Кожа какого-то пепельного оттенка и словно истончилось -- изнутри просвечивает венозный рисунок. Губы синюшные, на бледных щеках нездоровый румянец, а темные круги вокруг глаз придают сходство с умирающей пандой. Но больше всего меня тревожит его дыхание. С недавних пор всегда учащенное, теперь оно снова замедлилось. Проверяю пульс -- брадикардия, даже по меркам обычного человека. Для "необычного" же это значит...

   -- Он умирает, -- неожиданно для себя произношу вслух.

   В салон просовывается Михась, несколько секунд напряженно размышляет.

   -- Думаю, это из-за вируса, -- наконец, говорит он.

   -- Но он победил вирус... Организм справился с ним.

   Михась смотрит на меня, как на идиота.

   -- Он никогда не побеждал вирус, Макс. Мы сдерживали его препаратом, только и всего.

   -- Да, но что изменилось?

   -- Вирусная нагрузка. Гулять под инфицированным дождем и душить "прокаженных" голыми руками не слишком умно, знаешь ли. Концентрация вируса в крови повысилась, вот ему и поплохело.

   -- Значит, надо поставить укол.

   В следующую секунду дверца в другой стороны салона открывается, и внутрь заглядывают Ева с Сашей. Переводят настороженный взгляд с Жени на меня с Михасем и обратно. Потом Ева спрашивает:

   -- Какой укол?

   Пухлое личико принимает требовательное выражение.

   Что-что, а наглости этой девке не занимать.

   -- Тебе послышалось, -- отвечаю раздраженно. -- Я сказал: "надо поставить частокол". Частокол от излишне любопытных.

   Еву мой сарказм не впечатляет.

   -- Я ясно слышала "укол", шутничек. Что еще за укол? У вас есть лекарство от вируса?

   -- Нет. Валите отсюда.

   -- Не пизди. Мы же видели -- твой братишка бегает под дождем, как прибабахнутый Дон Локвуд, и совсем без зонтика.

   -- Потому что ему не нужен зонтик... -- доносится из багажника новый голос, заставляющий всех замолкнуть.

   Мы совсем забыли про похожий на кокон сверток из одеял, брошенный Женей в машину перед самым появлением стада. А "кокон", тем временем, ожил и раскрылся, явив на свет "куколку".

   Из-за заднего сиденья на нас смотрит встрепанная и не уступающая в бедности самому Жене, черноволосая девчонка лет пятнадцати.

   Лилит.

   15:05

   Немая сцена длится минуту. Потом наступает кульминация, сопровождаемая слезами, соплями, визгом и объятиями. Ева с Сашей едва ли не за уши вытаскивают Лилит из багажного отделения и принимаются тискать наперебой, попутно осыпая вопросами, основной смысл которых сводится к: "ты не ранена?" и "где болит?". Мы с Михасем ошарашены не меньше, но стараемся сдерживаться, лишь обмениваясь красноречивыми взглядами, основной смысл которых сводится к: "ну, ни хуя себе!".

   К нам подбегают раздраженные поднявшимся шумом Миронюки. В руках Витоса арбалет, Арт удерживает за оперение четыре окровавленные стрелы. Заметив причину всеобщего веселья, братья недоуменно смотрят на меня:

   -- Сам в шоке, -- отвечаю без улыбки.

   Михась не без труда утихомиривает женское население нашей маленькой группы.

   -- Он тебя вытащил, -- обращаюсь к Лилит, придавленной с двух сторон Сашей и Евой.

   Девчонка утвердительно машет головой.

   -- Как?

   Некоторое время Лилит молча жует губы, подыскивая нужные слова. Потом набирает в грудь побольше воздуха и обрушивает одним махом:

   -- Они ворвались в дом через окно, штук шесть, не меньше. Выбили доски каким-то тараном. Я под кровать -- они давай крушить комнату! Один попытался вырваться, но Евка дверь захлопнула. Она ж не знала, что я внутри. Потом не помню... страшно было. Кажется, я с перепугу даже отключилась ненадолго. Когда пришла в себя, дверь кто-то открывал. Кто это был, я не видела, но слышала, как он вошел и стал кричать что-то таким голосом страшным... но не мне, а этим тварям! А они, прики-и-иньте... -- девчонка округляет глаза, -- поняли все! Поняли и остановились! Как будто он на одном языке с ними говорил! Я сначала решила, что он просто выманивает их. Тихо вдруг стало. Ну, думаю, они все из комнаты повыскакивали и за ним. Хотела вылезать, и тут он ка-а-ак начнет палить! Так неожиданно... ну, я со страху опять вырубилась... очнулась уже здесь, а вокруг все стреляют, стреляют. Я сидела тихо, пока все не закончилась, а когда уже решилась выбраться, услышала ваши голоса. Конец истории.

   Молчим, осмысливая услышанное. Понятно, что правды здесь не сыскать -- треть недопоняла, треть померещилось, треть домыслила. И, тем не менее, рассказ производит впечатление. Женя, разговаривающий с "прокаженными" на особом языке. Женя, раздающий "прокаженным" приказы... Дурдом, одним словом.

   -- Почему они тебя не тронули? -- задает Михась давно вертевшийся у меня на языке вопрос.

   В ответ Лилит только пожимает плечами. Висящие на ней Ева с Сашей смачно целуют девчонку в обе щеки:

   -- Потому что она у нас сладкая! Зомби таких не едят.

   При упоминании зомби лицо Лилит мрачнеет. Она высвобождается из объятий подруг и заглядывает в салон "Хаммера".

   Женя по-прежнему лежит на заднем сиденье, бледный и неподвижный, как труп.

   -- Он укушен, да? -- говорит Лилит.

   -- Да, -- отвечаю после паузы.

   Поймав мой взгляд, Михась отправляется за чемоданом с ингибитором. Вернувшись, раскладывает его на переднем пассажирском сиденье и принимается готовить инъекцию.

   Ева сосредоточенно следит за каждым его движением. Саша удивленно хлопает густо натушенными глазами. И только Лилит не обращает на манипуляции Михася никакого внимания -- склонившись над Женей, она ласково гладит того по лбу ладошкой.

   -- Это лекарство? -- спрашивает Ева.

   -- Скажем так, да, -- отвечаю уклончиво.

   -- Оно его вылечит?

   -- Скажем так, нет.

   -- Но он не превратится в одного из них?

   -- Нет.

   -- Откуда?

   Подходит Михась с готовым шприцем в одной руке и проспиртованной ваткой в другой:

   -- От верблюда. Много будешь знать -- плохо будешь срать. Макс, я готов.