Вопреки предсказанию (СИ) - Татьяна Лисицына

— У нас все есть, — отмахнулась Нина.

Он положил руку на ее плечо.

— Сделай это для меня, я хочу, чтобы ты была красивой. Мне надоело видеть тебя в одних и тех же джинсах и футболке.

От одной мысли, что она должна наряжаться для него, Нине стало противно. Да она лучше бы обрилась наголо, чтобы внушить ему отвращение.

— Спасибо, мне ничего не нужно, — снова повторила она.

— Ты очень упряма. Я закажу тебе черный кружевной пеньюар. — его глаза хищно оглядели ее с ног до головы. — Черный цвет пойдет к твоим светлым волосам, и ты будешь выглядеть, как настоящий падший ангелочек сегодня вечером, когда ты станешь моей.

— Пожалуйста, — Нина схватила его за руку. — Я пока не могу.

— Что не можешь? Надеть черный пеньюар, чтобы доставить мне удовольствие? Да любая из моих баб с радостью будет ублажать меня всю ночь.

Нина вздохнула.

— Тогда почему я?

— Потому что я хочу тебя. А ты очень несговорчива и чтобы убедить тебя изменить свое мнение, я, пожалуй, тебе кое-что покажу. — он подозвал проходящего мимо молодого человека и тот почтительно остановился, склонив перед ним голову.

— Возьми малыша и отнеси его в комнату. Пусть Вилен присмотрит за ним, — приказал Сатанов. Нине ничего не оставалось, как отдать сына в руки незнакомому юноше.

Иван привел Нину в столовую. Время обеда. При появлении Сатанова купальцы встали и поприветствовали его, склонив голову и сложив ладони вместе, словно для молитвы. Нина быстро оглядела большой зал. Вспомнив слова Сатанова, бросила взгляд в тарелку, и ее чуть не вырвало от отвращения. Невозможно представить, как можно положить в рот картофельное пюре такого землистого цвета или съесть ту бурду, которая, видимо, называлась супом. От приготовленной еды исходил отвратительный запах.

— Не хочешь присоединиться к ним? — спросил Сатанов.

— Как вы можете кормить людей такой гадостью?

— Чревоугодие страшный грех, и они согласны искоренить его. Почему я должен отказывать им в этом?

— Они могут отравиться.

— Как видишь, они до сих пор живы. Если ты не хочешь составить им компанию, пойдем. Я покажу тебе, что бывает с теми, кто сбегает из Огненного братства.

— Почему вы не позволяете вашим людям уйти, если их что-то не устраивает?

— Они слишком много знают.

В полном молчании Нина спустилась за ним в подвал соседнего строения. Несмотря на теплый летний день, из помещения повеяло сыростью. Они подошли к железной двери, и Иван, достав из кармана ключ, вставил его в скважину и два раза повернул. Дверь скрипнула, он щелкнул выключателем. На полу, прикованная цепями к батарее, лежала женщина. Грязные волосы свесились на лицо, но когда она подняла голову, Нина чуть не зажала себе рот, чтобы не вскрикнуть.

— А вот и наша Марена, — спокойно заметил Иван, глядя на женщину. — Коротает время в ожидании наказания.

На грязном лице пленницы отразился ужас, она прохрипела:

— Пощадите меня.

— Как я могу это сделать? Ты нарушила клятву Огненного братства и будешь предана огню в следующее воскресенье. — глухой стон заглушил его последние слова. Марена подползла к ногам Сатанова.

— Простите меня! Пощадите! Я не смогу это вынести! Я боюсь.

Он брезгливо поморщился и оттолкнул женщину ногой. Марена выла, как раненый зверь, пока Сатанов запирал дверь темницы.

На улице Нина схватила Ивана за руку, в ее глазах стояли слезы.

— Пожалуйста, прошу вас. Не надо ее наказывать. Я… я сделаю все, что вы хотите, только оставьте ее в живых.

— Почему ты просишь за нее? Ведь ты ее даже не знаешь.

Нина не стала возражать. Рассказывать, что они были знакомы, не имело смысла.

— Теперь, когда ты знаешь суровые законы нашего братства, я думаю, ты не будешь возражать против того, чтобы надеть черный пеньюар? — спросил он, искоса поглядывая на нее.

Нина остановилась и серьезно посмотрела на Ивана. Сейчас она даже не испытывала страха, только отвращение.

— Я боюсь, что вы серьезно больны.

Он расхохотался.

— Это просто игра, в которой я зашел слишком далеко. Настолько далеко, что мне теперь уже не остановиться. Более того, мне это нравится. Мне нравится быть Богом, а ведь Бог часто оказывается жестоким. А сейчас думаю, нам надо пообедать.

Накрытый на двоих стол ломился от всевозможных закусок. Нина вспомнила серое картофельное пюре, которое увидела в столовой, и ее затошнило.

— Я заказал устриц, — довольно сообщил Иван, разворачивая на коленях салфетку. — Их доставили самолетом специально для нас. Надеюсь, ты проголодалась?

Глава 57

Василий еще спал, когда услышал стук в дверь. «Это, наверно, Алексей», — подумал он, торопливо накидывая халат и приглаживая на ходу волосы. Через окно веранды он увидел у крыльца молодого человека в черных джинсах и белой футболке.

— Ну, ты даешь! — пробормотал Василий, впуская его. — Тебя невозможно узнать без твоей рясы.

— Там, куда мы едем, ни к чему привлекать лишнее внимание. К тому же, боюсь, у тебя ошибочное представление об одежде священников. Например, у меня есть пижама. Я ее одеваю для сна.

Василий хмыкнул. Этот Алексей был ему более симпатичен. Да и держался он свободнее, словно сбросив черную одежду, оставил всю свою серьезность.

— А ты долго спишь, — заметил Алексей, скользнув взглядом по его растрепанным волосам и наспех запахнутому халату.

— Сам не знаю, как получилось.

— Да ладно, у нас есть время, — мирно заметил Алексей, усаживаясь в кресло. — Я хотел тебе рассказать… — он замолчал, удивленный тем, что он увидел в крест в вырезе распахнутого халата.

Заметив его взгляд, Василий поспешил объяснить:

— Нина всегда носила этот крест. Он принадлежал ее отцу. Вчера обнаружил под подушкой разорванную цепочку.

— Понятно, — Алексей не отрывал взгляда от крестика. — Я подключился к услуге, о которой мы вчера говорили. Сегодня утром мне повезло. Первый же набранный номер ответил. Удалось выяснить район. Это Конобеевка.

— Конобеевка. Так это же совсем недалеко отсюда, — обрадовался Василий. — Давай поедем туда, — сразу загорелся Василий.

— Собирайся. Я пообещал позвонить, но забыл взять твой номер телефона.

— Я буду готов через пять минут.

Пока его не было, Алексей взял в руки портрет Нины и долго смотрел на ее лицо. Услышав шаги, поставил потрет на место. Когда они вышли из дома, Василий посетовал:

— Эх, жаль машины нет, мигом бы добрались.

— Машина есть, — Алексей кивнул в сторону припаркованного черного «форда» с затемненными стеклами.

— Откуда у тебя такая крутая тачка? — удивился Василий.

— Долгая история. — священник щелкнул сигнализацией, и распахнул перед Василием дверь. — Если хочешь, я расскажу тебе по дороге.

— Конечно, хочу, — Василий уселся на переднее сидение и почти с детским восторгом наблюдал за панелью приборов. Машина мягко тронулась с места. Алексей уверенно вел машину по дороге, словно занимался этим каждый день, а между тем никто в Тучково не видел его за рулем. Слухи разносятся быстро. Василий не выдержал.

— Так откуда у тебя машина?

— Я понимаю, что ты удивлен. Ведь кто, как не мы, не должны быть привязаны к материальному. Но так получилось, что этот автомобиль мне подарил отец. У меня не хватило духу отказаться, потому что это означало бы снова испортить с ним отношения. Я поставил его на стоянку и использую только в исключительных случаях. У отца своя фирма по продаже автомобилей. Естественно, он лелеял надежду, что после школы я пойду к нему работать, чтобы в будущем принять его дело. Но я поступил в семинарию.

— Наверно, отец был в ярости?

— Не то слово. Мы с ним и раньше часто ссорились. Он не понимал, как можно целыми днями сидеть и читать. У меня даже друзей не было.

— Вы жили вдвоем с отцом?

— Нет, и с мамой тоже. Мои родители познакомились еще в школе, у нас была дружная семья. Все изменилось, когда у отца появились деньги. Он перестал интересоваться семьей. Мы с матерью очень переживали, но его было не остановить: рестораны — девочки, девочки — рестораны. Именно тогда я стал задумываться, что происходит вокруг меня. Хотел знать, зачем я пришел в этот мир. Отец называл меня блаженным и частенько спрашивал, почему мне не живется, как другим парням. Говорил, что мы бы лучше понимали друг друга, если бы я пил пиво с друзьями, курил и сидел на лавке с девчонками во дворе. Я переживал из-за матери, она часто плакала. Предлагал ей уехать вдвоем, но она боялась оставить отца одного и продолжала терпеть, когда он возвращался пьяным или не возвращался вовсе.