Тайны расстрельного приговора - Вячеслав Павлович Белоусов

Спина старика дрожала, когда я похлопал его, обнимая. Мне показалось, что он плачет. Нет, повернулся ко мне, в глазах сверкали весёлые искорки счастья.

— Я своё слово держу, Илья Артурович, — дед торжественно поклонился внуку, — до рождения правнука дотяну и даже рюмочку, как сейчас с Данилой Павловичем, выпью. А тогда отдам своё бренное тело в твои руки. Лечи — злобствуй, эскулап.

Мы рассмеялись. Я невольно закрыл глаза, наслаждаясь уютом и покоем, вспомнил последний свой новогодний вечер в доме Дыниных. Как прекрасно всё тогда было!.. Сколько лет прошло? Где все теперь?

Разлетелись, разъехались, разбежались. Маркел Тарасович Бобров в другом районе прокурорствует и верная Варвара Афанасьевна при нём. Мы с Очаровашкой в городе. Даже Квашнин туда перебрался…

Кстати, известий от Квашнина я давно уже не имел. А вести должны быть интересными. Колосухин отыскал меня в деревне, где я помогал Бабинцу и следователю Денисенко закреплять показания обвиняемого и проводить следственный эксперимент по делу с тремя трупами. Грандиозное вырисовывалось дельце! Давненько такого не наблюдалось в области! Откопанные оказались членами одной бандитской шайки. А смиренный сморчок с ними один расправился…

Сержант райотдела, куда смог дозвониться Готляр по поручению Колосухина, добрался до нас в деревеньку уже во второй половине дня и передал мне указания сразу после завершения эксперимента выехать к Жмуркову. Чем это вызвано, что случилось, сержанту не сказали. Как ни пытался Бабинец сам дозвониться до Колосухина или Готляра, ничего, кроме телефонного треска, извлечь из аппарата ему не удалось. Одно я усвоил твёрдо: кровь из носу, а утром я должен быть в прокуратуре у Жмуркова, дозвониться оттуда до Колосухина и получить от него задание. Жмурков о моём визите в курсе. И второе: поручение имело отношение к тем закавыкам, которые разгадывали мы с майором Квашниным и которые немного раньше поставил передо мной мой верный друг Илья Дынин. Касались они того самого таинственного острова, полуночных танцующих огней и двух мрачных могил, в которых никогда не водилось покойников…

— Дремлешь, дружище! — окликнул меня Илья, слегка коснувшись локтя. — Дед тост произнёс по случаю твоего приезда, а ты спать собрался.

— Добирался до вас с приключениями, — оправдывался я, — вот и расслабился. Задержался у Бабинца. Он свою машину выделил, а она сломалась на полдороге. Пришлось голосовать — и на перекладных.

— Это что же за транспорт такой в прокуратуре, что ломается? — завозмущался Моисей Моисеевич.

— Машина, она железная, это нам всё нипочём! — хлопнул меня дружески по плечу Илья.

— Горе одно, а не машина, — не поддержал я оптимизма приятеля. — Обещают Бабинцу новую дать, да никак не дождётся: то одно, то другое. А новые, если и поступают, то по одной в год.

— Помнишь, Данила, как на пролётках гоняли за трупами? — проникся Илья ностальгией. — Запряжёшь, бывало, жеребчика и пошёл!..

— Про жеребчика запамятовал, мой друг, — улыбнулся я приятелю. — А вот как ты на чёрном лимузине Бобра разъезжал, не забыть. Олень-то жив, который на капоте красовался?

— Были времена… — заулыбался довольный зав по лечебной части. — Иногда вспомнится — и голова кругом идёт!

— Он и сейчас гоняет, — подмигнул мне Моисей Моисеевич. — Двух лошадёнок держит при больнице, сено заготавливает и по селам на них променады устраивает. Народ тешит. Не боится шалопай, что начальство прознает?

— А чего бояться? — усмехнулся Илья. — В колхозах я кормов не беру. Кони, дед, а не лошади, не на меня работают, а на больницу, где и числятся в соответствующем реестре зарегистрированными. Мирон Венедиктович сам их на довольствие поставил. И в райисполкоме знают. А что касается потехи, то уж лучше я спокойненько по травке зелёной прокачусь, нежели на колдобинах наших дорог.

— Жив, курилка? — спросил я, услышав знакомое имя.

— Брякин-то? — разлил по второй рюмке Илья. — А что с ним станется? Мы с ним полностью завершили капитальный ремонт больницы. Пристрой новый под два отделения стационарных больных отгрохали. Так что он у нас теперь в передовиках. К Брякину больные из других районов просятся полежать, так сказать, в хоромах!

— Это что же, Борданов позаботился? — удивился я. — Про анатомичку-то не забыли?

И мне вспомнились давнишний визит Югорова в эти края, планёрка у Боброва, спасительная речь начальника бюро судебно-медицинских экспертиз…

— Как забыть! — поднялся с рюмкой в руках и торжеством в глазах Дынин. — Прекрасным переменам в больнице мы обязаны Владимиру Константиновичу Югорову. Лично контролировал работы, в области всех достал с выделением денег и стройматериалов. А разве его это дело? Вообще, друзья!..

Дынин замер в апогее чувств, переполнявших его чувственную натуру:

— Вот человек так человек!.. На открытии больницы после ремонта у нас был… Я ему всем обязан! Помнишь, Данила?

— Ничего не забыл, — поднялся и я на ноги. — Прекрасный мужик! За Югорова грех не выпить! И ещё, давайте выпьем за всех, кто здесь начинал, разбивал носы и верил в лучшее!

Поднялся и Моисей Моисеевич с рюмкой в дрожащей в руке. Сюда бы сейчас Аркадия да Петруху Квашнина, чуть не вырвалось у меня. Но Моисей Моисеевич меня опередил:

— Несносные вы мальчишки, — начал он, лукаво прищурясь, — а про наших милейших Евгению, Валюшку, Анастасию вы посмели забыть?.. Как мы танцевали тогда в этом доме! Валюша закружила меня тогда, заворожила!.. Как они пели с Аркашей!..

— Очередь ещё не доехала, — выпив, оправдывались мы с Ильей. — За женщин дежурный тост третий!

— Хорошо у своих, в тепле дружеских объятий… — начал я, хмелея.

— В паутине забытых переживаний, в зеркале прошлого очарования, — ткнул меня в бок Илья. — Со Жмурковым у ёлки новогодней не попляшешь.

— Не тот?

— Не тот, — в тон балагурил Илья.

— Не Бобёр?

— Не Маркел Тарасович.

— А что так?

— Важен. Не поклонится.

— Современный стиль руководства. А с первым секретарём райкома как?

— И здесь новый прокурор на уровне. Игралиева опережает на дистанциях к райкому.

— Кстати, как Игралиев?

— А ты не знаешь?

— Да я двое суток практически без информации. Как к Бабинцу уехал, так словно в бочке.

— Уволили Игралиева. Сдал дела Саше Маткову.

— Что натворил?

— Не знаю. Врать не стану, — Дынин подкладывал мне закуску. — Ты ешь, чувствую, от моих новостей всё равно спать не придётся…

Но спать мне не пришлось по другой причине. Раздался резкий неприятный звонок в дверь, удививший нас. Илья взглянул на часы. Второй час ночи! Засиделись мы.

— Однако кого там принесло? — он открыл дверь и остолбенел. — Вот те на! А мы тебя только что вспоминали.

На пороге стоял капитан милиции Матков, по форме и при оружии.

— Здравия желаю! — радостно рявкнул