Благородство и страсть - Барбара Пирс

Они дружили уже много лет. До сих пор Брук никогда никого не осуждала, а тут того и гляди возьмется проповедовать мораль.

– Я отвергла бы любого, кто заставлял бы меня вести себя как овечка. Ведь так будет скучно и в супружеском ложе, и вне его.

Упоминание об интимной близости супругов было для Брук слишком. Она покраснела и, приложив руку ко рту, всхлипнула пару раз, нарушив свои драгоценные правила. На глазах даже появились слезы. Уинни сама не ожидала, что может быть такой бессердечной. Она встала, подошла к расстроенной подруге и села рядом, чтобы заслонить ее от любопытных глаз.

– Я не хотела тебя обидеть, Брук, – прошептала она. – Отец учил нас все высказывать напрямик. Случается, я забываю, что иногда лучше промолчать.

Брук покачала головой, взяла носовой платок, который ей предложила Уинни, и вытерла слезы.

– Ты не виновата. Я не из-за того, что… – Она тряхнула головой и взяла себя в руки. – Я замечаю, что плачу по всяким пустякам. Мне говорят, это из-за ребенка.

– Ребенка?! – В восторге от этой новости Уинни сжала руки Брук. – Как чудесно! Лорд А'Корт, наверное, вне себя от счастья.

– Мы так давно женаты, что он к этому относится спокойно.

При этом леди А'Корт чуть нахмурилась, но Уинни отнесла это, как и слезы, к следствиям ее деликатного положения. У сестер Уинни тоже были подобные приступы меланхолии Девушка с пониманием обняла Брук, но та, чуть слышно вскрикнув, отпрянула.

– Тебе больно? – Не обращая внимания на протесты Брук, Уинни засучила ей рукав. На руке были страшные синяки. – Что случилось?

– Н-не говори Лайону, – попросила та, опуская рукав. – Это случайно вышло. Чистая случайность.

– Ты упала?

Кивая, Брук объяснила:

– Одна из служанок оставила на лестнице стопку белья…

– Брук!

Уинни и без подробностей могла представить трагические последствия.

– Со мной все в порядке. Ребенок в безопасности. – Вцепившись в свою сумочку, она подалась вперед и умоляюще посмотрела на подругу. – Прошу тебя. Не говори Лайону. Если муж узнает… – Она не договорила.

Вспомнив моменты близости с Кенаном, когда от его взгляда не ускользнул ни один дюйм ее тела, Уинни подумала, что Брук вряд ли удастся скрыть синяки от мужа. Лорд А'Корт наверняка тоже обнимает жену. Но, не желая еще больше расстраивать Брук, Уинни не высказала своих мыслей вслух.

– У меня нет ни малейшего желания причинять тебе неприятности. – Услышав это, Брук с облегчением откинулась на спинку стула. – Хочу проводить тебя домой. Тебе нужно лежать в постели, а не трястись в коляске.

Прочитав в глазах Брук трогательную благодарность, Уинни почувствовала себя ужасно.

– Ты права. Так мило с твоей стороны, что ты заботишься обо мне. Уинни, ты самая близкая, самая дорогая мне подруга.

Пока дамы ждали коляску Брук, Уинни приказала лакею Инчу и служанке Милли следовать за ними в ее коляске. Из-за ветра и проезжающих мимо экипажей у них развевались юбки, и им приходилось придерживать их.

Когда Уинни подняла глаза, то увидела – на другой стороне улицы стоит Кенан. Он не махал ей, просто стоял не двигаясь, прислонившись к кирпичной стене магазина. Все же она чувствовала, что он смотрит на нее. Ей так и хотелось броситься к нему и объяснить, почему она уходит. Однако если сделать это на людях, то проблем не оберешься, и потом, ее помощь была нужна Брук.

Кенан надевал шляпу и как будто собирался уходить, когда на улице между ними остановились два экипажа, оборвав нить, которой были связаны их взгляды. Перед ними стояла коляска Брук.

Уинни забралась туда вслед за подругой, прокручивая в уме безмолвный разговор с Кенаном. Не устояв, она обернулась, но только расстроилась, увидев, что он ушел. Покусывая шов перчатки на большом пальце, она устроилась на мягком сиденье. За небольшой промежуток времени любовь к этому самонадеянному, сложному человеку бросала ее то в океан счастья, то в море отчаяния. Она гадала, найдет ли она спокойствие. Вздохнув, Уинни переключилась на подругу, чтобы успокоить ее. Но оказалось, что не только Брук нужно было бороться с меланхолией…

Потягивая свой любимый коньяк, сэр Томас Бедгрейн наслаждался вечером. После смерти любимой жены Анны он искал утешения в клубах. Там его всегда ждал горячий ужин, компания, если он не хотел быть один, и всегда находилось что-то, чем можно было занять мысли.

Дети выросли, и на семейные проблемы уходило намного меньше времени. Его наследник, Брок, уехал в Индию. Ирен вышла замуж за Саттона много лет назад и с радостью дарила ему внуков. Найл исчез из Англии тоже много лет назад. Томас всегда чувствовал тяжесть своих лет, вспоминая, что тогда при расставании от обиды сказал своему сыну слова, о которых потом пожалел.

Отогнав от себя печаль, он подумал о младшей дочери, Девоне. Слава Богу, теперь Типтон отвечал за нее. Старик усмехнулся сам себе, вспомнив про давнишние выходки Девоны. Уж его девочка не даст скучать хирургу-аристократу, которого снова стали уважать в обществе.

Нет, он больше не беспокоился за младшую дочь. Наоборот, его волновала та, которую он считал самой благоразумной. Он винил себя. Смерть Анны потрясла его. Погруженному в свое горе, ему потребовались годы, чтобы заметить, как место матери в домашнем хозяйстве постепенно заняла Уинни. Несмотря на молодость, она понимала боль братьев и сестер, всегда готова была выслушать их, следила за порядком. Или по крайней мере старалась сплотить семью, опечаленных детей, потерявших мать, до тех пор, пока отец не понял, как ему жить дальше без любимой жены.

Теперь Уинни нуждалась в нем, и не важно, хотела она, чтобы он вмешивался или нет. Он почуял опасность в тот самый день, когда в его дом вошел Милрой и дерзко заявил, что хочет отнять у него его девочку. Сэр Томас сжал бокал с коньяком. Похотливый самец! Боже, да он вызовет его на дуэль, если этот парень хоть пальцем тронет его красавицу дочь!

Самонадеянный, умный, упрямый и безразличный к мнению высшего общества, этот голубоглазый дамский угодник обладал многими качествами, которые отец хотел бы видеть в муже Уинни, но все же на нем лежал отпечаток скандала. Никакие богатства и никакая слава не могли смыть позора. Познакомившись с ним, Томас решил копнуть в прошлом Милроя и был поражен результатами. Тем не менее его девочке грозила опасность, и если бы он был азартным человеком, то поставил бы все свое состояние до единого пенса на то, что опасность эта исходила от этого боксера.

– Бедгрейн. Прошу прощения за опоздание.

Он поднял бровь, приглашая подошедшего присоединиться к нему.

– Я всегда прощаю, Рекстер, когда простить действительно нужно, – загадочно заметил он и снова задумался о том, как глубоко его дорогая девочка увязла в войне между Рекстерами.