Апелляция - Джон Гришэм

У вас есть хотя бы один пистолет? Девяносто шесть процентов ответили «да».

Вопросы состояли из многих частей и уточнений и явно были направлены на то, чтобы заставить избирателя задуматься о самых острых проблемах. В анкете не разъяснялось, что Верховный суд по сути не являлся законодательным органом, а ведь на самом деле он не имел полномочий на принятие законов для разрешения всех этих животрепещущих вопросов и не нес за уже принятые законы никакой ответственности. Никаких попыток не предпринималось и для соблюдения правил проведения опросов. Как и многие другие, опрос Райнхарта был составлен так, чтобы исподтишка атаковать респондента.

Вы поддержали бы либерально настроенного кандидата в Верховный суд? Семьдесят процентов ответили отрицательно.

Вам известно, что судья Шейла Маккарти считается самым либеральным членом Верховного суда Миссисипи? Восемьдесят четыре процента ответили «нет».

Если она самый либеральный член суда, стали бы вы голосовать за нее? Шестьдесят пять процентов ответили «нет», но большинству опрошенных не понравился вопрос. Что значит «если»? Она самая либеральная или не самая? В любом случае Барри посчитал этот вопрос бесполезным.

Хорошо было то, что имя Шейлы Маккарти после девяти лет работы судьей получило известность, хотя, если судить по его опыту, этому не стоило удивляться. В приватной беседе с кем-нибудь он мог бы использовать это как еще один аргумент, чтобы доказать, почему судьи верховных судов штата вообще не должны избираться. Они не должны играть в политические игры. Их имена не должны быть известны широким массам.

Далее от Верховного суда опрос переходил к личным убеждениям респондентов. Звучали вопросы о религии, вере в Бога, посещении церкви, финансовой поддержке церкви и так далее. Также был задан ряд вопросов по определенному кругу проблем: каковы ваши взгляды на аборты, исследование стволовых клеток и так далее?

Заканчивалась анкета набором стандартных вопросов о расе, семейном положении, количестве детей, если таковые имеются, приблизительном уровне дохода и предыдущей активности в качестве избирателя.

В целом результаты оправдали подозрения Барри. Избиратели оказались консерваторами, принадлежащими к среднему классу, и к тому же белыми (78 процентов), и их легко можно было настроить против судьи-либерала. Фокус заключался в том, чтобы в глазах населения превратить Шейлу Маккарти из разумного человека умеренных взглядов в отчаянную либералку. Аналитики Барри изучали каждое ее слово в постановлениях, как на уровне окружного суда, так и на уровне Верховного. А от своих слов она не могла отказаться, ни один судья не пошел бы на это. Барри же собирался припереть Шейлу к стенке, используя ее собственные выражения.

После обеда они переместились за стол переговоров, где Барри выставил целую коллекцию из первых образцов материалов для кампании Рона Фиска. Там были сотни новых фотографий семьи Фиск во всей красе: как они заходят в церковь, позируют на крыльце, играют на бейсбольной площадке, родители вместе с детьми и без детей, переполняемые любовью и нежностью.

Первые ненавязчивые рекламные ролики еще обрабатывались, но Барри все же хотел их показать. Их снимала команда, приехавшая в Миссисипи из Вашингтона. В первой из них Фиска сняли на фоне памятника в честь Гражданской войны на поле боя в Виксберге, он стоял у монумента и смотрел вдаль, словно вслушиваясь в звуки канонады. Дальше он начинал говорить приятным глубоким голосом: «Меня зовут Рон Фиск. Мой прапрадед был убит на этом месте в июле 1863 года. Он был юристом, судьей и членом законодательного собрания штата. Он всегда мечтал служить в Верховном суде. А я мечтаю об этом сегодня. Я житель Миссисипи в седьмом поколении, и мне нужна ваша поддержка».

— Гражданская война? — удивился Тони.

— О да, им это понравится.

— Как насчет голосов избирателей-афроамериканцев?

— Мы получим около тридцати процентов благодаря церкви. А больше нам и не надо.

Следующий ролик снимался в офисе Рона. Без пиджака, закатав рукава рубашки, он сидел за столом, захламленным самым тщательным образом. С искренним видом глядя в камеру, Рон говорил о любви к закону, поиске истины, проявлении справедливости теми, кто занимает места в суде. Это послание не производило большого впечатления, но все же передавало его искренность и интеллигентность.

Всего сняли шесть роликов.

— Пока только ненавязчивые, — пообещал Барри. — Пара из них не выживет после редактирования, и вполне вероятно, что съемочную группу придется вызывать вновь.

— Как насчет злобных роликов? — поинтересовался Тони.

— Пока еще пишем сценарии. Они не понадобятся нам до Дня труда.

— Сколько мы уже потратили?

— Четверть миллиона. Капля в море.

Они провели два часа с интернет-консультантом, фирма которого занималась только тем, что собирала деньги на политические гонки. На тот момент ему удалось составить банк данных с е-мейлами более 40 тысяч физических лиц, уже делавших взносы ранее, членов ассоциаций и групп, представленных в органах власти, известных политических активистов и обыкновенных людей, живущих за пределами Миссисипи, которые так сочувствовали положению штата, что с готовностью выписали чек. Он предполагал, что список может пополниться еще на 10 тысяч адресов, а общая сумма взносов составит около 500 тысяч долларов. Что самое важное, список уже был готов для работы. Получив зеленый свет, он просто нажимал кнопку, по адресатам разлетались навязчивые просьбы, и в ответ начинали приходить чеки.

Зеленый свет был основной темой разговора за долгим ужином тем вечером. Крайний срок, за который нужно было все успеть, наступал через месяц. Хотя вокруг и ходили обычные сплетни, Тони твердо верил, что в гонках не примет участие кто-либо еще.

— Будут только три лошади, — сказал он. — И две из них — наши.

— А что делает Маккарти? — спросил Барри. Он получал ежедневные отчеты о ее передвижениях, из которых пока мало что можно было узнать.

— Ничего особенного. Судя по всему, ее контузило взрывной волной. Сначала у нее нет конкурентов, на следующий день какой-то спятивший ковбой по имени Коули обзывает ее либеральной любительницей преступников, и в газетах печатают каждое его слово. Уверен, она советуется с Макэлвайном, своим дружком, но ей еще предстоит набрать людей для кампании.

— Она начала собирать деньги?

— Юристы-судебники, как обычно, разослали в панике стандартные е-мейлы на прошлой неделе, прося денег у сторонников. Понятия не имею, что последует дальше.

— Как насчет ее сексуальной жизни?

— У нее есть друг. Ты же читал отчеты. Никакой грязи, во всяком случае — пока.

Открыв вторую бутылку изысканного орегонского «Пино нуар», они вскоре решили обнародовать кандидатуру Фиска через две недели. Парень буквально рвался с поводка, мечтая вступить в борьбу. Все было готово. Он взял шестимесячный отпуск на фирме, и его партнеры были счастливы. Еще бы! У них только что появилось пять новых клиентов — две крупные компании по заготовке лесоматериалов, подрядчик по строительству нефтепровода из Хьюстона и две фирмы, работающие в сфере добычи природного газа. Целая коалиция из лоббирующих групп была готова к обороне с кучей наличных и пехотинцев. Маккарти уже боялась собственной тени и явно надеялась, что Клит Коули просто исчезнет или погубит себя сам.

Они чокнулись бокалами и выпили за начало потрясающей кампании.

Как всегда, встречу провели в «братском доме» в церкви Пайн-Гроув. И, как обычно, несколько не имеющих отношения к делу людей попытались попасть внутрь, чтобы выведать последние новости. Пастор Отт быстро выпроводил их, объяснив, что это строго конфиденциальная встреча юристов с клиентами.

Помимо дела Бейкер, Пейтоны вели еще тридцать бауморских дел. Восемнадцать человек, участвовавших в них, уже умерли. Еще двенадцать болели раком на разных стадиях. Четыре года назад Пейтоны приняли тактически грамотное решение выбрать лучшее дело — дело Дженет Бейкер — и попытать удачи сначала с ним. Это было намного дешевле, чем подавать в суд сразу тридцать один иск. Дженет вызывала наибольшее сочувствие, ведь она потеряла всю семью в течение восьми месяцев. Такое решение теперь казалось просто блестящим.

Уэс и Мэри-Грейс ненавидели эти встречи. Более грустную и унылую компанию нигде больше не найти. Эти люди потеряли детей, мужей и жен. Они были неизлечимо больны и страдали от невыносимой боли. Они задавали вопросы, на которые нет ответа, вновь и вновь, в разных вариантах, потому что двух одинаковых дел не было. Некоторые хотели все бросить, кто-то желал сражаться вечно. Кто-то жаждал денег, другие хотели лишь, чтобы «Крейн» понесла ответственность. Всегда лились слезы и звучали грубые слова, а присутствие пастора Отта помогало их успокоить.