Месяц Седых трав - Андрей Посняков

– Слушай, а я тебе что-то не помню, – присмотревшись к собеседнику, задумчиво произнесла юная госпожа. – Видать, из новеньких. Из какого ты рода?

– Из рода Олонга!

– А, знаю. Старший сынок у этого Олонга такой противный-противный. На жабу похож. Как же его… А! Вспомнила! Жорпыгыл Крыса. Так ты, значит, на пир приглашен?

– Ну да, – юноша улыбнулся, – иначе б с чего я здесь ошивался?

– А бог тебя знает, с чего? Может, что худое замыслил? Да ладно, ладно, не обижайся – шучу.

– Шутница ты, как я погляжу!

– Зовут-то тебя как?

Баурджин хмыкнул – ну наконец-то поинтересовалась! – и кратко представился.

– А я – Гурбесу. Вряд ли мы с тобой когда-нибудь еще встретимся. Род Олонга кочует где-то у самого черта за пазухой! Одни пески, сопки да немытые язычники-монголы. Брр! Жуть какая! И как хоть вы там живете?

– Да вроде ничего живем, как везде…

Юноша четко представлял уже, что этой неожиданной собеседнице что-то от него было надо! Иначе бы с чего ей тут маячить, трещать языком? Неужели других дел не нашлось у законной жены хана? А в юрту-то она не идет, что характерно.

Меж тем Гурбесу решила брать быка за рога. Начала исподволь, спросила вроде бы невзначай:

– Тебе какие девчонки нравятся?

– Красивые, – юноша хохотнул в ответ.

– Красивых много. А все-таки? Желтолицые, белокожие, смуглые? Или, может быть, круглоглазые северянки с волосами белыми, как кишки покойника?

– А что, есть тут и такие? – усмехнулся Баурджин.

– Здесь есть всякие, – вполне серьезно ответила девушка. – Так какие же?

– Ну… такие, как ты!

– Хорошо. – Гурбесу задумчиво кивнула, словно бы сделав для себя отметку, после чего сразу перешла к делу: – Вот что, Баурджин. Ты, я вижу, неплохой парень…

Юноша приосанился:

– Это для кого как!

– Можешь помочь мне?

– Помочь? Конечно, и с большим удовольствием! – Баурджин со всей искренностью приложил руку к сердцу. – А что делать-то?

– Ничего особенного. – Девушка оглянулась и нервно закусила губу. – Ты знаешь Тэйбаку, младшего ханского сына?

– Лично не знаком. Но в лицо – знаю. Он, кстати, сейчас в юрте, пирует.

– Странно, если бы его там не было. – Гурбесу улыбнулась. – Передай ему, пожалуйста, вот это… – Она протянула ладонь, на которой лежал маленький кусочек пергамента с нарисованным широко раскрытым глазом.

Баурджин удивился:

– Что это?

– Не твоего ума дело! Ой, извини… Так передашь?

– Конечно!

– Только смотри, чтоб никто не видел, ладно?

Махнув рукой, Баурджин отправился обратно в юрту. А там уже начиналось самое веселье! Двое здоровяков-нукеров, раздевшись до пояса, боролись, остальные галдели, какой-то бедняга рыгал, а кое-кто уже спал, уткнувшись лицом в маленькие войлочные подушки.

Сделав вид, что ищет свое место, юноша подошел к Тэйбаке, в числе прочих с неподдельным азартом следившим за ходом борьбы, и, встав рядом, тихонько произнес:

– Просили передать тебе одну вещь…

И незаметно сжал руку ханского сына, вкладывая в нее рисунок.

– Что? – Тэйбака дернулся и тут же застыл, отвернулся, тайком от других вглядевшись в изображение.

После чего, не обращая более никакого внимания на Баурджина, подошел к отцу, верховному хану Инанч-Бильгэ и, почтительно поклоняясь, произнес:

– Съезжу проведаю Эрхе-Хара. Говорят, ему что-то нездоровится.

Инанч-Бильгэ ухмыльнулся:

– Съезди, съезди. Проведай, чем там занимается этот кераитский хитрец? Или он уже надумал вернуться к своим племенам? Они ведь, кажется, не все ушли с Тогрулом?

– Узнаю и доложу, отец. – Тэйбака прижал руки к груди и, еще раз поклонившись, вышел.

«Ходок, видать… – почему-то неприязненно подумал Баурджин про молодого хана. – Ясно, какого Эрхе-Хара он сейчас проведает. Который зовется Гурбесу! Интересно, чья же она жена? Неужто самого верховного хана? Если так, то, выходит, Тэйбака сейчас наставляет рога родному папашке? Впрочем, кому какое дело до его морального облика? А девка ничего, красивая, и без выкрутасов…»

Испив из поданной слугой чаши – на этот раз, кумыс, уж, слава богу, не арька! – юноша вытер губы рукавом и – бочком, бочком – стал продвигаться к выходу. Скоро стемнеет, да и вообще… Пора ближе к дому – от всякого начальства следует держаться подальше!

– Господин! – тихонько потянул юношу за рукав старый слуга.

– Нет, нет, – отмахнулся Баурджин. – У меня еще есть хмельное, вон, целая чаша!

– Я не о том, господин. Тебя спрашивают снаружи.

– Кто?!

– Какая-то девушка.

– Девушка?

Баурджин поспешно покинул юрту – а никто за ним и не присматривал, больно надо, когда кругом такая пьянка, смотреть за всякими там десятниками! Ушел – и пес с ним.

Оказавшись на свежем воздухе, юноша огляделся. Смеркалось, но все же еще не настолько стемнело, чтобы не заметить невдалеке от юрты пару нетерпеливо бьющих копытами лошадей. Одна лошадь была без седока, на другой сидела молодая девушка, лицо которой Баурджин все-таки не мог хорошо рассмотреть. Впрочем, чего рассматривать-то? И так ясно, что эту девчонку он все равно не знает – откуда здесь у него знакомые девушки? Ну, разве что Кералан-Дара… Но та – златовласка, а эта… А эта черт ее знает, какая, не видно. И главное, откуда взялась-то?

– Ты – Баурджин из рода Олонга? – увидав вышедшего из юрты юношу, девчонка подъехала ближе.

– Я. – Баурджин улыбнулся. – А ты откуда меня знаешь?

– От верблюда! – неожиданно расхохоталась незнакомка. – Я – Гэмбикэ. Садись. Едем.

Эх, знать бы, красивая она или не очень? Если не очень – то зачем, спрашивается, с ней куда-то там ехать? Ну, разве что так, прокатиться-развеяться. Тоже дело.

Юноша решительно взобрался в седло и, дав шенкеля коню, повернул голову:

– Так, все-таки…

– Меня прислала Гурбесу-хатун, – на скаку пояснила девушка. – И велела развлечь тебя.

– Неплохо сказано!

– Вообще-то я сначала и не собиралась ни за кем ехать, – Гэмбикэ тут же охолонула парня. – Гурбесу ведь мне не хозяйка, просто подруга…

– Чего ж поехала? – несколько уязвленно спросил Баурджин.

– А так, – девушка весело рассмеялась, – думаю – может, сама развлекусь? А то скукота тут, в кочевьях. Слава Христородице – скоро выхожу замуж за богатого и влиятельного нойона. Он с Селенги, обещал обязательно меня выкрасть и сделать главной женой!

– С Селенги? Меркит, что ли?

– Да Бог его ведает… Меркит так меркит, мне-то что? Лишь бы был богат и знатен. Знаешь, Баурджин, все эти песни о неземной любви меня совсем не прельщают. Обычно их поют те, у кого за душой один конь да аркан. Нет уж, за такого я не пойду!

– Не любишь, значит, бедняков?

– Нет. А за что их любить? Трудиться надо, ловить удачу – тогда и не будешь бедным, ведь так?