Приносящая надежду - Тамара Воронина

— Ну-ну, — саркастично согласилась Лена, — пришла такая обычная тетка и давай подгонять под себя не самых заурядных людей и эльфов.

— Да нет. Мы сами подгонялись под тебя. Не без удовольствия. Делиена, я и не знаю, почему так, но это правда. Не веришь? Ну и не надо. Главное, что мы верим.

— И у вас один смысл жизни — обо мне заботиться.

— Ну да. А что?

— Вы дураки! — объявила она. — Все.

— Все. А если я пойду булочек еще попрошу? Кто хочет?

— Я! — дружно сказали все.

Лена не пыталась сдвинуть их с этой дурацкой мысли. Бесполезно было, потому что они на ней и не зацикливались. Были внутренне глубоко убеждены. Утром восходит солнце, зимой идет снег, Лена оказывает благотворное влияние на окружающих, особенно на тех, кто все время рядом. С шутом они это, конечно, обсуждали, потому что с ним она готова была говорить вообще обо всем. И, наверное, потому, что он умел убедить ее в своей правоте.

— Я и не утверждал никогда, что ты великая женщина, — рассудительно сказал он. — И не буду. Ты действительно такая обыкновенная, что это еще лучше. Ты делаешь то, что считаешь правильным, и это оказывается правильным… Может, и правда, потому что в твоем мире другие правила и представления, до которых мы еще не доросли. А может, и нет. Наверное… даже наверняка многие думают так, как ты. Но разве делают все?

— Рош, да просто дело случая, что я могу что-то сделать.

— Ну да. Только не все, кто может, делают. Даже если думают так же, как ты.

— Откуда ты знаешь?

— Странницы. Насмотрелся уже. Они разве делают? А могут то же самое. Ну пусть и поменьше, но могут. Только не делают. Ничего. Даже по мелочи. Боятся. Ты тоже боишься, я знаю, но делаешь. Как начала с меня, так остановиться и не можешь. И знаешь, что еще хорошо, по-моему? Ты не пытаешься облагодетельствовать всех, понемножку помочь всем — ну удачи желаешь или хорошего урожая, а всерьез помогаешь немногим. Нам. Владыке. Родагу. Дарту. Ты выбираешь тех, кому хочешь помочь.

— Всем помочь невозможно.

— Именно. И придя к этой мысли, Странницы перестали помогать и немногим. Они даже силу свою контролируют, когда с мужчиной ложатся. Вот скажи, зачем вообще ложиться, если контролировать, а?

— Вот этого не знаю, — чистосердечно призналась Лена. — А ты все еще думаешь о том, что используешь меня?

— Нет.

— Ладно, я иначе сформулирую. Ты все еще думаешь, что так привязан ко мне только потому, что я даю тебе силу? Ага, молчишь…

— Лена, я…

— Вот теперь слушай меня внимательно, Рош Винор. Я знаю, что ты чувствуешь. Лучше, чем знаешь ты сам. Так вот — это не так. Я даю тебе силу, но ты мне ее возвращаешь. Это и есть наш океан.

Сине-серые глаза засияли. Шут ничего не сказал, просто обнял, прижал к плечу ее голову, даже в маковку, как обычно, не поцеловал, но сердце билось — Лена толчки чувствовала. Поверил. Наконец-то поверил — в себя. А Лена уж и не помнила, когда зародилась в ней эта убежденность. Шут сомневался по своей давней привычке сомневаться во всем, докапываться до истины и, хотя понимал, что попросту, без затей, Лену любит, искал еще какие-то объяснения. Этой вот их привязанности-связи. Этой невозможности быть врозь. Он рассказывал как-то, что Милит в припадке откровенности (после медовухи, естественно) говорил, что Лену, бесспорно, любит и забыть не может, да и не хочет, но понимает, что, разлучи их судьба, он бы приноровился жить без нее. Милит ей рассказывал о том же припадке откровенности у шута (после той же медовухи), что шут бы не приноровился бы. «Я не сумею без тебя», — вспомнила Лена слова Милита. А шут ничего такого вроде и не говорил. Но пробовал — без нее. И вернулся.

Редкие намеки насчет особости предназначения Лена пропускала мимо ушей. Она и так знала, что шут важен сам по себе. В конце концов в Зеркале перемен они отражались рядом. В конце концов не может Лена играть столь уж значительную роль, какую ей пытаются приписывать, — и именно в силу своей обыкновенности. Собственно, все, что она делала, она делала чужими руками: шута уводил с эшафота Маркус, эльфов впускал Родаг, вокруг Дарта сомкнули кольцо сильнейшие маги. Что она действительно может, это дать силу (энергию, магию, жизнь — как ни обзови), и для этого, по большому счету, необходимо только ее желание, а оно, оказывается, просто связано с ее собственными чувствами. Любит — и дает, при этом любить можно вовсе не как мужчину, а как брата, друга, отца родного (или прапрапрадедушку — количество «пра» даже уточнению не подлежит). Так что вероятнее всего, если уж и суждено им совершить некие великие деяния, то им, а не ей. А она уж добросовестно и со всем тщанием исполнит собственное предназначение: быть аккумулятором. Батарейкой «энерджайзер». Зарядным устройством. Общеукрепляющим средством. Дарующей жизнь. Поддерживать тех, кто по-настоящему может что-то сделать. Ярких и нестандартных.

Когда она, гордясь собой, сформулировала эту философскую систему шуту, он смеялся неприлично долго. Лена даже обижаться начала и отвернулась к реке, все еще мутной, грязной и бурной. Эльфы наладили уже переправу и усердно пахали землю на другом берегу. Лен будут сеять или что другое? И вообще, лен ли это? Она потрогала блузу под плащом. Шелк это плотный, а не лен. Гладкий и практически немнущийся. Помнится, когда-то у нее началась аллергия на синтетику, и она, поддавшись на уговоры и уверения продавщицы, купила платье, называемое льняным… Пришлось потом приятельнице отдавать практически бесплатно: от этого, с позволения сказать, льна, у нее чесалось вообще все тело.

Шут обнял ее за плечи.

— Не сердись. Я не над тобой смеялся. Над тем, что ты нас яркими личностями назвала. Ну, Гарвин — да, понятно. Но мы трое — ничуть не более яркие, чем ты. Мы такие же обыкновенные. Что во мне яркого-то, сама посуди? Такой же мирный обыватель, как ты говоришь. Ну, образован неплохо по местным понятиям. Книжек много прочитал. Но я даже не могу сказать, насколько меньше, чем ты.

— Какие там я книжки читала… — пробурчала Лена. — Чтоб я над философским трактатом мучилась…

— Какая разница? В любой книге что-то есть, — сообщил шут, не понимающий, что такое бульварная литература. — Не философия. Чье-то мнение. Пусть даже и глупое или неправильное. Сто таких мнений — и уже можно делать выводы… об ошибочности, например, и о том, что люди, придерживающиеся этого мнения, либо неумны, либо непорядочны, либо прикидываются, а раз их сто, то мнение это все же распространено, или кто-то хочет, чтобы оно было распространено, или, чем черт не шутит, оно имеет под собой какие-то основания… Все равно. Во мне нет ничего выдающегося, Лена. И в Маркусе нет. И в Милите. Вот Владыка — да, это личность яркая и заметная. Дарт — личность. Полукровка Брон — личность, а вот его брат Даг — не так чтоб особенно… Видишь, ты даже не возражаешь, потому что нечего. Ну, Милит великий маг, лучше всех умеет воевать… А вот нет войны — и все. Строитель. Маркус — разве что мечник лучше не придумаешь, но это не свойство личности. Это мастерство. Он Мастер клинка, а Кайл — Мастер амулета. Мы все думаем и поступаем… как все. То есть как не самые плохие, но и не самые хорошие. Я поумнее, Маркус похитрее, Милит посильнее. Вот и все. Тебя огорчает, что ты такая обыкновенная?