Наследница (СИ) - Белова Екатерина

Айрис — неприступная, как мраморная статуя. На Ясмин она взирала без страха, но с некоторым пренебрежением. Она ведь слышала, как Бересклет просит о помощи, но отвернулась, и теперь Ясмин знала почему. Айрис не считала ее Бересклетом.

Они вышли в сад к лодкам и теперь неловко топтались на луговом пятачке, не занятом цветами.

— Я вернусь уже после обеда, — со смехом сказал Абаль и к потрясению присутствующих чмокнул ее в нос.

Ясмин тут же встряхнулась, отодвинув пережитый ужас и боль, и с улыбкой подергала его за выпавшую из косы прядку. Она и забыла. Время в Чернотайе и в Варде течёт неравномерно. Как правило, группа, уходящая в Чернотайю, возвращалась часа через два, хотя могла пробыть там недели и месяцы. Случай, приключившийся с их группой, был исключением, и никто не мог сказать, с чем это было связано. Может, они нарушили временную петлю, проходя испытания, или попали в место, которое неверно коррелирует с часовым поясом Варды. Но как бы то ни было, Ясмин хотела расставить все точки над «и» прямо сейчас. Она достаточно долго бездействовала, собирая информацию. Пора сделать свой первый ход.

Она стряхнула липкий ужас перед собственным решением, перед Файоном, перед долгом. Но для уверенности взяла Абаля за край рукава. Даже забавно, как мелочи придают человеку сил.

— Айрис, — сказала она с улыбкой. — Ты можешь вернутся из Чернотайи с ростками Бересклета, но в моем доме для тебя не найдётся места.

Глава 19

С Айрис мгновенно слетела вся ее неприступность. Она растерянно моргнула, потом зачем-то оглянулась, словно за ее спиной стояла какая-то другая Айрис.

— Что ты говоришь, Ясмин? Я твоя… Мы дети Бересклета и наше предназначение в славить тотем, мы не должны ссориться по пустякам.

Ясмин, к сожалению, слабо интересовала слава Бересклета. Ей от него никакого толку. Мог бы быть — вот, например, вчера — но не было. С ней едва не случился пустяк. Она равнодушно пожала плечами.

— Мы будем славить тотем по отдельности, — без особой искренности сказала она.

Айрис нахмурилась, налилась клубничной краснотой, сжала в нить губы. Ясмин никогда не видела стадии гнева в такой наглядной последовательности, словно перед ней прокручивали слоу мо. От изящной белизны к бычьей ярости. Ясмин смотрела и очень хотела почувствовать удовлетворение, но чувствовала только приятное безразличие. Абаль обезболил эту ночь. Один только ночной рассказ тянул на антибиотик тяжелого типа. Не то чтобы спас, просто показал, что дно лежит намного ниже, чем отказ в помощи сестре.

— Мой отец дал тебе имя, чтобы ты открыла дорогу детям Бересклета! — глухо сказала Айрис. — Ты не должна вмешивать сюда личные мотивы!

Ясмин улыбнулась. А какие мотивы она должна вмешивать?

— Я полагала… — не дождавшись ответа, снова начала Айрис, но Ясмин ее перебила:

— Ты полагала, что я расчищу дорогу Бересклету, а после самоуничтожусь, чтобы не портить благородный тотем мутной кровью. Но, понимаешься Айрис, что мое, то мое. И все это, — Ясмин безразлично крутанула кистью руки, пытаясь обозначить, как многое здесь принадлежит ей, — мое.

— Никто бы не стал бы выгонять тебя из дома, — раздраженно буркнула Айрис, и Ясмин даже брови подняла от удивления. Звучало это, как милостивое разрешение, адресованное прислуге. — Что за преувеличение! Но ты выполняешь долг перед тотемом, ты связана кровной клятвой с каждым из Бересклетов, поэтому и твоё имущество принадлежит всему тотему. Ведь когда-то и ты жила в доме Бересклета, не принадлежа к нему полностью.

Это было грубо. Заявить о чьей-либо незаконнорождённости в Варде было сродни преступлению. Преступлению самого незаконнорожденного, разумеется. Милая Айрис начала играть по-крупному, и Ясмин сладко улыбнулась. Это было очень хорошо. Это значило, что у Айрис нет других козырей.

— Я выполню свой долг перед Бересклетом, — заявила она сахарным голосом Ясмин. — Но перед тобой, Айрис, у меня нет долга.

Айрис покраснела от смущения или может быть от ярости. Но и виноватой она себя не чувствовала. Она искренне считала, что именно так Ясмин и надлежит поступить — отдать и исчезнуть, отработать, наконец, свою незаконнорождённость. Вполне в духе старых родов, которые рассматривали семью, как ресурс.

— Отец не простит тебя. Если это из-за мастера Взрыва, то с твоей стороны просто низко пользоваться такими уловками, чтобы избавиться от моего присутствия.

Верн с недоумением уставился на Айрис.

— Какими уловками, — уточнил он. — Я тут при чем?

— Что значит при чем? — так же растерялась Айрис. — Ты же… Вы говорили, что… То, что обычно говорят невестам. Я подумала… Я решила, что только из-за Ясмин ты не просишь о помолвке.

Верн выглядел человеком, который очнулся от долгого сна, а ему предъявляют кучу векселей, просроченных акций, и какие-то люди, которых он впервые видит, требуют не то уплаты, не то прилюдного бичевания. Он с недоумением оглянулся.

— Какая, милостивые лилии, помолвка! — с ужасом открестился Верн. Он испуганно шагнул к Ясмин, едва не оттолкнув Айрис, которая оказалась у него на пути. — Ясмин, я дурак, я же просто дурак, я всем это говорю.

Абаль плавно скользнул между ним и Ясмин.

— Не всем, — заметил он. — Я вот впервые слышу, как ты признаешься в дурости.

Верн тут же отмахнулся.

— Да не в этом, ты же знаешь, о чем я. Я всем девчонкам говорю одно и то же, и почему госпожа Айрис решила, что это помолвочная речь, я не знаю. Откуда она вытащила это? Из тьмы веков? Ну, может, назвал ее пару раз милой или похвалил ее вкус на составление икебан. Я просто хотел иметь хорошие отношения с сестрой своего друга. Я, гниль разэтакая, просто старался быть приятным собеседником!

— И немножко собирать у этого собеседника информации о хорошем друге, — тихо заметил Хрисанф.

— Айрис, — Ясмин устало потёрла лоб. От любых разборок у неё начиналась мигрень и снижался жизненный тонус. — Возможно, ты не в курсе, но мастер Взрыва был помолвлен до недавнего момента, а сейчас его ждёт два года траура и хорошо если не судебное преследование. А ты, Верн… — она повернулась к нему и тут же ощутила печаль. — Поступил очень глупо.

— Но этого не может быть, не может, — забормотала Айрис. — Есть правила, которые должно соблюдать, слова, которыми не должно разбрасываться. Этого не может быть…

Верн безразлично отвернулся от ее склоненной белокурой головки, следом отвернулась Ясмин.

На несколько секунд она остановилась. Задумалась. Здесь она ступала на скользкий путь, который очень тесно лежал к пути Абаля. Но Верн был ее другом, вот в чем дело. Она успела оценить его, успела привязаться к нему такому — капризному, неуверенному, злому и одновременно ранимому. Он оставался таким даже сейчас, когда она понимала, что он натворил.

Это будет ее второй ход. Она не могла говорить открыто, но не сомневалась, что Верн ее поймёт.

— Я думаю, тебе не станет легче Верн, — сказала Ясмин с тяжёлым сердцем. — Ты ищешь покоя во мне или в моей сестре, или, — она мельком взглянула на Абаля, — в ком-то ещё, но ты ищешь не там. Не знаю, куда делся запас твоего собственного покоя, но снаружи ты его точно не найдёшь. Нельзя исправить уже сделанное. Но, наверное, можно жить дальше с учётом этого… обстоятельства.

С учётом смерти Малики. С учётом ее убийства. Ясмин плохо представляла, что случилось, но люди, подобные Верну, убивают в приступе кратковременной ярости, а после просят о помощи того, кто не может не помочь. Например, брата, который завязан на клятву тотему Спиреи и будет покрывать убийцу ценой собственной жизни. Это не сложно, если в твоём распоряжении все военное ведомство.

— Если довести человека до отчаяния, он будет защищаться, — Ясмин не ожидала, что Верн ответит, но он ответил.

С легкой прохладцей, как уставший джентельмен, вынужденный объяснять очевидное. Уставший, но очень настойчивый джентельмен. Абаль сжал руку Ясмин чуть сильнее, но у неё не было сейчас сил ответить тем же. Она вытаскивает их обоих. И она их вытащит. Абаля из-под клятвы, себя из под обломков двух сломанных жизней — своей и Ясмин.