Как поссорились Apple и Google и, затеяв войну, начали революцию - Фред Фогельштейн

За период с 1840 по 1850 год изобретателям выдали еще не менее семи патентов на такие устройства, но мало какие из них получили коммерческий успех. Зингер вывел свою машинку на рынок в 1850 году лишь после того, как внимательно понаблюдал за поражениями конкурентов. Преимущество его машинки состояло в наличии педали, позволявшей перемещать ткань через всю машину атомическим способом и делать до 900 стежков в минуту. Средняя швея в то время могла сделать за ту же минуту лишь около 40 стежков.

Зингер и Хау жестоко сражались в течение следующего десятилетия. Успех Зингера разгневал Хау, по мнению которого, конкурент лишь улучшил его идеи, не изобретя ничего нового. Это обвинение не особенно взволновало Зингера. По словам Адама Моссоффа, преподавателя права и вопросов интеллектуальной собственности в Университете Джорджа Мейсона, приведенным в его работе «The Rise and Fall of the First American Patent Thicket: The Sewing Machine War of the 1850s» («Взлет и падение первого американского патентного тупика, или Война швейных машинок в 1850-е годы»), Зингер произнес знаменитую фразу о том, что он заинтересован в деньгах, а не в изобретении. Когда Хау пришел в магазин Зингера в Нью-Йорке и потребовал уплаты роялти, тот отказал ему и даже пригрозил спустить с лестницы. «Зингер был вспыльчивым человеком, жившим крайне интересной жизнью. Многоженец, он под разными именами заключил брак с пятью женщинами, а также стал отцом как минимум 18 внебрачных детей. Он обладал ужасным характером и часто терроризировал членов своей семьи и партнеров по бизнесу», – писал о нем Моссофф.

К середине 1850-х годов фирма I. M. Singer & Co. была втянута в 20 различных судебных разбирательств в Соединенных Штатах – в одних выступая в роли ответчика, а в других преследуя своих основных конкурентов. Хау выиграл несколько первых исков, но это лишь побудило Зингера сражаться еще упорнее. Битвы прекратились только после того, как различным производителям швейных машинок стало ясно, что они произвели революцию на одном из крупнейших рынков в мире – на рынке одежды. Это позволило наладить массовый выпуск вещей, которые могли продаваться в несколько раз дешевле прежнего. Это привело к значительному увеличению спроса на одежду, что, в свою очередь, повлекло за собой дальнейший рост спроса на швейные машинки.

Именно такое решение многие ассоциируют с решением Apple, позволившим выйти из сложившегося патентного тупика. Боровшиеся между собой компании Зингера, Хау и двух других производителей решили отложить разногласия в сторону и создали первый патентный пул в Америке. Группа, получившая название Sewing Machine Combination, согласилась с тем, что все участники получают равный доступ к технологии, необходимой для создания основы для швейной машинки, а затем сформулировала условия для заключения следок по перекрестному лицензированию (это позволило компаниям специализироваться и конкурировать друг с другом).

Сходства между патентными битвами между Зингером и Хау, с одной стороны, и нынешними войнами смартфонов – с другой, не могут не поражать. Конечно, мы подвержены искушению считать, что у нынешних войн есть своя особенность, связанная с тем, что понять суть тех или иных программ гораздо сложнее. Однако судьям, USPTO и жюри во все времена было сложно разбираться с сутью технологий. В 1912 году судья Лернд Хэнд изучал патентное разбирательство в биомедицинской области. Суть спора заключалась в том, возможно ли запатентовать адреналин. Судья постановил, что да, возможно, однако задался вопросом, почему ему вообще пришлось заниматься этим делом. «Нельзя не обратить внимания на то, что в законе содержится довольно странная норма, при которой человек, не имеющих никаких знаний в области химии, должен принимать решения по подобным вопросам. И в данном случае затраты времени, необходимые для того, чтобы уяснить суть вопроса, – это лишь наименьшее из зол. В действительности проанализировать все факты, имеющие отношение к делу, способен лишь опытный химик».

Отличие патентов на программные продукты в наши дни состоит в том, что, несмотря на 230 лет попыток, юридические прецеденты, определяющие хороший или плохой патент, так и остаются спорными.[120] В первые дни компьютерной индустрии ответ на этот вопрос был прост: программы не являются объектом патентной защиты. Они не рассматривались как продукт, отдельный от самого компьютера. Судьи не предполагали, что программы способны на что-то большее, кроме того, как приказать устройству быстрее производить математические расчеты. А математика как часть природы не может быть объектом патентной защиты.

Однако к 1981 году, после того как персональные компьютеры стали все чаще использоваться в бизнесе и появилась целая отрасль предпринимателей, создающих программы, Верховный суд США изменил порядок вещей после рассмотрения дела Diamond против Diehr.[121] По его итогам был получен патент на компьютерную программу, рассчитывавшую оптимальный способ вулканизации резины. Суд постановил, что программа есть нечто большее, нежели набор математических уравнений. Это был уникальный процесс. У патента на вулканизацию резины без применения компьютерных технологий уже много лет как истек срок давности. Однако добавление компьютерной программы создало новый уникальный способ действий, патентование которого стало возможным.

Данное решение сыграло критически важную роль для предпринимателей из Кремниевой долины в 1990-х годах. До этого момента программные продукты защищались лишь с помощью законов об авторском праве, поскольку суды отказывались принимать решение об их патентовании. По мнению юристов, написание программ представляло собой такой же творческий процесс, как создание книг или музыки, потому и защищать его нужно было сходным образом. В английском языке буквы используются для того, чтобы образовывать слова и выражать идеи. В языке музыки ноты используются для того, чтобы сообщить музыкантам, какие именно звуки нужно воспроизводить на их инструментах. А программные коды создаются на компьютерном языке и говорят устройствам, что нужно делать.

Однако созданная компанией Borland в 1987 году программа по работе с электронными таблицами Quattro раздвинула границы применения авторского права в области программирования и даже сделала его неуместным.[122] В те времена имелось немало программ по работе с электронными таблицами для персональных компьютеров, наиболее успешной и доминирующей из которых была Lotus 1–2–3. Borland в попытке упростить использование продукта скопировала названия и иерархию меню Lotus. Создатели программы не хотели, чтобы потребители оказывались в замешательстве при переключении между Lotus и Quattro. Однако при этом последняя не использовала программного кода Lotus, а лишь предлагала «интерфейс эмуляции Lotus», позволявший переключаться между форматами Quattro и Lotus.

Lotus подала в суд, заявив, что система меню была защищена законом об авторском праве. Однако, к удивлению всей Кремниевой долины, она проиграла. «Во многих отношениях иерархию команд в меню Lotus можно сравнить с кнопками, использующимися, скажем, для контроля видеоплеера (VCR), – сказал судья Норман Стал из федерального апелляционного суда первой инстанции в Нью-Гемпшире в 1995 году. – VCR – это устройство, позволяющее пользователю просматривать и записывать видеокассеты. Им управляют с помощью нажатия на кнопки, обычно называемые “Запись”, “Воспроизведение”, “Перемотка вперед”, “Перемотка назад”, “Пауза” и “Стоп”. И порядок кнопок и названия еще не превращают их в объект литературного труда или выражение абстрактного метода управления VCR. Вместо этого сами кнопки становятся методом управления VCR».

Последствия решения оказались огромными. Из-за него могли бы, к примеру, быть отозваны иски Apple против Microsoft, продолжившиеся и в 1990-е годы (даже после того как Джобс оставил компанию). Не имея никакого другого инструмента для защиты создаваемого предпринимателями, юристы обратились к делу Diamond против Diehr и принялись использовать патенты в качестве средства защиты.

Однако патентование программных продуктов оказалось лишь немногим более эффективным, чем авторское право. Первая большая проблема была технологической: к примеру, база данных патентного ведомства позволяет производить поиск, однако этот поиск не такой сложный, как у Google. Поисковая машина Google не только находит строго то, что вы ищете, но и близкие вещи, предлагаемые вам на основании вашей истории поисков. Слишком простая система поиска означает, что, когда патентное ведомство пытается обнаружить ранее выданные патенты на идею, оно часто упускает из виду важную информацию.

За два года до того, как Apple начала работать над iPhone – в 2003-м, – компания под названием Neonode получала патент на возможность активации наладонника путем перемещения пальца по экрану.[123] Позднее Apple получила патент на ту же самую технологию, известную многим под названием свойства «slide to unlock» на iPhone и iPad. Патентное ведомство не знало, что уже выпустило патент, поскольку Apple и Neonode описывали одно и то же поведение пользователя немного по-разному. Патент Neonode называл процесс словами «движение объекта по чувствительной зоне слева направо», а не словами «slide to unlock» («провести для разблокировки»). Хотя патент Apple и был заморожен в Европе, он сохраняет свое действие в Соединенных Штатах. По мнению Apple, оба патента (как ее, так и Neonode) описывали различные вещи. «Юристы Apple заявляли, что в чужой патентной заявке не было описано последовательное движение пальца, – рассказывал экономист из Бостонского университета Джеймс Бессен на конференции по патентной реформе, проходившей в Санта-Кларе. – Мы погружаемся в мир терминов, словесных игр. Суды и специалисты по патентным заявкам занимаются лишь тем, что играют в такие игры».