О чём речь - Ирина Левонтина

Так вот, вернемся к личинкам. Словари обычно подают личинки как неодушевленные:

Стадия развития некоторых животных организмов (червей, насекомых, рыб и т. п.), на которой организм уже освободился от зародышевых оболочек, но отличается по виду и строению от окончательно сформировавшегося животного; животный организм на этой стадии. Личинки майского жука. Уничтожать личинки насекомых-вредителей.

Как мы видим, винительный здесь совпал с именительным. У Зализняка допускается и одушевленность, и неодушевленность. В речи тоже по-разному, но чаще личинка используется как неодушевленное существительное:

Но смерть к нам всего ближе, ближе даже, чем воздух, она откладывает личинки в поры нашей кожи, и мы, в сущности, сражаемся с жизнью на ее территории (И. Полянская. Прохождение тени, 1996).

Специальной суспензией опрыскивают хлопчатник, сады, а порошком зелени обрабатывают водоемы, чтобы уничтожить личинки малярийного комара (Из писем в редакцию // Химия и жизнь. 1970).

Мы, правда, не знаем, сколько лет будет действовать такая маленькая доза: чтобы уничтожить личинки на три года вперед, понадобилось 700–1000 г на гектар (Л. Тимофеева. Можно ли искоренить гнус? // Химия и жизнь. 1969).

Но есть и одушевленные употребления:

Обнаружив личинок в норах, Латышев, естественно, предположил, что хозяева нор и есть те постоянные носители инфекции, которых он искал целых два года (Ю. Дубровский. Компас эпидемиолога // Химия и жизнь. 1967).

Здесь, как и в примере, с которого я начала, личинки – это такие как бы существа. Вспоминаю, как один знакомый биолог, когда при нем кто-то попробовал сырое тесто, сказал с отвращением: «Как можно есть живых дрожжей!» Так что тут все дело во взгляде на вещи.

Чувствительность

Хорошо, что вокруг есть умные и наблюдательные люди. А то ведь мир так многообразен, что наблюдательности одного отдельно взятого человека совершенно недостаточно. Это я о том, что филолог и литератор Ольга Кушлина поделилась со мной следующим поразительным наблюдением. Сейчас мы то и дело слышим о защите религиозных чувств верующих (www.rg.ru/2013/06/30/zashita-site-dok.html), при этом защитники чувств подчеркивают, что, мол, так было и в России, которую мы потеряли. Между тем тут есть одна тонкость лингвистического свойства. В дореволюционной России бытовала преимущественно формулировка: оскорбление религиозного чувства – в единственном числе. Так, у Брокгауза и Ефрона читаем:

СВЯТОТАТСТВО <…> – имущественное посягательство, направленное на священные или освященные предметы, заключает в себе два момента: ко рыстную цель <…> и оскорбление религиозного чувства верующих.

Сейчас же резко преобладает форма множественного числа – религиозные чувства. Обращение к Национальному корпусу русского языка показывает, что статистически это изменение прослеживается абсолютно четко.

Категория числа у существительных устроена весьма нетривиально. Это толь ко в самых простых случаях формы единственного и множественного числа со относятся как один – более одного (стул – стулья). В иных же случаях все не так очевидно. Если речь идет не о легко считаемых предметах, то может иметься только одна числовая форма, все равно какая. Например, сметана всегда в форме единственного числа, а сливки – множественного. Но разницы, в общем-то, никакой. Да в диалектах часто можно услышать не сливки, а сливок – в единственном числе.

Или, скажем, неприятность и неприятности скорее всего различаются не тем, что неприятность одна, а неприятностей непременно много. Дело в другом: если сказать «У меня неприятность», собеседник будет смотреть на вас выжидательно, готовый сочувственно выслушать рассказ о ваших злоключениях. Если же сказать: «У меня неприятности», то продолжение уже не обязательно. Человек может таким образом просто пояснять, почему опоздал на работу или не пойдет на банкет. И с другой стороны, продолжением фразы «У меня не приятности» может служить и указание всего на одну неприятность, а не толь ко на целый перечень. «У меня неприятности: компьютер сломался». Просто не приятность здесь – это что-то конкретное, неприятности же – нечто неопределенное. Или вот сравним фразы: «Какой у тебя план?» и «Какие у тебя планы?» Если я спрашиваю «Какой у тебя план?», я исхожу из того, что у собеседника есть в голове последовательность предполагаемых действий, и хочу выяснить, что это за последовательность. Если же я спрашиваю «Какие у тебя планы?», я интересуюсь видами собеседника на будущее в самом общем виде, никаких предвари тельных гипотез у меня нет: «Какие у тебя планы? Может, сходим куда-нибудь?»

Теперь вернемся к религиозным чувствам. Многим людям эта формулировка кажется немного странной: сколько, мол, религиозных чувств у человека? Не которые даже говорят, что защита религиозных чувств – это как защита честей и достоинств. Однако множественное число чувства выражает здесь не идею множественности, а скорее идею неопределенности, как в примерах с не приятностями и планами. Грубо говоря, оскорбить религиозное чувство – значит оскорбить человека в его вере. Точнее, религиозное чувство – это не со всем вера, а эмоциональное переживание веры или эмоциональная составляющая веры. Если же говорится, что человек оскорблен в религиозных чувствах (во множественном числе), это может указывать на очень широкий и неопределенный спектр эмоций. Например, человеку помешали испытывать умиление или усомнились в его моральном превосходстве над иноверцами. Или, скажем, поколебали его вековые предрассудки и суеверия, которые, может, он и не так уж сильно переживал, но которые придавали его жизни простоту и устойчивость.

Вот, например, что пишет нам философ Владимир Соловьев о религиозном чувстве:

Если там, среди представителей просвещения, остаток религиозно го чувства заставлял его бледнеть от богохульств передового литератора, то тут, в мертвом доме, это чувство должно было воскреснуть и обновиться под впе чатлением смиренной и благочестивой веры каторжников (В. С. Соловьев. Три речи в память Достоевского, 1881–1883).

Весьма показательная история с религиозным чувством произошла в России в начале прошлого века. Великий князь Константин Константинович Романов был, как известно, литератором, подписывавшим свои сочинения К. Р. И вот его драма «Царь иудейский» была запрещена к представлению на театре. По этому поводу есть совершенно замечательное письмо архиепископа Сергия (Страгородского) от 28 июля 1912 года (Одинцов М. И. Русские патриархи ХХ века. Судьбы Отечества и Церкви на страницах архивных документов, 1999). Автор пишет:

Вашему Императорскому Высочеству благоугодно было почтить меня письмом по вопросу о разрешении к сценической постановке драмы «Царь Иудейский».

Святейший Синод обсудил этот вопрос, пришел к заключению, что драма <…> излагает события, которых она касается, с соблю дением верности евангельскому повествованию и, проникнутая благоговейною настроенностью, может вызвать в душе верующего <…> много высоких, чистых переживаний, способных укрепить его веру и любовь к Пострадавшему за спасение мира.

Далее говорится о том, что в виде театральной постановки драма произведет на душу зрителя еще более благотворное влияние, однако на много большим будет вред, ибо драма,

отданная на современные театральные подмостки <…> утратит свой возвышенный, духовный характер, превратившись в обычное театральное лицедейство, при котором главный интерес не в содер жании, а в том, насколько искусно играет тот или другой актер. Но если религи озное чувство оскорбляется так называемым театральным чтением и пением в церкви, то тем более оно должно будет возмущаться, когда наивысший предмет его благоговения сделается Материалом для сценических опытов заведомых профессиональных лицедеев.

И далее есть еще примечательная формулиров ка: «щадя религиозную совесть зрителя».

Какой бы странной ни казалась эта логика многим современным людям, особенно с детства привыкшим к прекрасной рок-опере Jesus Christ Superstar и выросшим с ее гениальными мелодиями, но, по крайней мере, здесь вполне ясно изложено, каким именно образом пострадает религиозное чувство: зритель будет развлекаться, отвлекаться, собствен но религиозное переживание будет перебиваться переживанием эстетическим.