Тень луны - Александр Трапезников

И пошел к двери.

Серж отыскался в пивном баре «Саяны» — его излюбленном месте, где он коротал время с Петро и Длинным за уставленным графинами столом и грудой креветок. Очевидно, он уже в который раз рассказывал одну и ту же историю, не только друзьям, но и молчаливым креветкам, а увидев идущих к столику Игоря и Диму, вновь начал:

— А Мишель-то оказался прав! Нет, вы знаете что случилось?

— Ну что? — спросил Игорь, пододвигая стул.

— И это накануне свадьбы! Прав Мишка, вот гад. Имитатор хренов. Уважаю. Извинюсь перед ним. Решил я, значит, вчера вечером немножко гульнуть. Устроить этакий мальчишник.

— Прощание с холостяцкой жизнью, — подсказал Петро.

— И поехали к Крючку, приятелю своему из Реутова, — продолжил Серж, залпом осушая полграфина. — Все нормально. Сидим мы вчетвером в сауне, потеем. То-се, водочка, бассейн. Я умиляюсь — скоро стану совсем другим человеком. Начинается жизнь новая. Ладно. А чего-то не хватает. Сами понимаете. Крючок предлагает: девочек, что ли, вызвать? А чего?

— Пуркуа па? — блеснул эрудицией Длинный. — Слушайте дальше.

— Я, конечно, не возражаю. Крючок говорит: есть у меня одна, на примете, баба-класс, со всеми четырьмя управится. Никто не возражает. Звонит по сотовому, ждем. Сидим в простынях, как римляне, привратник нам орешки щелкает. Проходит время. Я им про свою будущую жену толкую, какая она умница и раскрасавица. Как пошла по дороге светлой, свернув с темной. Слезу пускаю.

— Это на вас не похоже, Сергей Данилович, — вежливо произнес Дима.

— Ну не слезу, а разморило меня. Дверь в предбаннике хлопает, приехала класс-баба. Входит к нам в обнаженном виде.

— Можешь не продолжать, — сказал Игорь.

— Нет, вы картину Репина «Не ждали» помните? Или «Здравствуйте я ваша тетя» смотрели? Кого же я вижу перед собой? Ларису, свою непорочную невесту. Которая мне клялась и божилась. Мать твою!

Серж осушил еще полграфина, но пыл его, очевидно, уже давно угас. Сейчас доносились лишь отголоски эха.

— А может, она тоже себе мальчишник решила устроить, на прощанье? спросил Игорь. — Что же потом?

— Выбил я ей два зуба — на память, и уехал. Свадьбе конец, — закончил Серж, вздохнув как Аякс, перебивший стадо свиней и неожиданно прозревший.

— Грустная история, но Мишель тебя предупреждал, — заметил Петро. — Не вяжись с блудницей.

— А ты знаешь, как их отличить — блудницу от порядочной женщины? спросил Игорь. — Это еще вопрос вопросов. Печать в паспорте не ставят. Где кстати он?

— С утра разыскиваем, — сказал Серж. — Пропал куда-то. И Большакова нет.

— Поехали искать вместе, произнес Кононов, прекращая застолье.

Выяснилось все вечером. Еще в шестом часу Большаков сбросил на пейджер Игоря информацию: «Мы в „Домике“, срочно.» Сигнал был тревожный, Геннадий не должен был привозить туда Мишеля — значит, случилось действительно что-то из ряда вон выходящее. «БМВ» Кононова со всеми ребятами рванул туда, за город. А там, кроме Большакова их встретил еще и Денис, с осунувшимся лицом, в испачканной кровью рубашке, закатанной по локоть. Он приехал за час до них, со всеми своими инструментами, но, похоже, уже ничего не мог сделать, Мишель лежал наверху, в постели Алика, бледнее той простыни, которой был укрыт. Она тоже была измазана кровью. После обезболивающего укола он еще находился без сознания. Но все выглядело сквернее некуда. Пробоина серьезная, можно надеяться лишь на чудо. Так объяснил Денис. Он говорил отрывисто, шепотом.

— Проникающее ранение, пуля задела селезенку… ничего нельзя сделать, ничего… оперировать слишком поздно и… бесполезно. Да выйдите вы все отсюда!

Ребята толпились возле постели, с напряжением всматриваясь в заострившееся лицо Мишеля. Тот дышал тяжело, прерывисто, на лбу проступали крупные капли пота. Игорь повел всех вниз, рядом с Мишелем остался один Денис.

— Чего он бронежилет не одел? — бормотал Геннадий.

— Что произошло? — встряхнул его Хмурый.

— Знаю только то, что мне сказал Мишель. Когда смог до меня доехать, ответил тот. — Выходит так: единолично копал про то, как от нас «Кратер» уплыл. И выяснил, что за всем этим стоит Бершунский. С его подачи шли все эти акции. Потому и прятался. А сейчас, вроде, все документы переведены на него, на Бершунского. Он — владелец.

— Чушь! — усмехнулся Игорь. — Бершунский пешка. Подставная фигура, даже если это так. За ним другие стоят. Покруче. Почему он мне ничего не сказал?

— А ты спроси его? Потому. Потому что ты отказался что-либо предпринимать. И нас всех отвел в сторону.

— Верно, — вставил Серж. — Мне тоже непонятно, почему нельзя было побороться?

— А Мишель, видимо, решил отомстить, — продолжил Большаков. — Он парень горячий. Артист.

— «Артист», — согласился Кононов. — Башка дурья. Что он натворил?

— Насколько я понял: вычислил, где скрывается Бершунский. Поехал к нему на квартиру. Уложил охранника. Выпустил в администратора всю обойму из «ТТ». А охранник то ли жив остался, но пустил пулю вдогонку Мишель — вниз, дошел до машины, добрался до меня. В больницу везти нельзя, я привез его сюда, в «Домик». Сразу вызвал Дениса. Вот и все.

— Вот и все, — повторил Игорь, сосредоточившись. Мишель, Мишель… Ну какого дьявола устраивать эту самодеятельность?

— Глухо дело, — произнес Серж. — Что же такое происходит?

Игорь не знал, что ему ответить. Не знал, как теперь объяснить то, что рассказал ему Роман Корочкин. И стоит ли объяснять это ребятам? Даже если Мишель выживет. Здесь скрестились такие несовместимые понятия, как дружба и предательство. Могут ли они вообще ужиться в одном человеке? Наверное, могут. Таким и создал Бог человека. Способным класть одну руку в огонь, а другую в адский холод. Потому и человек, а не истукан без сердца. Мишель, Мишель… Артист, имитатор. Умеющий говорить чужим голосом. Почему он раньше не догадался, что это был именно Мишель? А что бы тогда было? Убил бы? И на этот вопрос, заданный себе, Кононов не смог ответить.

— Игорь? — позвал Денис, спускаясь по лестнице. — Иди, он зовет тебя.

Мишель лежал с открытыми глазами и пробовал улыбнуться. Нет, не было в этих глазах страха смерти, лишь какой-то отчаянно-безумный вызов. Кому? Игорю пришлось наклониться, чтобы услышать то, что он хотел сказать.

— Видишь… как все вышло, — слабо прошептал Мишель. — Полный облом… Лежу тут… как курица… для супа…

— Зачем ты это сделал? — произнес Игорь.

— За… тебя. Разве… непонятно?

— Я не об этом. Тогда, со Стасом?

Губы Мишеля скривились. Он закрыл глаза, потом вновь открыл. Видно, собирался с силами.

— Тоже… ради тебя. Можешь не верить…

— Нет, просто не понимаю. Зачем? Зачем связался с Мовладом и устроил Стасу западню? — Игорь старался говорить ровно, но его все сильнее охватывала дрожь, готовая прорваться с невероятной мощью. Нельзя, надо успокоиться.

— Я сделал это ради тебя, — повторил Мишель, а голос его неожиданно окреп, будто он скопил напоследок всю энергию. — Ты. Ты должен был быть лидером. Думаешь, меня интересовали вонючие деньги? Я в тебя верил, а не в него. Ясно? Как еще? Надо жертвовать.

— Да, приходится жертвовать. Но не так, — произнес Игорь.

— Может быть. Может быть, я ошибался. Теперь уже не важно. Прости.

— Да, ты ошибался.

Голос Мишеля вновь стал слабеть, словно он уже уходил от него, становился прозрачным, готовый раствориться в небытие.

— А… весело мы жили… — пробормотал он, нащупав руку Игоря и пожимая пальцы. — Гордо…

— Не только весело, — отозвался Кононов. — Не думай сейчас об этом. Спи. Мы постараемся тебя вытащить.

— А я и не думаю… — это были его последние слова. Больше он ничего не произнес, продолжая смотреть в какую-то только одному ему видимую даль.

Игорь еще долго сидел на постели, опустив голову, потом тяжело поднялся, сошел вниз. Денис, Большаков, Серж, Петро, Длинный, Дима, все они молча смотрели на него, ожидая, что скажет. Но он лишь махнул рукой и прошел мимо, вырвавшись в ноябрьскую стынь.

Мишеля похоронили на Востряковском кладбище, в одном ряду с могилой Стаса. Не следовало бы этого делать, но как объяснишь оставшимся? И так все шло кувырком, через колено. «Будь прост, как голубь и мудр, как змей», вспомнил Игорь слова-наказ Стаса. Можно водить за нос «органы», но своих? Не хотелось сейчас ни о чем думать. Как и Мишелю, перед самой кончиной. Но почему мы создаем себе врагов на ровном месте, а преданных друзей не замечаем? Что есть друг и что есть враг? Где грань между ними? Хорошо Сабурову, он уже отвоевался, отбомбился по целям. Но тоже ищет себя в новой, мирной жизни. А как быть с Мовладом, с Литовским? Простить им смерть Стаса, Флинта? Нельзя. Так можно прощать до бесконечности. Из призванного воина превратиться в созерцателя, комментатора событий, жизнеописателя творящихся вокруг беззаконий, а после, под лучами весеннего солнца, и вовсе растаять, как та Снегурочка, не умеющая ни любить, ни ненавидеть.