Номер 11 - Джонатан Коу

Истекая слюной, гости взялись на вилки, им не терпелось проверить, оправдают ли закуски органолептические ожидания, спровоцированные их описанием.

– Какие-либо вопросы, прежде чем вы начнете?

– Э-эмм… пондзу, – сказал ведущий ток-шоу, – что это, собственно, такое?

– Пондзу, сэр, – ответил Дориан, – это японский коричневый соус на основе цитрусовых. Кулинарной редкостью его не назовешь. Уверен, вы уже не раз его пробовали. В буквальном переводе «пондзу» означает «уксусный удар кулаком».

– Спасибо.

– У меня тоже есть вопрос, – сказал Райан Кверки. – Некоторые виды устриц действуют как афродизиак. Устрицы с Кумамото обладают тем же свойством?

– Сэр, – ответил Дориан, – и даже более ярко выраженным.

Гости приступили к еде. И Натан заметил, что Люсинда не притронулась к устрицам, отодвинув их на край тарелки.

Между горячим и десертом Жозефина вышла из-за стола «перекурить», как она сказала, извиняясь перед сотрапезниками, хотя на самом деле у нее просто не было сил терпеть эту несносную Хельке. На Столетней площади веяло холодом, изо рта Жозефины вырывался пар, пока она рылась в сумочке в поисках сигарет, а затем еще дольше искала зажигалку, но так и не нашла.

– Бля! – громко выругалась она.

– Нечем прикурить? – раздался голос, и от стены отделилась тень.

Это была Селена, официантка, выскочившая затянуться разок-другой в свободную минуту.

– О, спасибо. Вы так любезны, – сказала Жозефина, хотя особой благодарности не испытывала, досада и раздражение на всех и вся брали верх.

– Нет проблем. – Селена протянула ей дымящийся кончик своей сигареты. – Зябко, да?

– Ну чего еще ожидать от морозного севера?

Селена улыбнулась, но тему погоды продолжать не стала:

– Вам нравится, как они все устроили на церемонии?

– Наверняка они старались как могли. По крайней мере, говорящие меню – неплохая выдумка.

– И отличная возможность подработать для многих безработных актеров, это точно.

Жозефина не имела ни малейшего желания вступать в разговор с этой девицей. Вечер, изначально не предвещавший никаких неприятностей, кроме томительной скуки, потихоньку превращался в кошмар. Она смотрела на незнакомый городской пейзаж, на непрерывный транспортный поток на Брод-стрит, то замиравший, то вздрагивавший на светофорах, на подростков в дешевых шмотках, что группками прохаживались мимо библиотеки с угрожающим видом (так ей казалось), и кляла оргкомитет за то, что они притащили ее сюда. Бирмингем! Да о чем они думали? О’кей, само здание классное, но провести почти сутки в какой-то дыре, с этим убожеством вокруг только ради модной архитектуры? Утром за завтраком она непременно переговорит с организаторами со всей откровенностью.

– Днем здесь очередь стояла из желающих получить работу, – продолжила Селена. – Мне повезло.

– М-м, – промычала Жозефина, не слушая.

– Моя подружка тоже была в этой очереди. Но ее не взяли.

– Надо же.

– Ужасно жалко. Она так надеялась, ведь здесь столько людей искусства собралось, и был шанс завести полезное знакомство.

– Угу.

– Вы пишете в газеты, да?

– Кто вам сказал?

– Одна девушка на кухне. Если честно, в последнее время я газет не читаю. Они вгоняют в депрессию.

– Да, но об искусстве я не пишу и никого не протежирую, так что вы зря теряете время.

– Ладно, как скажете. – Селена замолчала, но ненадолго. – Хотя она реально талантлива.

– Кто, простите?

– Моя подружка. Она рисует портреты. Бездомных по большей части.

– Как это необычно… достойно ее таланта.

– Слушайте, вы, кажется, меня неправильно поняли. Моя подруга не нуждается в помощи. Она знает, что ее профессия требует упорства. И если ей разок-другой дадут от ворот поворот, она это переживет.

– Прекрасно, беседа с вами – как глоток свежего воздуха. А теперь прощайте.

– Она сильная, моя Элисон. Очень сильная. Еще бы, учитывая, через что ей пришлось пройти.

– Рада слышать. Но мне пора…

– Например, у нее только одна нога. Много вы видели художников-инвалидов?

– Здорово. Похоже, она настоящий боец. – Жозефина переступила порог библиотеки, когда внезапно до нее дошел смысл того, что она только что услышала. Она резко повернула назад: – Что вы сейчас сказали?

– Сказала, что она сильный человек.

– Нет, не то.

– И реально талантлива.

– У нее одна нога, так?

Селена заметила перемену в Жозефине и медленно кивнула:

– Да, а что?

Жозефина подошла к ней поближе:

– И она – ваша… подружка?

– Точно.

– Подружка в смысле… как бы… то есть у вас с ней отношения?

– Мы спим вместе. Вы об этом хотели спросить?

– Значит, вы – лесбиянки.

– Ну… да, – протянула Селена, полагая, что уже достаточно ясно дала это понять.

– А она… такая же, как вы?

– Как я?

– Да.

– Скорее, нет. Мы с ней очень разные люди. Для начала, я – Бык, она – Близнец…

– Я не о том… она тоже черная, как вы?

– А-а. – Черт, хамоватая дамочка попалась, подумала Селена. Но каким-то образом ей удалось ее заинтересовать, и нельзя было упускать такой случай. – Да, черная.

– Она работает, ваша подруга? Кроме того, что занимается живописью?

– Нет. Мы обе не работаем с тех пор, как закончили учебу.

– И неужели она… Неужели она живет на социальные выплаты?

– А как еще? Иначе нам не прожить. У нее льготы по оплате жилья, пособие по инвалидности… – Она умолкла и улыбнулась Жозефине, словно взывая к ее пониманию.

Как ни странно, ей улыбнулись в ответ.

– Ваша подружка, – объявила Жозефина, – нечто потрясающее.

– И вы могли бы о ней написать?

– Да, думаю, я о ней напишу.

– Вау, – обрадовалась Селена. – Вау. Она обалдеет, когда ей расскажу.

Жозефина подняла руку в предостерегающем жесте и покачала головой:

– Нет. По-моему, пока не стоит ей ничего говорить. Знаю, о таком трудно умолчать, но пусть это будет наш с вами маленький секрет. – Она положила руку на плечо Селены. – Вы же умеете хранить тайны, правда? Вот и хорошо. А теперь давайте выкурим еще по одной сигарете.

– Ты пропустила самое интересное, – сказал сэр Питер, когда его дочь вернулась за стол. – Пять минут назад вручили премию.

– Правда? – Жозефина подавила зевок. – Я даже не видела короткого списка.

– Все думали, что в этом году наградят Гуманитарную премию Хилтона. Либо Премию Мо Ибрагима «Лучшему африканскому лидеру».

– И которая же выиграла?

– Ни одна из них. Приз ушел Премии «Литературного обозрения» за худшее описание секса.

– Чудесно! – прокомментировала Жозефина. – Еще одна победа британского духа.

– Именно. Стыдливое отношение к сексу – одна из немногих вещей, в которых мы еще сохраняем мировое лидерство.

Залпом допив вино, сэр Питер подал знак, чтобы ему вновь наполнили бокал. Сколько же бокалов он замахнул, пока ее не было, прикидывала Жозефина. Она также раздумывала, не сказать ли ему, что теперь благодаря встрече с Селеной она твердо знает: возражения отца против ее тогдашней газетной статьи были ошибочны, и вскоре она представит ему ходячее доказательство своей правоты. Но решила пока придержать информацию.

– Твой комик нес такую херню, – продолжил сэр Питер. – Ни одного смешка из публики не выжал. Похоже, никто не понял, зачем он вообще вылез на сцену.

– Нас упомянул?

– О да. Прошелся по всей семье, никого не забыл.

– Наглец! Надеюсь, ты не допустишь, чтобы это сошло ему с рук.

– Нет, не допущу. – Сэр Питер взял со стола чистый нож для мяса и задумчиво погладил острое лезвие. – У меня свои виды на мистера Кверки. И я намерен пообщаться с ним на сей счет прямо сейчас.

С ножом в руке сэр Питер попытался подняться, но он слишком много выпил, и когда Жозефина дернула отца за рукав, этого хватило, чтобы удержать его на месте.

– Не думаю, что нужно устраивать сцену на торжественной церемонии.

– Какую сцену?! У меня и в мыслях не было. – Сэр Питер тяжело задышал. – Я скажу тебе, что я собираюсь сделать с этим уродом. – Его большие глаза навыкате пылали решимостью. – Я собираюсь взять его на работу.

– Что ты хочешь сделать?

– Ты меня слышала. Я дам ему колонку, пусть строчит.

– О-о, сиди спокойно. Ты перебрал.

– Может, я и нажрался, но я знаю, что говорю. Если хочешь уничтожить своего врага, ты не лезешь в драку с ним. Ты его поглощаешь. «Эй, Райан, – скажем мы ему, – иди к нам. Мы и не думали на тебя обижаться, старина. Мы просто обожаем твои хохмы. Приходи, поработай с нами». Отвалим ему пару сотен кусков в год за тысячу слов в неделю, и все увидят, что он пишет для нас, и решат, что не такие уж мы бяки, в конце концов. Мы выглядим хорошо, он выглядит плохо. Держим его при себе полтора года, разок-другой повышаем ему зарплату. За это время у него и зубов-то не останется, чтобы их скалить, и вряд ли ему придет в голову грубить нам. Но многие фанаты на него обозлятся. И тогда мы вышвырнем его на улицу – бам! – и поглядим, как он будет выкручиваться, привыкнув ни в чем себе не отказывать, когда его доходы убавятся впятеро. – Сэр Питер улыбнулся дочери, наслаждаясь тем, как она на него смотрела, разинув рот от восторга. – И если ты поможешь старому поддатому пиздюку встать на ноги, я сейчас же приступлю к делу.