Повседневная жизнь Фрейда и его пациентов - Лидия Флем

Рождество она встретила в семье писателя Рихарда Бер-Хофмана; ее часто приглашали на семейный ужин на Берггассе, после которого она иногда допоздна засиживалась наедине с Фрейдом в его кабинете. Он всегда провожал ее до гостиницы, и они продолжали беседовать, идя по улицам и паркам Вены. «Покидая его с подаренными им розами в руках, я радуюсь тому, что повстречала его на своем пути и что могу рассматривать наше общение как отправную точку новой ступени моего развития».

Она вновь вернулась к своему Учителю в августе 1913 года: «Этот моей приезд в Вену был сказочно прекрасным, вместе с Тауском мы приехали ко мне в гостиницу, я заняла свой старый номер – номер 28, все с теми же цветами в горшках на окнах; тот же самый обслуживающий персонал был так же сердечен и приветлив. В этом почти опустевшем и изнывающем от жары городе было что-то такое, что невозможно передать словами».

После утреннего приема и после ужина Фрейд неизменно совершал прогулку по улицам Вены. По своей Берггассе он поднимался до Вотивкирхе и оттуда шел в сторону Шоттенгассе, переходящей в Герренгассе, на углу которой во дворце Герберштейна располагалось знаменитое кафе «Гринштейдль» – излюбленное место встреч писателей из «Jung-Wien». Продолжая путь, Фрейд доходил до лавки торговца сигарами у церкви Святого Михаила. В день он выкуривал штук двадцать сигар, поэтому ему часто приходилось пополнять их запас. Этот маршрут, который он проделывал дважды в день, стал настолько привычным для Фрейда, что он перестал обращать внимание на дома, мимо которых проходил. Когда он пересекал Михаэлерплац, справа от него оставался Хофбург – резиденция императора Франца Иосифа, а слева – строгое здание без каких-либо архитектурных украшений, построенное Адольфом Лоосом для самого лучшего портного в Европе – венца Гольдмана. «Человек, надевающий сегодня на себя бархатный пиджак, не может быть художником, это либо паяц, либо толстосум. Мы стали более утонченными и изящными, – писал Лоос. – Люди, жившие племенами, должны были одеваться в разные цвета, чтобы отличаться друг от друга. Современный человек пользуется своей одеждой как маской. У него настолько яркая индивидуальность, что ее уже невозможно выразить с помощью костюма». А между тем человек, сформулировавший понятие Я, в прекрасно сшитом строгом костюме классического силуэта из дорогой английской шерсти и с галстуком-бантом, шел своей дорогой.

Пополнив запас сигар, Фрейд шел мимо дворцов и кондитерских до Бауэрмаркта, где находился книжный магазин «Букум», принадлежавший его издателю Гуго Геллеру. Фрейд отдавал ему рукопись или забирал оттиск своей очередной книги для правки. После этого он возвращался домой либо через Старый город, либо, если хотел еще пройтись, по Рингу. Иногда он прогуливался вдоль набережных Дунайского канала и тогда поднимался на свою Берггассе со стороны блошиного рынка – Тандельмаркта.

Если Фрейд гулял не один, а в сопровождении детей, он развлекал их, рассказывая разные забавные истории. Особенно им нравилась одна, в ней говорилось о бабке дьявола, которая устроила прием и собиралась подать гостям кофе в чашках своего самого красивого сервиза. Она поставила их на поднос и понесла, но, пролетая над Веной, случайно опрокинула любимую посуду на венский квартал Франциосифка, с тех пор крыши расположенных там домов украшены причудливыми печными трубами и затейливыми узорами.

По субботам после полудня Фрейд читал лекцию в психиатрической клинике, которая находилась в двух шагах от Берггассе. Чтобы попасть в аудиторию, располагавшуюся в самом конце обширного комплекса зданий рядом с Башней глупцов, необходимо было пересечь многочисленные внутренние дворы городской больницы и пройти под несчетным количеством узких арок. Излагая перед слушателями свои идеи, Фрейд не пользовался записями, полагаясь на ассоциации и прекрасную память. Говорил он медленно, четко произнося каждое слово. Время от времени он устремлял взгляд на свое кольцо, сжимая и разжимая пальцы правой руки, или проводил кончиком ручки по письменному столу, словно эти движения помогали ему сконцентрироваться.

И каждую субботу, вечером, после двух часов такой интенсивной умственной работы Фрейд отправлялся в самое сердце Вены – на Биберштрассе, 11 к своему другу доктору Леопольду Кенигштейну. Там он присоединялся к своим партнерам по игре в тарок, с которыми весело проводил время за дружеским ужином. Ужин этот, как правило, состоял из многочисленных блюд, и вечеринка обычно заканчивалась глубоко за полночь. Никакие силы, кроме самой смерти, не могли помешать друзьям еженедельно собираться на их традиционную партию в карты.

Когда в 1931 году Фрейд узнал о смерти Оскара Рие, с которым «что только им не приходилось делить за полтора поколения», он написал Марии Бонапарт: «Неизбежная судьба каждого – видеть смерть старых друзей, надо уповать на судьбу, чтобы она уберегла нас от несчастья пережить тех, кто моложе». За всю свою долгую жизнь Фрейду удалось сохранить всего нескольких друзей, оставшихся вне его психоаналитической деятельности, с которыми он мог делить все – и радости, и горе, не боясь того, что эмоции разрушат их верную дружбу. Ему было просто необходимо уберечь несколько дорогих сердцу людей от своих профессиональных забот

Воскресенье Фрейд традиционно посвящал семье. По утрам он иногда водил детей в музеи, или слушал Мартина, читавшего ему поэмы собственного сочинения, или играл со всей своей «стайкой» в игру «Сто путешествий по Европе». Он был нежным и внимательным отцом, который видел своих детей в основном по воскресеньям или во время летнего отпуска, но зато, общаясь с ними, сполна одаривал их своим вниманием и любовью.

На воскресный обед Фрейды обычно отправлялись на Грюне Торгассе к матери Зигмунда, там собиралась вся семья: дети и внуки Амалии. Александр, младший брат Фрейда, развлекал родственников, насвистывая по памяти целые оперы или рассказывая забавные истории о жителях самых разных уголков Австро-Венгерской империи, чьи акценты он очень точно имитировал.

Во второй половине дня уже Марта принимала у себя гостей, на традиционный чай с пирожными к ней приходили ее подруги Берта Паппенгейм – она же знаменитая Анна О., и Анна Хаммершлаг, превратившаяся в Ирму в одном из сновидений Фрейда, также у нее бывали супруги Розанес и жены друзей-медиков. Иногда Фрейд присоединялся на некоторое время к общей беседе, но чаще всего ему приходилось принимать многочисленных зарубежных гостей, последователей и молодых коллег, с которыми всегда с удовольствием дискутировал; он уводил их в свой кабинет-библиотеку, где курил сигару за сигарой, так что в комнате было не продохнуть, и, не прерывая беседы, крутил в руках какую-нибудь статуэтку из тех, что стояли на его столе. Иногда, когда погода благоприятствовала, Фрейд увлекал гостей с собой на прогулку по Рингу, узким улочкам Старого города или аллеям Бельведера, откуда открывался изумительный вид на Вену.

На неделе, если у него было свободное время, Фрейд любил читать книги по археологии и древней истории, а также английские романы, среди них он особо выделял приключения одного персонажа, имевшего общую с ним страсть к тайнам и к поиску ключей, с помощью которых эти тайны можно было открыть. Этот персонаж принадлежал перу Конан Дойла, и звали его Шерлок Холмс. Фрейд купил автобиографию еще одного своего двойника – Шлимана. «Этот человек нашел свое счастье, откопав сокровища Приама. Как же справедливо утверждение, что только воплощение в жизнь мечты детства может принести счастье», – писал Фрейд Флиссу. А однажды он всю ночь напролет проговорил со своим другом, археологом Эммануэлем Леви, о Древнем Риме.

Фрейд не был заядлым театралом или любителем массовых зрелищ: однажды он побывал на лекции Марка Твена, как-то вечером выбрался в театр на «Эдипа-царя» в постановке знаменитого режиссера Макса Рейнхардта, в другой раз отправился в Зальцбург, чтобы послушать оперу «Дон Жуан», а в пожилые годы несколько раз бывал на концертах своей приятельницы Иветт Гильбер. И если внимание Фрейда, ставшего к тому времени тоже знаменитостью, было целиком поглощено певицей, то остальной зал не сводил глаз с хрупкой фигуры мужчины с бородой и сигарой.

В 1897 году, чтобы выйти из своей изоляции, оправиться от смерти отца, а также в ответ на процветавший в Вене антисемитизм, Фрейд вступил в еврейскую организацию, проповедовавшую идеи просветителей и боровшуюся за единство и солидарность еврейского народа. В течение двадцати пяти лет дважды в месяц, вечером по вторникам, он посещал собрания ложи, названной «Вена» и имевшей штаб-квартиру на Университетской улице, в двух шагах от его дома. До 1923 года, когда у него обнаружили рак челюсти, Фрейд был одним из активных членов этой организации. Он принял участие в создании новой ложи, уговорил брата и нескольких друзей вступить в нее, живо интересовался вопросом о роли женщины в этой организации, читал там свои лекции. До того, как в 1902 году Фрейд организовал психоаналитический кружок, да и после этого тоже, члены «Бнай Брит» были его первой аудиторией, перед которой он излагал свои новые теории. В декабре 1897 года он рассказывал «братьям» о толковании сновидений, над книгой об этом он как раз тогда работал. В 1899 году прочел лекцию о психологии забывания, а в 1900-м – о психической жизни детей и романе Золя «Плодовитость». Эта лекция послужила поводом вот для какого сновидения Фрейда: он увидел себя ищущим книгу, которую забыл захватить с собой в «Бнай Брит», он заблудился в лабиринте улиц, никак не мог найти дорогу домой и все время думал о своем докладе, поскольку не чувствовал уверенности в том, что готов к нему. То, что он забыл книгу, а потом и дорогу, было всего лишь предлогом для того, чтобы выиграть время. Видимо, той ночью Фрейд боялся, что его «братья» по «Бнай Брит» не окажут ему такого же теплого приема, как обычно, что всегда доставляло ему большую радость.