Возмездие - Семен Цвигун

Фон Хорн молчал.

— Господин командующий, — сказал осторожно Кемпе, — оттягивать переброску на юг наших войск больше нельзя…

Фон Хорн положил сухую руку на папку с фотографиями и тихо сказал:

— Приказываю 3-ю танковую армию вывести из зоны Б и направить на южный участок… Погрузку в эшелоны начать не позднее шестнадцати часов сегодня…

Занге находился у рации. Увидев вошедшего Кляйна, он снял наушники и спросил:

— Ну как полковник?

— Немного нервничает, но, в общем, не подозревает пока ничего…

— Там, — Занге показал на рацию, — никак не могут решить, что с ним делать.

— Вольф не упустит железный крест с дубовыми листьями, — усмехнулся Кляйн.

Фон Хорн сидел за столом и молча смотрел на Вольфа, который ходил закинув за спину руки.

— Млынского следует немедленно доставить сюда, господин командующий, и допросить. Иметь такую возможность и…

Зазвонил телефон. Фон Хорн поднял трубку.

— Слушаю… Так. Благодарю, генерал. Немедленно приступайте к погрузке следующего… — Он опустил телефонную трубку и мягко сказал: — Вольф, в наших руках уже побывали люди Млынского. Даже из старика священника вы не сумели выжать ни слова. Где гарантия, что то же самое не случится с Млынским? Учтите, он опытный разведчик и храбрый солдат.

Вольф промолчал, и фон Хорн продолжил:

— Я разделяю вашу личную ненависть к человеку, который столько времени портит нам кровь, но черт с ним, в конце концов! На карту поставлена наша победа! — Он встал и пошел в глубь кабинета. — Разоблачите отряд штурмбанфюрера Занге… Исчезновение Млынского станет известно, и нам помешают перебросить резервы… Что мы выиграем? Я уверен, он не уйдет от нас… А сейчас все внимание Занге к дороге. Только его отряд в эти короткие сроки обеспечит нам ее безопасность. Первый эшелон танковой армии вышел четверть часа назад…

Лагерь отряда «За Родину». На поляне быстро выстраивается рота «партизан». Дозорные вскакивают в седла и, настегивая коней, скрываются в лесу. Возле домика, в котором разместился штаб отряда, расхаживают парные отряды автоматчиков. Ерофеев снимает с лошади вещевой мешок и окатку, взваливает их па себя. Полищук подходит к своей лошади. К нему обращается Ерофеев:

— Ну, Сашка, мне пора идти, подсоби.

Полищук поправляет ему на плечах тяжелый вещмешок и говорит:

— Будь здоров, Ерофеич!

На поляне звучит голос командира роты:

— Рота, равняйсь, смирно!

Полищук кричит вдогонку старому солдату:

— Ерофеич, ты только рот не разевай!

— И ты не зевай, Сашка. — Ерофеев пошел к домику.

Млынский, внимательно следивший из штаба в окно за тем, что делается во дворе, увидел приближающегося к домику Кляйна и отошел от окна.

В штаб входят Кляйн и Занге-Григорьев. Кляйн, взглянув на Млынского, говорит:

— Тревога оказалась ложной, товарищ полковник, но дыма без огня не бывает. Поэтому в дорогу с отрядом пойдет лейтенант Григорьев, а я со своими людьми провожу вас до застав отряда «Россия». Береженого бог бережет.

Занге приложил руку к фуражке и, обращаясь к Кляйну-Высокому, докладывает:

— Товарищ командир, все в порядке, разрешите выступать.

— Выступайте.

Занге круто поворачивается к двери и, взглянув на стоящего возле нее Млынского, говорит:

— До свиданья, товарищ полковник. Надеюсь, мы скоро увидимся.

Млынский отвечает:

— Ни пуха ни пера. К дороге вас выведет старшина Полищук.

Занге приложил руку к козырьку, прищурил глаза и, ехидно посмотрев на Млынского, выдавил: «Спасибо». И вышел во двор. Он подошел к выстроившемуся отряду и скомандовал:

— Налево шагом марш!

Отряд, повинуясь команде Занге, двинулся из лагеря.

Кляйн обращается к Млынскому:

— Разрешите, товарищ полковник, сделать мне последнее распоряжение перед выходом.

— Да, пожалуйста.

Кляйн уходит.

Когда Млынский и разведчики остались в доме одни, Охрим Шмиль сказал Млынскому:

— Иван Петрович, только что по радии получен приказ— вас арестовать и доставить Вольфу.

Сидевший за столом Горшков вскочил и схватил оружие. Млынский взглянул на него и строго сказал:

— Спокойно, Леня! Значит, сработало.

В этот момент в штаб входит Амелин с автоматом и предлагает Горшкову сыграть в карты.

Горшков, не отвечая Амелину, запел:

— «Ой ты, Галю, Галю молодая! Пидманули Галю…»

— Сыграем, что ли?.. — повторил Амелин.

— Давай, — лениво отозвался Горшков.

Бригаденфюрер Вольф у рации сам диктовал шифровальщику:

— «Штурмбанфюреру Занге. Срочно. Отряду немедленно выдвинуться к дороге, указанной Млынским. Полковника и его людей под надежной охраной, обеспечивающей якобы его безопасность, тайно от всех…»

Занге читал шифровку Кляйну:

— …«от всех» подчеркнуто… «доставить на базу отряда. В случае исключительных обстоятельств или попытки к бегству уничтожить. Вольф».

Кляйн вытянулся, щелкнув каблуками.

— Разрешите мне доставить полковника Млынского.

— Действуйте, гауптштурмфюрер! Возьмите Охрима Шмиля, он заряжен Вольфом на Млынского…

На опушке лежат Бондаренко, Хват и Алиев, в бинокль следивший за железной дорогой. Вдоль опушки бойцы отряда маскировали свои позиции.

Из-за поворота показался паровоз, который тащил за собой бесконечный состав открытых платформ с танками под брезентом. Впереди, как полагается, катились платформы со шпалами, позади — с зенитными пулеметами.

Опустив бинокль, Алиев сказал:

— Второй эшелон прошел…

Хват взглянул на часы.

— В восемнадцать тридцать… — Он сделал запись в блокноте.

Бондаренко, тоже смотревший в бинокль, с досадой сказал:

— Эх, рвануть бы!.. Такая цель!

— Значит, начальство видит цель покрупнее, — заметил, усмехнувшись, Алиев. — Приказано эшелоны не трогать.

Хват, закончив записывать в блокноте длинные колонки цифр, сказал:

— Пора бы этим хреновым войскам Высокого быть на месте.

Лежавшие за кустами орешника, на наблюдательном пункте, Бейсамбаев, Лукьянов и сержант Николай внимательно наблюдают за дорогой. Видно передвижение отряда, который возглавляет Занге.

Бейсамбаев поворачивается к Лукьянову, оба встают и уходят в глубину леса. На наблюдательном пункте — сержант Николай.

Бейсамбаев поручает Лукьянову передать распоряжение перекрыть дороги.

— Есть! — ответил Лукьянов и направился к расположившимся на поляне красноармейцам.

Бейсамбаев снимает трубку полевого телефона, вызывает штаб отряда Млынского, докладывает:

— Отряд Высокого вышел из лагеря.

Комиссар Алиев быстро встает; прочитав полученную телефонограмму, подходит к Хвату, возле которого — Ирина Петровна. Хват спрашивает:

— Новости есть?

— Да, есть. Отряд Высокого вышел из леса.

Хват, поднявшись, твердо говорит:

— Так, теперь приказ полковника вступает в силу, надо собирать людей.

Алиев. Давай, Виктор Сергеевич.

Ирина Петровна обращается к Хвату:

— От Ивана Петровича ничего не слышно?

— Пока нет. У вас усталый вид, вы бы отдохнули, доктор. Ночью возможен бой.

В штабе отряда «За Родину» Млынский, расхаживая по комнате, обдумывал сложившееся положение. Горшков, играя с Амелиным в карты, напевал: «Ой ты, Галю, Галю молодая! Пидманули Галю…»

По лагерю идут, направляясь к штабу, Алик и Кляйн-Высокий. Кляйн, возбужденный, дает Алику последние указания.

Млынский через окно видит их, поворачивается к своим разведчикам и делает условный знак рукой. Шмиль переглядывается с Ерофеевым. Горшков, продолжая играть в карты и напевать «Ой ты, Галю, Галю…», в свою очередь переглядывается с ними.

Млынский отходит от окна в глубину комнаты. Шмиль встает. Остальные остаются на местах. В штаб входят Алик и Кляйн.

Горшков продолжает петь: «Ой ты, Галю, Галю молодая!..»

Кляйн взглянул Млынскому в лицо и сказал:

— Товарищ полковник, можно выступать.

Горшков в этот момент выхватывает пистолет и бьет им Амелина по голове, выкрикивая при этом:

— Ты что мухлюешь, гад?

Шмиль ударяет Алика ладонью по горлу. И тот, взмахнув руками, падает на пол.

Ерофеев направил пистолет на Кляйна.

— Руки вверх!

Кляйн в растерянности поднимает руки. Млынский обезоруживает его. Кляйн пытается опустить руки, но Ерофеев ткнул ему пистолетом в грудь, крикнул: «Руки!» Кляйн, поднимая высоко над головой руки, спрашивает:

— Что это значит, товарищ полковник?

— Ерофеев. Тихо!

Млынский поправил пистолетом свою фуражку, потом нацелил его на Кляйна и твердым голосом сказал:

— Вы сейчас выйдете на крыльцо, Высокий, и скажете своим людям, что до заставы будете провожать нас только вы и Шмиль.