Сосна и олива или Неприметные прелести Святой Земли - Исраэль Шамир

Другая разрушенная деревня находится у самой железной дороги, турецкого полотна, соединившего Яффу и Иерусалим и предвосхитившего хиджазскую трассу на Медину. Это Дейр эш-Шейх, маленькое село, в центре которого – руины древнего монастыря, превратившиеся со временем в вали и центр паломничества для крестьян окрестности. Сейчас вали заброшен и его стены исписаны графитти израильских школьников. Но вокруг по-прежнему растут оливы, посаженные жителями до 1948 года.

От Дейр эш-Шейха вверх идет вади, полное следов погибшей жизни – здесь источники Эн-Кталаб крутили жернова мельниц до 1948 года. У источников растет красный кталаб, не такой большой, как у Эн-Киньи. Еще выше – старинное строение у источников Эн-Гиора. Это красивое, посещаемое место, где хорошо сохранились следы палестинской ирригации, с водосборниками, каналами, тоннелем источника, вертикальной шахтой и прочими знакомыми элементами. Убраны только люди, создавшие и поддерживавшие это место.

На краю Иерусалима, против мошава Ора, где раньше стояло село эль Джура, внизу в глубоком вади, падающем к вади эль Вард, бьют три родника, из которых самый красивый – верхний, а самый большой – нижний, Эн-эль-Балад, "сельский источник" Валаджи. Жители Валаджи «бежали» только на несколько сот метров, на другую сторону железной дороги – «зеленой черты» и построили деревню заново. Им не дают пасти скот возле родников своего села, место осталось пустынным и разоренным. Возле верхнего из трех родников поселок Ора посадил плодовые деревья. Ухаживают за деревьями те же жители Валаджи, но не как хозяева, а как наемные рабочие новых хозяев.

(В 2000 году мэр Иерусалима Эхуд Олмерт послал в Валаджу армию с бульдозерами и разрушил несколько домов. Причина – «незаконное строительство». Это мне напомнило замечание капитана Врунгеля – как закинут исландцы сети – идет им исландская селедка, а голландцы – как ни стараются, все им попадается голландская селедка. Так и у нас. Евреи построят дом – сразу видно, что он законный. А у палестинцев – где бы они ни построили дом, он всегда незаконный, и всегда над ним нависает дамоклов резак израильского бульдозера.)

красивый источник отмечает место древнего села Кабу, неподалеку от поселка Мево Бейтар. Он бьет в узком вади, над источником стоит дом, тоннель ведет воду в водоем. Но обычно, чтобы добраться до его ледяной воды, приходится спуститься в вертикальную шахту, на дно, где она образует озерко. Только в полноводные годы вода выливается наружу. Рядом – посадки, прекрасно сохранившиеся террасы, кажется, что только вчера крестьяне Кабу ушли отсюда. С другой стороны Мево Бейтара – руины села Кафр Сум. Источники его не пересыхают и летом. Вокруг – заброшенные плодовые сады. Один из источников закован в бетон, с тех пор как еврейские поселенцы задумали использовать его воду. Сейчас он не используется.

Против поселения Нес Харим – большой источник и руины села Бет Атаб, несколько напоминающие Субу – и тут был когда-то замок крестоносцев. Источник Бет Атаба – большой, полноводный, с длиннейшим туннелем и акведуком, с сабилом и несколькими домами, украшавшими его. Рядом с ним – руины села Сифла, с его источником-пещерой, в которую можно, но трудно заползти. Летом вода не выливается из пещеры, запрятанной меж огромных скал.

Против мошава Мата видны руины села Дейр Абан, стоявшего на северном берегу вади – Мата стоит на южном берегу. На вершине – следы кладбища, край фундамента, замечательная гранатовая роща, плоды которой собирают лишь случайно забредшие путники.

В долине Эла, где пасутся быки кибуца Нетив-35, было большое и древнее село Бет Натиф, изображенное еще на карте Мадабы и уцелевшее при кампании Веспасиана. Руины ждут крестьян по сей день. Сохранились колодцы, священная роща с огромными соснами, совсем не похожими на чахлые посадки Керен Каемет.

Весной сплошные ковры цветов покрывают террасы, где стояли дома села Акор. И так – повсюду в Иерусалимском коридоре; на месте любого еврейского поселения стояли палестинские села, причем они кормили куда больше людей, чем сегодня. В одном Бет Атабе было больше людей, чем во всех нынешних еврейских поселениях в районе. Тут, в любом из этих мест, можно увидеть подлинную трагедию Палестины, трагедию необработанной земли, трагедию изгнанных крестьян.

Но и завоевателям не было суждено спокойно наслаждаться плодами своего грабежа. Из разрушенных домов Лифты вышло “еврейское подполье” – группа, занимавшаяся взрывами в мечетях и церквах в начале 1980-х. В сотнях поселков и городков, вроде Маоз Цион, построенных на месте разрушенных арабских сел, вроде Кастеля, вырос новый этнос, готовый отнять Страну Израиля у победителей 1948 года – израильский восточно-еврейский народ. Шизофрения оказалась заразительной.

ГЛАВА XIX. БОЛЬШОЙ ДЕЛЕЖ

Подлинная трагедия палестинцев – не оккупация 1967 года, но изгнание 1948 г. Превращение Рамаллы в столицу мини-Палестины, и воцарение Арафата не помогут крестьянам Сатафа, Кастеля, Лифты. Для палестинцев право вернуться в родные села куда важнее, чем независимость. Но израильтяне предпочитают говорить о будущем территорий, оккупированных в 1967 году, а не о сотнях разоренных сел и их бездомных жителях. От левого «Мереца» до правого «Ликуда» израильтяне едины и не готовы к уступкам в этом вопросе. Все войны Израиля происходили из-за нежелания вернуть беженцев. Сколько бы ни договаривались израильские и палестинские руководители, не миновать будущих войн, пока эта проблема не будет решена. Что же стало с жителями этих сел и сотнями тысяч других палестинцев, изгнанных из Рамле, Лода, Яффо, Хайфы и других городов?

Этническая чистка 1948 года прокатилась по всей стране. Палестинские крестьяне бежали перед еврейскими армиями в безопасные районы, ожидая конца боев. Там, где жители не бежали, наступавшие войска проводили массовые изгнания и зачастую пристреливали тех, кто не хотел уходить.

750 тысяч человек оказались в лагерях беженцев: в Газе, в горах, в Заиорданье, в Ливане и Сирии. Увидеть лагеря несложно. Когда вы подъезжаете к Иерихону с юга, видны ряды мазанок – это остатки лагеря беженцев. Они тянутся вверх до гор, где из ущелья вытекает поток Кельт, продолжаются и к северу от Иерихона, где они тянутся густой чередой вдоль дороги на Джифтлик. Если это не ад, то, по крайней мере, его хорошая имитация. Представьте себе, что это вас вышвырнули из дома у источника Лифты и Сатафа, что вам пришлось жить в этой мазанке, делить одну комнату с десятью братьями, что вы можете увидеть в бинокль проломленные крыши своего дома по ту сторону "зеленой черты" – и вы поймете, откуда взялось палестинское сопротивление, палестинский терроризм.

Впрочем, поймет ли меня читатель-еврей, неясно. Я заметил, что евреи не понимают вообще, что тут такого удивительного и необычного. Непонимание это основано на личном опыте и национальном характере. Трудно найти еврея, который не испытал бы переезда или потери имущества лично, или по крайней мере, не слыхал бы об этом от отца или деда. Поэтому евреи довольно спокойно относятся к изгнанию 1948 года, ставя себя на место беженцев и думая: "Что бы я сделал на их месте? Отобрали землю и дом? Прогнали? Займемся чем-нибудь другим, пошлем детей в университет, откроем магазин, сменим специальность и т.д." Существование людей, прикипевших к земле, непонятно еврею. Наша, еврейская, любовь к Стране Израиля, довольно абстрактна, наш патриотизм – достаточно новый и общий. Практически любой израильтянин менял место жительства или может изменить его без особого труда. Наши киббуцы, мошавы, города вполне взаимозаменяемы. Короче, уже тысячи лет, как евреи привыкли жить с мыслью о возможном передвижении, и это у нас в крови.

Палестинцы в этом смысле – антиподы израильтян. У палестинцев до недавнего времени не было даже национализма, этого дитяти современности. Как человек коммунистического будущего, феллах из Лифты или Ясифа считал себя в первую очередь патриотом своей семьи, а во вторую и последнюю – патриотом своей Лифты или Ясифа, своего села. Переезд из Лифты в Ясиф был бы почти невозможным для нашего феллаха. Идея войны за Нагорье, а не только за свое село, ему неясна. Крестьяне Нагорья живут в своих селах испокон веков, в подлинном смысле этого слова – многие из этих семей, возможно, поселились на своих местах пять тысяч лет назад, и с тех пор жили у того же родника. Поэтому травма их изгнания была уникальной и непонятной для горожан. Поэтому, хотя прошло много лет, беженцы ощущают себя беженцами и по сей день.

На краю Вифлеема, вдоль хевронской дороги, к югу от города, высится красивый холм, на вершине – роща. Это Эр-Рас, место малой святыни. На вершине дует ветер, стоят остатки водосборника. Сюда приходят играть дети из лагеря беженцев Дехейше, который находится к югу от холма, на равнине. Я спросил их, откуда они родом. Они назвали деревни, руины которых я посещал: Лифта, Дейр эш-Шейх, Бет Итаб. Они помнят, они иногда ездят туда с родителями, посмотреть на разваливающиеся дома и на неокопанные оливковые деревья. Оттуда они возвращаются в свой лагерь. В годы прямого израильского правления его окружили забором – вольером с колючей проволокой поверху. Узкие кривые улицы проползают между его нищими домами. Беженцы живут по десять человек в комнате, по воду они ходят к водокачке на углу.