Карл Смелый - Вальтер Скотт

— Здесь оканчивается путь наш, — сказал наконец черный человек.

Между тем как он это говорил, перед ними отворилась дверь, и они вошли в темную готическую комнату, окруженную большими дубовыми шкафами, наполненными книгами и рукописями. Когда Артур взглянул вокруг себя глазами, ослепленными внезапным лучом дневного света, которого он на какой-то срок был лишен, то увидел, что дверь, в которую они вошли, исчезла. Это, однако, не очень его удивило, так как он сейчас же догадался, что, будучи подделана под другие шкафы, стоящие вдоль стены, дверь эта не могла быть от них отличена, что иногда делалось в тогдашние времена. Теперь он как следует рассмотрел своего избавителя, который при дневном свете представился ему в монашеской одежде, без всякого сверхъестественного и ужасного вида, придаваемого ему мерцающим светом факела и мрачностью тюрьмы.

Артур вздохнул свободнее, как человек, пробудившийся от страшного сновидения; сверхъестественные качества, приписываемые его воображением Анне Гейерштейнской, начали исчезать, и он сказал своему избавителю:

— Желая засвидетельствовать мою признательность, святой отец, тому, кому она следует, позвольте мне спросить у вас: Анна ли Гейерштейнская…

— Спрашивай о том, что касается твоего дома и семейства, — прервал его монах. — Неужели ты так скоро забыл опасность, в которой находится твой отец?

— Клянусь Богом что нет! — возразил юноша, — скажи мне только, что мне делать… и ты увидишь, как сын может сражаться за своего отца.

— Это хорошо, потому что представится в этом надобность, — сказал монах. — Надень это платье и следуй за мной.

Поданная им одежда была ряса и клобук послушника.

— Опусти капюшон на лицо, — продолжал монах, — и не отвечай никому, кто тебе встретится. Я скажу, что ты наложил на себя обет молчания. Да простит Всевышний недостойному варвару, который вынуждает нас прибегать к такому обману! Иди вслед за мной и берегись заговорить.

Переодеванье скоро кончилось, и каноник Св. Павла, так как это был он, пошел вперед, а Артур последовал за ним шагах в двух, принимая на себя скромную и смиренную наружность монастырского послушника. Оставя библиотеку и сойдя по небольшой лестнице, они очутились на одной из ла-феретских улиц. По непреодолимому влечению оглянувшись назад, молодой человек успел только увидеть, что они вышли из небольшого готического здания, по одну сторону которого возвышалась церковь Св. Павла, а по другую огромная черная башня, защищающая городские ворота.

— Иди за мной, Мельхиор! — сказал строгим голосом монах, и его пронизывающие насквозь глаза устремились в этот момент на мнимого послушника с таким выражением, которое тотчас напомнило Артуру опасность его положения.

Они продолжали идти, и никто не обращал на них внимания, кроме тех, которые молча кланялись канонику или почтительно приветствовали его короткими фразами. Дойдя наконец почти до половины города, проводник вдруг повернул к северу, в узкий переулок. На конце его они дошли до лестницы, которая, как обыкновенно бывает в укрепленных городах, вела на вал, защищаемый расставленными по углам башнями различного вида и высоты.

На валу стояли часовые, но караул был набран не из солдат, а из граждан, вооруженных мечами и копьями. Первый, мимо которого они прошли, спросил у каноника вполголоса:

— Остаемся ли мы при нашем предприятии?

— Непременно, — отвечал ему каноник Св. Павла. — Да увенчается оно успехом!

— Бог милостив! — отозвался вооруженный горожанин и продолжал ходить взад и вперед на своем посту.

Прочие часовые, казалось, избегали их, так как при приближении каноника Св. Павла и мнимого послушника они скрывались или проходили мимо, не взглянув на них и делая вид, будто бы их не видят.

Наконец они пришли к старой башне, возвышавшейся над стенами, в которую вела узкая дверь, выходящая на вал. Башня эта стояла в углу, отдельно от прочих укреплений, и не была защищена никакими постройками. В исправно охраняемой крепости на таком месте, конечно, стоял бы особый часовой, но тут его не было.

— Теперь выслушай меня, — сказал каноник, — так как жизнь твоего отца и, может быть, еще многих людей зависит от твоего внимания и, не менее того, от твоего проворства, в состоянии ли ты бежать? Можешь ли ты прыгать?

— Я не чувствую совсем усталости после того, как ты освободил меня, — отвечал Артур.

— Так запомни же хорошенько: в этой башне есть лестница, ведущая вниз, к небольшой наружной двери. Я впущу тебя туда. Дверь внутри заложена, но не заперта. Отворив ее, ты сойдешь в ров, который почти сух. Перейдя через него, ты достигнешь наружных укреплений. Ты, может быть, найдешь там часовых, но они тебя не увидят, не говори с ними и перелезай через изгородь. Надеюсь, что никем не защищаемый вал тебя не остановит.

— Я перелезал и через такие, которые были защищаемы, что же мне потом делать? Все это пока очень легко.

— Ты увидишь лесок или крупный кустарник — старайся как можно скорее до него добраться. Когда ты будешь там, то поверни на восток, но остерегайся, чтобы тебя не увидали бургундские солдаты, которые охраняют эту часть вала. Туча стрел и погоня конного отряда ждут тебя, если они тебя заметят; а глаза у них орлиные и далеко видят свою добычу.

— Я буду осторожен.

— За этой рощицей, — продолжал каноник, — ты найдешь тропинку, которая приведет на дорогу, ведущую из Ла-Ферета в Базель. Беги навстречу к швейцарцам, которых увидишь на этом пути. Объяви им, что часы жизни твоего отца сочтены и что они должны поспешить, если желают спасти его; в особенности не забудь сказать Рудольфу Донергугелю, что каноник Св. Павла ожидает его со своим благословением у северных ворот. Понял ли ты меня?

— Вполне, — отвечал молодой человек.

Каноник, отворив небольшую дверь в башню, вошел туда с Артуром, который тотчас хотел было спуститься по найденной им там лестнице.

— Постой минуту, — сказал монах, — сними это послушничье платье, которое тебя только затруднит.

Артур мигом скинул его с себя и опять было собрался идти.

— Погоди еще немного, — продолжал каноник. — Эта одежда может нас изобличить, поэтому помоги мне надеть ее под мою верхнюю рясу.

Артур, хотя и сгорал от нетерпения, но вполне сознавал необходимость повиноваться своему проводнику, и когда он снял со старика длинную широкую верхнюю одежду, то увидел его перед собой в черном шерстяном полукафтане, приличном его званию, но затянутом не таким поясом, какой обыкновенно носят духовные лица, а вовсе не свойственной монаху кожаной портупеей, на которой висел короткий обоюдоострый меч, сделанный так, что им можно было и колоть, и рубить.

— Подай мне теперь послушничье платье, — сказал почтенный отец, — а сверх него я надену священническую рясу; так как на мне есть светские принадлежности, то надобно прикрыть их двойной духовной одеждой.

Говоря это, он с мрачным видом улыбнулся, и улыбка эта заключала в себе нечто более страшное и суровое, нежели его обычная угрюмость.

— Чего же теперь медлит этот безумец, — сказал он, — когда жизнь и смерть зависит от его поспешности?

Артур сошел с лестницы, или, вернее сказать, спрыгнул с нее, отыскал дверь, о которой говорил ему монах, заложенную только внутри запором, не представлявшим иного препятствия, кроме того что, вследствие покрывающей его ржавчины, было несколько трудно его отодвинуть. Артур, однако, сделал это и очутился на краю зеленого илистого рва. Не разбирая, глубок ли он или мелок, и даже не чувствуя останавливающей его на каждом шагу вязкой грязи, молодой англичанин перешел через ров и достиг противоположной стороны, не обратив на себя внимания двух достойных ла-феретских граждан, находившихся тут на страже. Один из них был углублен в чтение какой-то светской летописи или священного предания, а другой внимательно смотрел на дно рва, как бы отыскивая угрей или, может быть, лягушек, так как у него висела через плечо корзинка, как раз подходящая для такого рода добычи.

Видя, что, как и предупреждал монах, ему нечего опасаться бдительности часовых, Артур бросился к изгороди в надежде, что, ухватившись за верхушку кола, он сразу перескочит через нее. Но он слишком понадеялся на свои силы, убавившиеся в нем вследствие недавнего заключения. Он упал обратно на землю и, встав на ноги, увидел солдата в синем мундире. Это был солдат из Гагенбаховской стражи. Он пустился в погоню за Артуром, крича беспечным и невнимательным часовым:

— Тревога! Тревога! Ленивые скоты! Остановите этого беглеца, или оба вы заплатите за это жизнью!..

Рыболов, который стоял впереди, бросил свое копье, выдернул меч и, взмахнув им над головой, отправился за Артуром, не слишком, однако, торопясь. Тот, который занимался чтением, был еще более неудачлив, так как, поспешив закрыть свою книгу и заняться своей обязанностью, он бросился (конечно, без намерения) наперерез солдату. Этот последний, припустив во всю прыть, так сильно столкнулся с часовым, что оба они ударились об землю, но горожанин, дородный и увесистый человек, упав, остался недвижим на месте, между тем как солдат, будучи легок и, вероятно, не приготовившийся к такой встрече, вдруг потерял равновесие и покатился прямо в ров, где увяз в густой тине. Рыболов и чтец пошли не спеша спасать нежданного и незваного товарища своего на страже; между тем как Артур, понуждаемый предстоящей ему опасностью, перепрыгнул через изгородь удачнее, чем в первый раз, и побежал к тем кустам, о которых говорил ему монах. Достиг он их вполне благополучно, так как не слыхал с вала никакой тревоги. Он, однако, чувствовал, что положение его сделалось чрезвычайно опасным, так как побег его из города известен уже, по крайней мере, одному человеку, который, конечно, не замедлит поднять тревогу, как только ему удастся высвободиться из тины, хотя Артуру и казалось, что вооруженные граждане только для вида пошли помогать ему. Эти мысли увеличили быстроту его бега, так что гораздо скорее, нежели это казалось возможным, он достиг границы кустарника, откуда, как предупреждал его каноник Св. Павла, он увидел восточную башню и прилежащие к ней городские укрепления. Воины в полном вооружении стерегли их. Беглец наш должен был прибегнуть ко всей своей ловкости, чтобы в редком кустарнике скрыться от глаз тех, которых сам он так ясно видел. Он каждую минуту ожидал, что затрубят в рог и что защищающие вал пустятся за ним в погоню. Этого, однако, не случилось, и, следуя по назначенной ему монахом тропинке, Артур скоро потерял из виду городские башни и вышел на большую проезжую дорогу, по которой они с отцом пришли утром в город. По замеченному им небольшому облаку пыли и блеску оружия он угадал, что это приближающиеся к Ла-Ферету воины, которых он не без основания принял за передовой отряд швейцарского посольства.