Дай мне шанс. История мальчика из дома ребенка - Лагутски Джон

Ваня остался ждать ее у Алана и Сэры. Это был один из самых замечательных дней в жизни мальчика. Алан попросил его помочь приделать новую ручку к двери в кладовку. Сначала ему доверили выбрать ручку, потом подходящие шурупы. От радости у Вани аж дух захватило — ему разрешили обследовать шкафчик, в котором хранились ящички с шурупами, гвоздями и прочими нужными в хозяйстве вещами. Потом он с удовольствием, правда не без посторонней помощи, вскарабкался на стремянку и принялся орудовать доверенной ему отверткой. Когда все было готово, он сказал Сэре: “Посмотрите, что мы сделали. Теперь дверь открывается”. Отличный день.

Вернулась Линда. По выражению ее лица все догадались: ничего хорошего она не узнала. Она даже не поздоровалась с Ваней и не пожелала слушать о его последних достижениях. Визит к чиновникам произвел на нее самое пагубное воздействие.

— Знаете, Сэра, что они сказали? Что своим звонком вы только все испортили. Вот так.

Это были единственные слова, произнесенные ею, прежде чем отправиться в постель.

Подробности Сэра узнала позже. Приехали они вовремя, но секретарша усадила их на жесткие стулья в коридоре перед кабинетом госпожи Морозовой и велела ждать. Минуты шли, и Линда стала выражать недовольство. Она рассказала Нелли о трудностях, которые им пришлось преодолеть. Целых два года они экономили буквально на всем, вытерпели у ни тигельные придирки местных властей, их бесконечные вопросы — вплоть до самых интимных, чтобы освободить комнату для Вани, продали некоторые ценные для них вещи, включая видеозаписи соревнований по регби, которые коллекционировал Джордж. Ради поездки в Москву Джордж использовал свой отпуск, который собирался провести совсем иначе. Они и Филипа с собой притащили, хотя его это путешествие нисколько не интересовало. Зная, что будет отсутствовать две недели, она отменила сеансы физиотерапии для нескольких постоянных пациентов, подвергнув риску свою репутацию — еще неизвестно, не переметнутся ли они к другому специалисту.

Полчаса спустя дверь кабинета открылась и появилась “сама королева” — госпожа Морозова — в синем костюме, белой блузке и с шелковым шарфиком от фирмы “Гермес”. Ее пальцы были унизаны золотыми кольцами.

Прическа была в идеальном порядке.

Она взглянула на посетителей, узнала Григория и изменилась в лице. Что-то рявкнула в его сторону, развернулась на каблуках и ушла по коридору прочь.

Нелли, смущаясь, перевела: госпожа Морозова отправилась обедать, и им придется ее подождать.

Линда кипела. Она спросила Нелли, почему эта женщина считает, что имеет право так обходиться с ними? Неужели она не понимает, что они совершили неблизкий путь ради мальчика, которому грозит гибель в психушке? Почему она так бессердечна?

У них было довольно времени, чтобы обсудить эти вопросы. Прошел час, прежде чем госпожа Морозова появилась вновь. Пышно обставленный кабинет российского чиновника — полированный письменный стол красного дерева, под стать ему горка, огромный телевизор в углу, стеклянное блюдо с шоколадом на кружевной скатерти — произвел на Нелли неизгладимое впечатление. Впечатляющий контраст с ее собственной каморкой в московском офисе “Телеграф”.

Госпожа Морозова даже не подумала извиниться за свое долгое отсутствие. Григорий спросил, получила ли она справку-подтверждение, отправление которой Сэра пыталась ускорить еще месяц назад.

Госпожа Морозова заявила, что не нуждается в посредниках при выполнении своих обязанностей. Чтобы преподать урок Григорию и его клиентам, она нарочно замедлила процесс. Более того, новое досье, присланное из Англии, тоже никуда не годится. Британские власти понятия не имеют, как собирать досье по требуемому стандарту. В свое время она посоветует им переделать несколько документов. Махнув рукой — хищно сверкнули драгоценности на пальцах, — госпожа Морозова сделала знак, что аудиенция окончена.

Григорий никогда не забудет свои впечатления от той встречи: “Морозова стремилась морально раздавить Линду. Она хотела полностью выбить из нее желание усыновить ребенка из России”.

Униженные, они покинули кабинет. Линда злилась на Григория. Почему он не остановил грубиянку? Как может быть, что документы, добытые с таким трудом и стоившие таких денег, не годятся? Она была вынуждена говорить через переводчика, и это лишь усиливало ее раздражение. Выйдя из здания, они молча разошлись в разные стороны. Григорий отправился в сторону метро, а Флетчеры и Нелли сели в поджидавший их автомобиль.

Несмотря на перенесенное унижение, двумя днями позже Линда собралась с силами и организовала вечеринку в честь дня рождения своего мужа. Приглашены были все — Алан, Сэра и Кэтрин, Нелли из офиса “Телеграф” и даже собака. Ваня сидел рядом с Линдой на диване, а она счастливо улыбалась всем и раздавала куски липкого, сладкого торта, украшенного светящимися зелеными и оранжевыми цветами. Она разрешила Ване сделать ей корону из мишуры, которую нашла в коробке с рождественскими украшениями. “Ваня устраивает праздник в честь дня рождения своего папы”, — объявила она.

Казалось, что в тот день Ваня, наконец, обрел свое место в жизни. Он с довольным видом сидел за кофейным столиком, окруженный своей новой семьей и друзьями, ел вилкой торт, пил чай из чашки и обменивался со взрослыми шутками. Глядя на него сейчас, никто не заподозрил бы, что этот ребенок с младенческого возраста жил в сиротском приюте. Вдруг, не меняя интонации, он объявил: “Вы знаете, а я плакал. И слезы растеклись по полу. А я знаете что сделал?”

— Что ты сделал, Ваня? — спросил кто-то ласково.

— Я прыгнул, как кошка. Я выпрыгнул прямо из кроватки. Потом включил воду на полную катушку. Подставил попу под струю и вымыл себя.

“Взрослые с неодобрением зашушукались и поскорее отвлекли Ваню от туалетной темы, — вспоминает Сэра. — Но сейчас, мысленно возвращаясь к тому эпизоду, я понимаю, что мальчика мучили воспоминания о пребывании в Филимонках, где его часами заставляли лежать в собственных нечистотах.

Самым большим его желанием было тогда выбраться из кроватки и вымыться”.

Чаепитие закончилось, и Нелли с Филипом стали учить Ваню ходить на костылях, которые Линда привезла ему из Англии. Через некоторое время он устал и начал упрашивать, чтобы ему разрешили включить видеомагнитофон и посмотреть, как его друг Андрей гуляет по зоопарку во Флориде. Взрослые взглянули на часы. До времени возвращения Вани в дом ребенка № 10 оставался еще час.

После вечеринки дела приняли плохой оборот. Назавтра Линда пожаловалась Сэре, что Ваня стал агрессивным и задирает Филипа. Сэра вызвала Энн, которая недавно приехала в Москву, сама была приемной матерью и возглавляла группу поддержки приемных родителей в Британии. Линда поделилась с ней своими проблемами. Ваня неуправляем, с его вспышками раздражения невозможно мириться. Она не знает, какое влияние его выходки окажут на внуков. Первый раз на Ваню жаловались. А Ваня между тем растопил сердце Нелли, которая заставляла трепетать от страха целые поколения корреспондентов “Телеграф”. Он часами сидел у нее на коленях, пока она с нежностью учила его водить мышкой, работая на компьютере. Еще прежде мама Сэры рассказывала ей, как учила Ваню пользоваться пылесосом и как быстро он запомнил слово “Гувер”. За две недели он выучил двадцать семь английских слов и фраз.

Утром пришел редакционный автомобиль, чтобы, как всегда, отвезти Линду в дом ребенка за Ваней. Девять часов, а она все еще не показывалась. Десять часов. Мысль о том, что Ваня сидит на стульчике у входа, ожидая новых радостей, ожидая женщину и мужчину, которые просили называть их мамой и папой, была Сэре невыносима. Уильям и Кэтрин, ее дети, очень полюбившие Ваню, стали просить маму самой съездить за ним, однако ответственность за Ваню лежала на Линде, и Сэра не имела права вмешиваться.

Наконец, в одиннадцать часов появилась Линда и села завтракать. Она сказала, что совершенно измучена, ей требуется отдых, а потому она решила посвятить день приобретению сувениров. О Ване не было произнесено ни слова.