Амандина - Марлена де Блази

— Правда, здесь красиво? — спросила Доминик. — Дом. Сад, особенно сад, мы выйдем туда попозже. И вниз к реке, если захотите.

— Да, Амандине понравится. Она не просыпалась? Все это время?

— Не слышала ни звука. Я заходила, чтобы проверить, и она даже не перевернулась. Вы обе слишком устали.

— Я могу спросить вас? Наш водитель, когда она оставила нас на краю деревни этим утром, она сказала, что мы должны пересечь площадь и с другой стороны маленького соснового леса найдем дом. Это было как раз около полудня, и когда мы шли, то увидели цветочную тележку, опрокинутую под деревьями, возле беседки. Фиалки, ирисы и белые розы. Амандина побежала собирать цветы, но я сказала ей, что для нас будет лучше найти сначала дом. Конечно, нашлось кому заняться цветами. Я не уверена, как объяснить это, но я почувствовала страх. Нет, не так… Это было как если бы все убежали. Хлеб, остывающий на подоконнике, цветы, рассыпанные на булыжнике, и никого. Ни человека. Ни звука. Амандина вынуждена была бежать, чтобы не отстать от меня. Я не могла дождаться, когда найду дом. Я была счастлива, что дом был так близко. Что случилось?

— Ничего. Ничего вообще. Просто все уже были за столом или под покрывалами. Здесь все достаточно спокойно. Боши были расквартированы в деревне в течение многих месяцев. Некоторые прямо здесь в этом доме. Когда они уезжали, женщины махали носовыми платками на прощание, мужчины обменивались с ними рукопожатиями.

— И вы, участник Сопротивления, были здесь в это время?

— Я была поваром и домоправительницей у бошей. Хорошая история, но рассказывать ее пока рано. Только если мы встретимся после войны.

— Вы из коллаборационистов?

— Я, возможно, произвожу такое впечатление. Мы не будем больше говорить обо мне. Вы согласны? Легче помолчать.

— Да. Разумнее.

— Большие шкафы и комоды в комнатах наверху полны одежды. Подберите себе. Время от времени я ношу вещи мадам. Блузка, дамское белье, ночная рубашка. В комнате, где спит Амандина. Что-то можно переделать для нее, хотя…

— Спасибо. Я разбужу ее и вымою. Она будет счастлива прогуляться к реке.

— Не торопитесь. У нас есть сыр и хлеб. Абрикосы. Кухня не топлена, я разведу огонь и накрою для нас здесь. У меня есть немного информации о следующей части вашей поездки.

— Мы уедем завтра?

— Я думаю, через день. В воскресенье. Строго на север, как я понимаю. Оставшаяся часть пути. Хотя вы знаете, планировать бесполезно.

— Знаю.

— Я надеюсь, что вы хорошо отдохнете здесь, Соланж. В деревне спокойнее, чем в местах, откуда вы пришли. Единственные, на кого здесь охотятся, — это дикие зайцы.

— Откуда вы? Я подразумеваю, теперь, когда боши ушли, почему вы все еще здесь?

— Обо мне ни слова. Помните?

— Доминик сказала, что мы можем подобрать одежду вместо износившейся. После ванны взглянем? — спросила Соланж.

— Я выберу для тебя, а ты для меня, хорошо?

Обернутая в полотенце девочка приставила маленький обитый материей стул к открытым дверям большого шкафа, забралась на него и начала инспектировать гардероб, пренебрегая жакетами и блузками, отодвигая атлас, все быстрее и быстрее, пока:

— Это. Смотри, Соланж. Это — платье, которое ты должна надеть. Ты будешь красива, как балерины в «Лебедином озере».

Она спустилась вниз со стула с синим шифоновым вечерним нарядом в руках. Перед зеркальной дверью в ванную девочка приложила платье к себе и сделала несколько танцевальных па.

— Соланж, ты должна.

— Что?

— Скажи «да», пожалуйста, скажи «да».

— Слишком велико, — произнесла Соланж, даже не примерив.

— Не слишком.

— Здесь можно подобрать булавками. Будь осторожна, или ты порвешь его. Оно прекрасно, но мы собирались прогуляться до реки, а потом есть сыр и абрикосы у огня. Едва ли платье для…

— Мы только покажем Доминик. Пожалуйста, пожалуйста.

— А что мы наденем на тебя? Твоя кружевная юбочка фактически расползлась, и ни одна из вещей мадам тебе не подходит.

— Я надену свой свитер и вельветовые брючки. Они еще чистые на вид.

— У меня есть идея получше. Кружевная юбка с моим желтым свитером. Я не носила его с тех пор, как мы покинули монастырь, и он закроет большинство дыр. Ты будешь видением.

В каждую атласную петельку Соланж продевала жемчужину, Амандина поцеловала ее в щеку.

— Скорее, скорее, я хочу видеть.

— Наберись терпения, эти петли настолько малы, а ты вертишься.

Какая она тоненькая! Тоньше, чем раньше? Возможно, нет. Выросла за эти десять месяцев, окрепла. Но такая тонкая!

— Готово, иди, любуйся.

Желтый свитер падал на колени, и широкие кружева волной выбивались по подолу. Эффект Амандине понравился, и она побежала искать туфельки.

Они смеялись, спускаясь по лестнице, обнаружили у камина Доминик, покрутились перед ней и сделали реверанс.

— Я буду иметь честь разделить трапезу с двумя такими прекрасными дамами. Если бы я знала, что сегодня мы переодеваемся к обеду, я бы конечно…

— Вы и так прекрасны, — сообщила Амандина Доминик.

— По крайней мере, позвольте мне предложить вам аперитивы. И конечно, мы нуждаемся в музыке. И я думаю, что у Амандины должны быть цветы в волосах.

Доминик завела граммофон. «Народные песни из Пуату», объявила она, наливая желтый ликер в два маленьких толстых стаканчика. Для Амандины — сироп с водой.

— Я сейчас вернусь. Только выйду в сад, — пообещала Доминик.

— Почему у нас не было аперитивов в монастыре? — спросила Амандина у Соланж. — И почему наша униформа не шилась из шифона? Мы могли бы заниматься благотворительностью, молиться и петь хоралы в шифоне точно так же, как и в серой сарже.

— Возможно. Представь, как шифон изменил бы нас всех? Кто мог бы быть жестоким в воздушном платье?

— Я думаю, матушка, возможно, попробовала бы.

— Да, если бы Паула была здесь, возможно, мы подобрали бы платье и для нее. Ты в кружевах, я в шифоне, какое платье подошло бы Пауле?

Доминик вошла с красными ивовыми веточками, которые она сплела в круг. Получился венок. Доминик закрепила его найденной в ящике маленького стола проволочкой и протянула венок Амандине.

— Можно примерить.

Венок был немного великоват, падал на лоб, но из-под него сияли глаза девочки. Амандина бросилась к зеркалу и сообщила:

— Похоже на корону, которую Иисус носил на кресте.

Амандина начала вытягивать веточки, уже запутавшиеся в ее волосах.

— Нет, нет, оставь, пожалуйста. Это похоже на диадему, которая держала свадебную фату Красавицы, помнишь? — спросила Соланж.

Доминик начала подпевать грустному голосу из граммофона, и Амандина, забыв о венке, пошла петь с ней.

— Мой отец дал мне мужа, но у меня есть любовь. Я люблю тебя, не забывай меня, — пела несчастная невеста Пуату.

Доминик убедила Соланж поддержать их с Амандиной.

— Люблю тебя, не забывай меня.

Доминик встала, чтобы поменять пластинку.

— Ах, вот она. Вы знаете эту песню?

Женщина пела на немецком языке, а Доминик подпевала глубокому, хриплому голосу. Когда песня закончилась, Доминик открыла глаза и повторила последнюю строчку еще раз.

— «С тобой, Лили Марлен».

— Почему вы поете песни бошей? — поинтересовалась Амандина.

— Переведите мне слова, — попросила Соланж.

— Это не песня бошей. Хотя она написана немцем. Во время Большой войны. Но слова не о патриотизме или политике, не о войне вообще, а о солдатах. Это песня солдат. Слова об одиночестве, о разлуке с любимой. То же самое чувство, как в песнях из Пуату. Я люблю, не забывай меня. Слова были переведены на многие языки: немецкий, французский, английский, русский. Я однажды услышала испанскую версию. Ее знают многие в Сопротивлении. Мы поем, потому что боши ее запретили, объявив сентиментальной, романтичной и не патриотичной. Но бош, который жил здесь, ставил ее каждый вечер. Я переведу вам слова на французский.

Они повторяли слова снова и снова, а когда запомнили, Доминик поднялась и прибавила громкость.

— Теперь мы готовы петь с нею, — сказала она.

Из граммофона доносился голос Дитрих, и они пели до слез на глазах, оплакивая каждый свое. В конце апреля вечера пахнут сиренью, и во время войны, в которой погибнут пятьдесят миллионов человек, они пели «Лили Марлен».

Миновала полночь, и ближе к утру Соланж проснулась. Она спала на ковре перед почти погасшим огнем, в то время как Доминик расположилась на диване, а Амандина в шезлонге. Соланж поднялась с ковра, подошла к Амандине, чтобы накрыть девочку стеганым одеялом. Она подкинула дров, присела на полу около Амандины и погладила по лбу, запутавшись пальцами в ивовых веточках.

— Дорогая, проснись на минуточку.

Амандина села и сразу спросила: