Счастье на бис - Юлия Александровна Волкодав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но это все объяснимо, когда рядом. Надо совсем уж чурбаном быть, чтобы не чувствовать человека, с которым живешь бок о бок. Но Сашка его чувствовала и раньше. Можно не верить, можно считать это больным воображением поклонника. Но в тот день, когда он в аварию попал, у Сашки с утра была душа не на месте. Дальше сложно отследить, Сашке казалось, что с того момента, как стало известно о его диабете, душа уже никогда на месте не присутствовала. Сашка ведь в то время в медицинском училась, уже все понимала.
Нет, так невозможно. Сашка достает телефон, который от постоянных дерганий потерял половину зарядки. Набирает Свешникова.
– Мы только что закончили, – даже не тратясь на «алло», сообщает он. – Вышел от него две минуты назад, даже до кабинета еще не дошел. Саш, ну лечить придется основательно, запустили вы сустав. У него там…
– Как Всеволод Алексеевич? – перебивает Сашка.
– Да как? Нормально, обычно. Саш, ты чего? Вроде не операция под наркозом. Рядовая процедура с местным обезболиванием. Что с твоим Тумановым станется? Ну устал, конечно. От снотворного отказался. Да я думаю, он сам сейчас уснет.
– Дышит нормально? Сахар?
– Все в рамках нормы. Можешь возвращаться и нянькать. Вечером еще перевязка потребуется, я думаю, такие интимные процедуры он посторонним медсестрам не доверит.
– Спасибо, Иван Павлович! – выдыхает Сашка.
Теперь быстрее такси и в госпиталь. Нянькать, утешать, разговоры разговаривать. Ну или просто рядом сидеть. И еще вопрос, кому из них это больше нужно. Сашке до слез сейчас хочется почувствовать его запах, его тепло, его энергетику. Убедиться, что он есть в ее жизни. А все, что она видела сегодня днем, просто страшное эхо из прошлого.
Едва Сашка садится в такси, телефон оживает. Ну вот, собственной персоной.
– Да, Всеволод Алексеевич. Да, мне Свешников сказал, что всё. Но я не стала звонить, думала, вы отдыхаете. Как вы себя чувствуете?
– Сашенька, приезжай скорее. Ты мне очень нужна.
Главные слова, которые она хотела бы услышать. Уже еду, Всеволод Алексеевич.
* * *
Это в рамках нормы?! Вот это в рамках нормы?!! Сашке очень хочется устроить скандал, но кому? Свешникову, которого считает своим наставником? Он, кстати, уже уехал домой, не дождавшись ее возвращения, вверив Всеволода Алексеевича медсестрам и дежурному врачу. У него есть другие пациенты и своя жизнь помимо госпиталя. И Сашка знает, что бы он ей сказал. Ты неадекватно его воспринимаешь, близких лечить нельзя. Возьми с полки учебник и почитай про границы нормы. И прочие правильные слова, которые ей не хочется слушать.
Всеволод Алексеевич ни на что не жалуется, даже попытался улыбнуться, когда она вошла. И по этой попытке Сашка сразу все поняла. Они же вместе двадцать четыре на семь, если кого и обманет его отрепетированная улыбка, то точно не ее. Лицо бледное, черты заострились, взгляд плавает. Сахар двенадцать. То есть для нормального человека такое состояние уже называется «ложись и помирай». Колено перевязано, но в назначениях рукой Свешникова настойчивые рекомендации пациента «расхаживать». Иван Павлович всегда любил свободные формулировки. Расхаживать его, да. Сашка не уверена, что он до туалета сегодня дойдет. Хуже всего, что он молчит. Ничего не требует, ничем не возмущается, впечатлениями тоже не делится. Тихий Всеволод Алексеевич – это точно не норма.
– Бронхоспазма хотя бы не было? – интересуется Сашка, надевая халат.
– Нет, – отзывается медсестра.
Сашка окидывает ее тем коронным взглядом, от которого более чувствительные люди сразу пятый угол ищут. Но медсестра не очень чувствительная. Даже не поняла, что спрашивали не ее. Ну ладно, сама нарвалась на разговор, решает Сашка и поворачивается к ней.
– Вы капельницу ставили?
– Да, Иван Павлович назначил.
– Сколько лет работаете?
– Два года. А что? – хлопает длинными, не иначе как наращенными ресницами.
– За два года не научились с первого раза в вену попадать? Это что?
Сашка осторожно приподнимает левый локоть Туманова со свежей гематомой. Капельница установлена на правую руку.
– Да у него вены не найдешь! Пациент-то возрастной! – вскидывается медсестра. – Ему по показаниям вообще надо порт-систему ставить.
– А вам, по показаниям, надо в швеи-мотористки идти! – рявкает Сашка. – Вон отсюда! Чтобы я вас вообще в этой палате и возле «возрастного пациента» не видела!
Зато теперь Всеволод Алексеевич улыбается вполне искренне. Качает головой.
– Ты чего лютуешь, девочка?
– Да ничего! Понабрали идиоток! – Сашка подсаживается к нему. – Я же говорила, надо было остаться. Они даже капельницу поставить не могут нормально. Сейчас сделаю спиртовой компресс, быстро рассосется.
– Саш! Просто синяк. Мне не больно.
– Я вижу. На вас лица нет.
– Мне в целом хреновастенько, – неохотно соглашается Всеволод Алексеевич. – Но конкретно рука не болит.
– А что болит?
– Все остальное.
– Классический диагноз «ушиб всей бабушки»?
Сашка пытается его «заговорить», а руки уже совершают привычные действия: разматывают фонендоскоп, поднимают тенниску, тянутся к дозатору инсулина.
– Скорее, всего дедушки. Слышала? Возрастной пациент. Какая корректная формулировка.
– Я ей устрою корректную формулировку. При мне такие дуры не работали. Можете конкретнее описать, что не так? Тошнит? Голова кружится? Слабость?
– Все, что ты перечислила, и еще ломает, как при температуре. И колено дергает. Саш, ты зачем этот халат дурацкий надеваешь? Дома же ты его не носишь.
– Потому что тут больница, Всеволод Алексеевич. Положено тут так. Ничего он не дурацкий. Для меня халат, между прочим, как для вас бабочка. Или лаковые туфли. Атрибут профессии. Сесть можете? Я послушаю.
Как-то он не слишком уверенно кивает, и Сашка поддерживает его за плечи. Быстро слушает и возвращает в прежнее положение. Признаков надвигающегося бронхоспазма нет, уже хорошо. С сахаром как-нибудь справятся, тем более что есть он явно не хочет и сегодня вряд ли захочет. Чаем бы его напоить, каким-нибудь травяным, успокаивающим. И понять, что вообще происходит. Он просто устал и перенервничал, или в колене какой-то воспалительный процесс, из-за
