Пленники Раздора - Екатерина Казакова

— Гляди, Меченый, а мы им понравились! Даже не визжат. Видать и правда у кровососов мужики ни на что не годные, раз девки их так чужим радуются.

Смиляна после этих слов вышла из оцепенения, оправила подол рубахи и спокойно молвила:

— А чего нам визжать? Мы — дома. А вот ваш вожак узнает, что за девками подглядываете, нешто похвалит?

Меченый ухмыльнулся:

— За то, что подглядывали, не похвалит. А за то, что отпустили, не потискав, укорит. Что ж это за мужик, если он мимо девки красивой пройдёт и за зад не ущипнёт?

Смиляна угадала в говорившем заводилу и строго сказала, глядя в глаза:

— А ну, пошли вон отсюда, бесстыжие. Ежели быстро уберётесь, не стану отцу жаловаться. Коли нет, на себя пеняйте.

Другой из парней, доселе молчавший, ответил сиплым, царапающим слух голосом:

— Ишь, какая строптивая… Дай пощупать, ты точно не волчица?

Девушка нахмурилась:

— Пощупай, если не боишься без рук остаться.

Он не боялся. И сделал шаг вперед.

Тот же миг глаза кровососки будто заволокла молочная пелена.

Волколаки забыли, что напротив стоят не человеческие девушки, которых они привыкли невозбранно рвать в деревнях. Пятеро подруг порскнули в разные стороны. Вот только были, и уже нет их! Лишь мелькнули в темноте полунагие тела.

Меченого клятая девка пихнула в плечо так, что он не удержался на ногах и едва не растянулся во весь рост, оступившись в каменном крошеве. Хорошо ещё совладал — сел на зад. И тут же яростно взвыл.

Судьба кровососок была решена. Четыре волка ринулись по следу. Опьяненные погоней, привыкшие к дикой охоте с вожаком, натасканные убивать и рвать, они дали себе волю и в этот раз.

На Смиляну навалилось что‑то тяжелое и злобное. Острые зубы рванули плечо. Девушка закричала, упала, покатилась по уходящему вниз зеву пещеры. Острые камни вонзались в бока, спину, затылок… Один из них она схватила, ломая ногти, и со всего маху ударила обидчика по голове.

Чудовище взвыло, рванулось, погребая жертву под тяжестью косматой туши. Перед самым лицом щелкнула окровавленная пасть. Смиляна вцепилась в неё, пытаясь хоть на пядь разминуться со смертью. Клыки вонзились, распарывая ладони… Она не почувствовала боли.

Рядом кричали подруги.

Но в тот самый миг, когда девушка уже простилась с жизнью, потому что сил удерживать рвущегося хищника не осталось, противника сорвало с неё невиданной силой. Сорвало и отшвырнуло прочь.

Огромный зверь ринул обидчика в сторону, ударил тяжелой лапой, переламывая хребет, и по каменным коридорам разнесся эхом такой раскатистый, такой страшный рык, что несчастная, зажимая израненной рукой разорванное плечо, затрепыхалась на каменном полу, силясь отползти в сторону.

Воцарилась тишина. Долю мгновенья было слышно только хриплое дыхание оборотней и их жертв, а потом к Смиляне подскочили, подхватили на руки.

— Доченька, доченька… Цела?

Огромные, как лопаты, ладони легли на рваные раны, и бледно — зелёное сияние потекло по коже, холодя, заживляя, даря избавление от боли.

— Серый! — голос отца звенел от гнева. — Если не можешь Стаю в узде держать…

Мужчина, стоящий напротив, миролюбиво вскинул руки:

— Зван, они виноваты. Я не спорю. Но, подумаешь, сцепились парни с девками. Дело‑то молодое. До смертоубийства не дошло. Остальное — до свадьбы заживет.

— Вовремя подоспели, — отозвался Дивен, ощупывавший Таяну. — А не подоспели — дошло бы. Вместо свадеб похороны б собирали.

— Я накажу виновных. Больше такого не повторится, — спокойно сказал волколак.

Смиляна скосила глаза в ту сторону, где на камнях простёрся мёртвый зверь. Трое других обидчиков уже перекинулись в людей и стояли напротив вожака, низко склонив головы. Боятся. Сильно боятся.

— Нам что с того? Этих накажешь, другие взъярятся, — проговорил Зван.

— Не взъярятся. Слово даю.

И от того взгляда, который Серый бросил на оборотней, девушке стало не по себе. Чувствовалось: ребят ждет расправа. И хорошо, если останутся живы, а не как этот… Меченый.

— Уводи их. Чтоб глаза мои не видели, — тем временем сказал отец.

Вожак кивнул и произнес:

— За то, что они тут сотворили, я пришлю к вам одного из своих Осенённых. Он будет окормлять Стаю до следующей луны. Ты примешь это в искупление случившегося?

— Приму, — зло ответил отец. — Но пришли лучше бабу. Мужику, боюсь, ноги повыдираем. Уходите.

Оборотень кивнул своим парням, которые жались возле стены, и те, стараясь держаться от вожака на расстоянии, побрели, ссутулив плечи.

Когда волки ушли, и отдаленное эхо их шагов смолкло, Новик, приводивший в чувство Миру, посмотрел на Звана и сказал:

— Если они — сытые — от мертвой крови так ярятся и звереют, то, что с ними от живой бывает, когда они голодные?

Смиляна всхлипнула, обводя взглядом подруг. Не скоро им снова постирушки устраивать да в озерце плескаться. Не одну седмицу теперь сидеть по избам, лечить оставленные острыми зубами раны. У красавицы Таяны, вон, все руки обглоданы до самых плеч.

А про себя девушка благодарила Хранителей, что хватило ума бросить отцу Зов. Иначе разнесли бы их волколаки по всему подземелью. За год бы не собрали.

Белая волчица в темноте подземелья казалась бесприютной навью. Она ходила от стены к стене своего тесного узилища, время от времени встряхивалась, а потом запрокидывала голову и выла. Протяжно и тоскливо. Леденящая душу песнь билась о камни стен, расходилась волнами по казематам, рождая в коридорах зыбкое эхо.

Тоска!

Выучи, несшие стражу, извелись. Лишь о том и мечтали, чтобы поскорее смена пришла. Последние дни охранять темницу отправляли только особо провинившихся, чтобы знали — почем пуд лиха.

Оборотница, некогда бывшая Светлой, не давала послушникам покоя — то скулила, то рычала, то кидалась на стены каземата, то выла заунывно, с переливами… Парням от этого всего не было бы так тошно, не знай они, что в образе зверя за решетчатой дверью мается та, которую они промеж себя привыкли опекать и баловать. Теперь же к ней было не подступиться…