Ever since we met (СИ) - "Clannes"

Университет у него и правда близко к московской школе, в которую ее перевели в этом году по настоянию родителей, и плюс один повод видеть ее, это разве плохо? Но Саша замечает и другое — как Нейт притормаживает, как он, всегда готовый к новым знакомствам, некоторых даже ошарашивающий своим напором, молчит, останавливаясь совсем рядом с ней, и разглядывает Алинку во все глаза. Пусть разглядывает, думает она. В конце концов, ничего плохого, когда на тебя просто смотрят так, будто пытаются понять, настоящая ты или снишься.

— Я очень рада, — говорит она наконец, улыбается тепло. — Теперь у нас будет больше времени для общения, получается?

— Получается так, — Алинка кивает в ответ почти яростно, как какая-нибудь из тех куколок из машин, но взгляд ее тут же — и это заметно — переходит на парней. — Это твои друзья, да?

— Мы только сегодня решили, что стоит так друг друга называть, так что вопрос очень актуальный, — смеется Саша в ответ. — Ребята, это Алина, милое солнышко, способное отгрызть обидчику голову, а я добавлю. Вот этот пафосный юноша — Игорь, инстаграм его все, ему нужна, походу, либо такая же девушка, либо просто принимающая это в нем.

— Девушка, не парень? — уточняет Алина со смехом. Игорь делает лицо оскорбленной невинности так мастерски, что ему хочется вручить Оскар.

— Я не гомофоб, но и не гей, — заявляет он. — Инстаграм еще ничего не определяет, между прочим.

— Все уже все поняли, успокойся, — Саша его по волосам треплет, улыбается. Он забавный, когда делает обиженный вид, хотя она знает, что он не обижается, что он уже смирился с вопросами на эту тему. — Продолжаем. Вот это чудо — Гришенька, наш антидепрессант. Развеселит, потом еще раз, а потом догонит и развеселит на прощание. Мастерски падает на колени и умоляет. А этот кудрявый красавчик, который с тебя глаз не сводит — Нейт, будущий нейрохирург. Нейт, отдай мой рюкзак уже.

Нейт краснеет почти лихорадочно, явно смущенный и явно не ожидавший, что его поймают на том, что он пялится — Алина, что забавно, краснеет тоже, с ним взглядом встречаясь. Пятнадцать лет, думает Саша, и обративший внимание симпатичный мальчик, почему бы и не покраснеть, в самом-то деле?

— Если ты не собираешься остаться тут, — заявляет Ваня, улыбается так солнечно, будто и не хмурился минуту назад, — то, может, поедем уже? Мама сказала, к нам вечером тетя Наташа заглянет.

— Ну раз тетя Наташа, — Саша фыркает смешливо, парней по очереди обнимает в каком-то иррациональном приступе нежности. — Ладно, три богатыря, до завтра. Алиш, не застывай соляным столпом, а то тебя кто-нибудь лизнуть попытается, чтобы узнать, соленая ли ты. Пошли?

В машине теплее, куртку скинуть можно, она выдыхает довольно, откидываясь на спинку пассажирского сидения — мягкое кресло не сравнится с жестким стулом в аудитории. Ваня, кажется, смешинку давит, и это такой контраст с тем, каким букой он был, когда она его увидела, что даже не верится, что такое возможно. Она его взгляд, на нее направленный, перехватывает, и щурится недоверчиво — он же в ответ смотрит на нее чистыми и искренними глазищами. Зараза.

— Ну и? — не выдерживает она, наконец, когда Алинка побеждает ремень безопасности на заднем сидении в неравной борьбе и они выезжают с парковки. — Ты выглядишь так, будто тебе прямо очень хочется о чем-то рассказать, но нужен повод. Вот тебе повод, я тебя спрашиваю. Рассказывай, что произошло.

— Даня тебя правда бросил? Потому что если так, я ему морду набью и скажу, что так и было, — заявляет Ваня в ответ. Сашу смех распирает, она смеется на всю машину. — Это значит нет?

— Это значит, похоже, его эго настолько велико, что он решил, что ты не пойдешь ко мне узнавать, — поправляет она. — Вообще-то это я его бросила. Он очень обиделся и сказал что зря со мной встречался, а я заставила его чашку у него из рук вылететь на прощание.

— Ты что? — вопит Алинка с заднего сидения в шоке — совсем ей не свойственно, учитывая то, какая она обычно тихая и спокойная. — Мы же не рассказываем о нас всем подряд, ну Саш!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ему все равно никто не поверит, — хмыкает она в ответ. — А доказательств у него нет. А еще я ему дарила все это время всякие небольшие подарки, заговаривала то на удачу, то на здоровье, то на еще что. А теперь они все перестанут работать. Пусть хотя бы знает, что при расставании с ведьмой нельзя ей хамить, особенно если есть шанс остаться друзьями.

— С тобой ссориться нельзя, — смеется Ваня, тянется, чтобы ей волосы растрепать. В голове ее возникает его «ничего не изменится», и она губу закусывает. Ничего и правда не меняется. И наверняка и правда не изменится. Пока что вот все так же. — Опасно для жизни.

— Тебе придется очень постараться, если ты хочешь со мной поссориться, — фыркает она. — Ты слишком привык вести себя так, чтобы это было невозможно. Тебе придется всю свою жизнь менять. Стоит оно того?

Ваня вместо ответа качает головой и жмет на газ. Четвертый час дня — еще не час пик, и в пробку вполне себе возможно не попасть. Водитель из него уверенный, спокойный — Саша видит, как расслабленно лежат его руки на руле, как он сосредоточен, особо не прилагая к этому усилий. Саша вспоминает другое — его напрягшиеся плечи, его дикий взгляд и тяжелое дыхание.

Саше хочется плакать. Она уже слишком много плакала, с другой стороны.

— Помнишь, я тебе говорила, что все будет хорошо? — Алина к ней тянется с заднего сидения, в лицо пытливо заглядывает. — Я все еще не отказываюсь от своих слов, чтоб ты знала.

Верить ей хочется еще больше, чем плакать. Саша заставляет себя верить.

========== Глава 24 ==========

— Когда-нибудь, — шипит Ваня, — ты начнешь думать мозгами без перерывов на отдохнуть.

— Когда-нибудь, — шипит Саша в ответ, — ты перестанешь говорить мне, что мне, по-твоему, стоит делать.

Может быть, в другом случае он бы к ней и прислушался, но сейчас Саша в этом не уверена. Не после того, как он вломился в ее комнату, когда она в третий раз не отозвалась на стук в дверь — еще бы она в наушниках отозвалась-то — и обнаружил ее, методично сцеживающую свою кровь в четвертую по счету пробирку. Всего ничего, по ее мнению — по его мнению, это было слишком много, чтобы спокойно реагировать. Было бы меньше, может, и не сидела бы она сейчас на стуле в его комнате, и не забинтовывал бы он ей ладонь.

— На ладони, — говорит он, — нервных окончаний вагон и маленькая тележка. Больно же вот так вот. Чем ты думала?

— Ну и пусть много, ну и пусть больно, — почти огрызается она. — Так легче контролировать процесс. Как бы я, по-твоему, кровь, например, из вены остановила себе так же легко, как из ладони?

— А это ты ее легко остановила? — хмыкает Ваня саркастично. — Вот уж не заметил такого.

— Да хватит уже язвить! — взрывается она, не выдержав. Он, впрочем, выглядит не то серьезным, не то сконцентрированным, будто она его вовсе и не бесит. Ей бы хотелось верить, что так оно и есть. — Тебе без этого что, жизнь кажется серой и унылой? Так ты хотя бы скажи, я пойму!

Он в ответ челюсти сжимает и молчит, и от этого кричать на него хочется еще больше. Нет, Саша себя одергивает, держит на этой грани: если она себе позволит сорваться, все будет потеряно. Она и так чувствует себя так, будто их отношения летят в бездну. Ей никогда не было достаточно лишь дружбы с ним, она всегда хотела большего, но под угрозой того, что даже этого не останется, каждая мелочь в последнее время стала для нее в десятки раз ценнее. Она и сейчас чувствует эту необходимость держаться за него, хранить то немногое, что у них есть. Важно ли ему хоть чуточку, что между ними за отношения? Нужно ли ему это? Скорее да, чем нет, учитывая то, как он с ней возится, но кто знает?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Сомнения ее не покидают, как ни старайся.

— Прости, — говорит она, наконец. Запал проходит, остается стыд за то, что она на него накричала. — Я очень устала, правда. Это не повод срываться, знаю.

— Все в порядке, — отзывается Ваня негромко, почти не смотрит на нее. — Вот и все, видишь? Вот теперь я за тебя спокоен. Если за тебя вообще можно быть спокойным.