Псалом - Фридрих Горенштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правда, вроде бы нашли с помощью народных умельцев и предельно национальной интеллигенции ответ. Кто губит, вроде бы ясно… Как по маслу ответ сам в голову влез… Но кто им в том способствует? Опять вопрос… Ох и сжился же с этими вопросами русский человек, приучен испокон веков бедами и горестями к вопросам православный.
– Спасай, – кричат ему.
– А как? – стонет он, измученный, усталый.
– Ясно как – бей!
Хоть и устал русский человек, а бить всегда силы найдутся.
– Ентих?
– Этих само собой… И тех тоже…
– Так за ентих Бог простит, а те же свои… Как в народной песне поется:
Выйди, выйди ты, мальчишка,
Посмотри на белый свет,
Там стоит много народа,
Посредине мать, отец.
Ты скажи, скажи, мальчишка,
Сколько душ ты погубил?
Восемнадцать православных,
Двести семьдесят жидов.
За жидов тебе прощенье,
Но за русских никогда…
– И за русских простим… Вот она, полна Россия русских, народ неусчитанный. Сколько ни черпай, меньше не будет. Поработала русская баба – населила. А кого вычерпали, тех видно не будет – пространства…
И верно, русская молодежь или будущие поколения, еще не рожденные, прочитав страшные воспоминания очевидцев, могут подумать: ох и страшная же тогда была русская жизнь… И как это люди при ней жили? Ничего страшного не было, жили нормально в своем большинстве. Радостно даже жили, с верой в справедливость, и русский климат тому способствовал. Чрезмерной жары по климату не полагалось, а от чрезмерного холода аплодисментами грелись. В тридцать седьмом году, например, хорошая весна была, рано все расцвело, и начал приходить в себя народ от страстей коллективизации, а в 49-м к лету послевоенная голодуха миновала. Плохо было подавляющему меньшинству, которое можно было по пальцам пересчитать, если каждый палец за миллион принять… Но Россия – не тесная Европа. Здесь народ по пальцам считать не привыкли. Здесь испокон веков миром живут иным на зависть. Однако не во всем еще русскому человеку позавидовать можно. Отчего же оно так? Губитель старается. Трудится губитель во вред России…
– И где он?
Опять семьдесят пять. Опять к старому вопросу вернулись: кто губит Россию? Хоть по сторонам оглядывайся, хоть в скатерку, залитую вином, смотри, подперев щеку… Карательные органы эту национальную древнюю загадку по-своему пытаются решать.
И попал в губители России Кухаренко Александр Семенович, уполномоченный Заготзерна по Витебской области. Попал он летом 1949 года.
«Дело это не Божье, – подумал Господь, – проклинать тут вроде бы некого Божьим проклятием. Сами они себя прокляли, и понять это немудрено даже человеческому конечному разуму».
Но есть у человека одна болезнь: что не может он понять, то хочет понять, а что может понять, то не хочет понять… Духовная это болезнь у человека-грешника от четвертой казни.
«Поставлю Я здесь болезнь – моровую язву во главе угла, – решил Господь. – Моровая язва дух гложет не хуже, чем душу и тело».
Так Антихрист, посланец Господа, приобщен был к притче о болезни духа.
ПРИТЧА О БОЛЕЗНИ ДУХА
Кухаренко Александр Семенович был по нации белорус, третий братишка русского человека… В любом национальном перечислении до трех твердый счет, славянский ранжир, а далее уже нет подобной твердости. Иногда четвертый грузин, иногда узбек, молдаванин или вовсе казах, иногда грузин шестой после эстонца, а казах седьмой впереди молдаванина… С четвертого места уж как получится, однако первых три славянских места тверды. Третий белорус от русского человека, и сразу же вплотную за украинцем… Неплохо это, если учесть, что испокон веков жил белорус на неплодородной земле… В XIX веке один из известных обличителей самодержавия писал: «Орловский мужик наш дошел до того, что стал нищим, как белорус…» Ведь принцип равенства не принесен с Запада, это только кажется, что порожден он лозунгами Французской революции. Принцип равенства в корнях русского национального сознания. «Либо всем хорошо, либо всем худо – вот она, справедливость…»
Жили в городе Витебске две семьи ответработников: Кухаренко и Ярнутовских. Семья Кухаренко была счастливая, а в семье Ярнутовских было неладно. Кухаренко, Саша и Валюша, познакомились в белорусских партизанских лесах, где вопреки инструкции и в виде исключения родилась Ниночка, а Мишенька родился уже в освобожденном Витебске. В послевоенное время административно-управленческий aппарат Белоруссии был в значительной степени партизанс-кий. Влиятельные партизаны старались на руководящие должности назначить своих, оставшихся в живых бойцов… Попал на руководящую должность и Коля Ярнутовский, подрывник. Женился он на секретарше городской прокуратуры Светлане. Женился по любви, но не сложилась у них жизнь. И все ж жили в трудах и без всяких аморальных дел. Согласно записи в загсе, родили двух детей. Так что могли б и не знать совершенно, что они лишены счастья, если б не счастли-вая семья Кухаренко… Собственно, в чем было счастье у семьи Кухаренко, понять не могли, однако знали, что эти – счастливые, Саша и Валюша… Действительно, в чем было это счастье? В том, что возле дома Кухаренко росли большие желтые цветы? Что в выходные дни любил Саша Кухаренко ездить на велосипеде в шелковой оранжевой рубахе, посадивши впереди себя дочь Ниночку? Что летом Валюша ходила в белой блузке и серой юбке, в белой косынке, зимой в хромовых сапожках, в жакете с пушистым рыже-серым воротником? Что галушки ели у Кухаренко цветными деревянными ложками? Все это попробовала заимствовать Светлана и даже белорусские картофельные вареники научилась стряпать лучше Валюши. Но не было счастья, какое Кухаренко окружающим демонстрировал. Причем обе семьи жили в одинаковых материальных условиях, довольно хороших для послевоенной разоренной и сожженной Белоруссии. И обе одинаково трудились, чтобы эту послевоенную разруху миновать.
Белорус испокон веков любил свою нищую матку Беларусь, как любит украинец свою богатую кулацкую мать Украину и русский свою широкоплечую большую Роженицу. Но любил всегда менее заметной любовью, холодновато, польско-литовски, хоть и без польской красочности… В белорусском национализме нет ни украинской ущемленной страсти, ни русского драчливого размаха, ни польской католической театральности… Оно и неудивительно. Земля эта в большей части – болотистая равнина, покрытая густыми лесами и пересеченная сильно разливающимися весной реками. Почва мало плодородна; болота, трясины, весной разливы, осенью непролазная грязь затрудняли, особенно в прежние времена, сношения между населением… Единая идея, необходимая для национализма, была выражена здесь не так ярко и во многом заимствована немногочисленной интеллигенцией из польско-литовских уст, а не созрела в народном нутре, сохранявшем в самых глухих местах, в районе Пинских болот, например, весьма долго не национальное, а племенное сознание. Ни греко-римский спесивый просветитель, ни жестокий монгольский грабитель не проявили большого интереса к нищим болотам. Зато испытали они нашествие бездомных еврейских масс, которых вытесняли сюда на жирных мест нации, понявшие закон Дарвина гораздо раньше, чем он был сформулирован. Эта еврейская своебразная экспансия без ножа, но с котомкой, когда бездомный пришел к нищему, способствовала появлению подлинно единой национальной идеи, а благодаря польско-литовской опеке идея эта быстро достигла мировых эталонов. В остальном же национализм Белой Руси мало известен и в недозволенном антирусском направлении вряд ли когда серьезно развивался. Поэтому арестов по обвинению в национализме было в Белоруссии гораздо меньше, чем на Украине. Однако они были, и именно ими была разорена счастливая семья Кухаренко и несчастливая – Ярнутовских.
Кухаренко, который был уполномоченным Заготзерна, казалось бы, Бог велел если и попасть в тюрьму, то за сельскохозяйственные преступления. Однако он сел за культуру. Как-то в одном селе нашел он старинную книгу писателя Бурачок-Богушевича под названием: «Белорусская дудка». В книге этой было сказано, что «белорусский язык такой же человеческий и панский, как французский, немецкий или какой-нибудь другой. Неужели же нам можно читать и писать только на чужом языке?» Кухаренко с этой книгой направился в местный пединститут, где выяснил у заведующего кафедрой доцента Богдановича, что Бурачок-Богушевич родоначальник современной белорусской поэзии. Помимо Бурачок-Богушевича, выяснил уполномоченный Заготзерна по Витебской области, что возрождению белорусской культуры способствовал Янка Лучина, печатавший с 1889 года белорусские стихи и издавший сборник «Вязанка». Доцент Богданович являлся по совпадению дальним родственником дореволюционного писателя Богдановича, и он с радостью ухватился за этот интерес ответработника из родовитых партизан к белорусской национальной идее и попросил его организовать выставку.