Шкура неубитого мужа - Анна Михалева

Маша вышла на небольшую сцену и уставилась в темный зал, жадно ловя жидкие аплодисменты.

«Это хорошо, что они заняты своими разговорами. Было бы гораздо хуже, если бы они встретили меня внимательной тишиной или авансовыми овациями. Труднее было бы», — успокоила она себя и, сделав над собой усилие, улыбнулась.

Пара-тройка голов обернулись в ее сторону, но до остальных гостей развлекательного комплекса «Кристалл», похоже, не дошло, что их знакомят с «открытием года».

Вступительные аккорды пролетели как один легкий вздох — еще бы, всего два такта. У самой сцены за столиком сидели Бобров, Александр и та самая ослепительная красавица, которую она видела на недавней вечеринке.

"Так вот она, дама сердца. Чья? Невеста Александра?

Нет, это Наталия, о ней говорил Бобров. А невеста аристократа должна быть еще красивее…" Сердце Маши ухнуло в пропасть, она закрыла глаза и, обхватив рукой микрофонную стойку, запела.

Когда музыка стихла, она открыла глаза. Ее одобрили столь же жидкими аплодисментами. Такого удара Маша не ожидала. В отчаянии она кинула взгляд на столик, за которым сидел Бобров. Александр хлопал в ладоши, ослепительно улыбаясь. Красавица Наталия что-то говорила меценату, слегка склонив голову к его уху. А сам Серж…

Маша вздрогнула. Он сидел развалившись, но с такой силой сцепив пальцы, что она со сцены смогла увидеть, как они побелели. Он не слушал Наталию, хотя и старался не показать ей этого. Он в упор смотрел на свою подопечную. Лицо его было хмурым, а взгляд суровым. Маша растерянно поклонилась и удалилась со сцены.

В гримерке она без сил рухнула на стул, закрыла глаза.

Вот он, вкус провала — горечь на языке и сухая пустота.

Пусто везде — внутри и снаружи. Даже слез нет. И отчаяния нет. Отчаиваться себе позволяют люди, у которых есть хотя бы маленькая, хотя бы призрачная надежда. А когда все уже рухнуло, тебя обволакивает предательская вялость. Ничего не хочется, ничего не нужно. Так бы и сидела на этом стуле до самой смерти…

— Мария, я потрясен! — услыхала она за спиной и распахнула глаза. В зеркале отражался счастливо сияющий аристократ. Разозлиться на него сил не было.

«Что он издевается? Потрясен! Он не видел, как меня приняли?!»

— Спасибо, — тихо пролепетала она и повесила голову.

— В чем дело? — спросил он весело.

— Послушайте, Александр, — единственным желанием ее было, чтобы он поскорее испарился, но что-то подсказывало ей, что он этого делать не собирается, — не нужно меня успокаивать. Я в норме. Я смирюсь с этим, в конце концов, я же артистка…

— И замечательная!

— Сомневаюсь. Впрочем, не я одна. Весь зал в этом сомневается, да и Серж тоже…

— Что вы?! — округлил глаза потомок Доудсенов. — Он в восторге!

— Перестаньте, пожалуйста, — устало взмолилась она, — я его видела.

— Вы пока переодевайтесь, а я закажу шампанское, — он шагнул к двери.

— Нет, не нужно, ну прошу вас…

Он не стал ее слушать, поспешно вылетев за дверь.

Боброва он нашел там, где и ожидал, — у бара. Серж пил. Александр подлетел к стойке, выдохнул бармену:

«Бутылку шампанского. Лучшего» — и занял выжидательную позицию рядом с меценатом. Тот поставил стопку и пробубнил, не удостоив его взглядом:

— Наталия пошла играть. Сейчас хлопну парочку и отправлюсь к ней. Мне кажется, что сегодня она ко мне очень даже расположена.., если она вообще когда-нибудь бывает к кому-нибудь расположена. Дьяволица!

— Милостивый государь, — сдерживая клокотавшую в горле ярость, холодно обратился к нему молодой аристократ. — У вашей артистки был дебют.

— Это не дебют, — хмыкнул меценат. — Так, маленькая проба голоса.

— Но она превосходно выступила!

— Сам знаю. — Глаза Боброва сверкнули злостью, потом он снова тупо уставился на пустую стопку.

— Тогда почему, позвольте спросить, она готова наложить на себя руки?

— А почему ты у меня спрашиваешь?

— Потому что вы ее продюсер, черт возьми!

— Спасибо, что напомнил. Кстати, завтра нужно приставить к ней директора. Не буду же я вести ее дела вечно…

— Я ничего не понимаю. — Александр растерялся. — Вы что, не собираетесь поздравить ее хотя бы? Или поддержать? Вам все равно, что она чувствует сейчас?!

— Знаешь, — Серж смерил его хмурым взглядом, — мне гораздо важнее, что я сейчас чувствую. И чувства эти мне не нравятся.

Александр сделал то, чего не делал за все время общения с этим человеком. Он накрыл его ладонь своею, хотя с большим удовольствием расколошматил бы ему голову набалдашником своей трости.

— Я прошу вас, пожалуйста, давайте зайдем в гримерку. Всего на минуту. Пара добрых слов еще никому зла не приносила, — тихо произнес он. — Я знаю, вы добрый человек. Вы ей сейчас очень нужны. А после этого мы вместе пойдем к Наталии. И я вывернусь наизнанку, но она будет вашей сегодня же.

— Да как ты не понимаешь, дурень… — начал было в каком-то исступленном отчаянии Серж. Но потом, махнув рукой, вдруг сдался:

— Ладно, если обещаешь, идем.

Маша так и не успела переодеться. Она все еще сидела на стуле, опустив голову. Думала о том, что нужно бы пережить этот стыд, двигаться дальше, извлечь пользу из неудачи, постараться что-то сделать. Видимо, прав был Бобров сегодня на репетиции, когда сказал, что смотреть на нее неинтересно, что она не бомба. А она, идиотка, только разобиделась. Слушать нужно было знатока, исправляться.

«Старайся, и ты станешь секс-бомбой!» — мелькнул в голове почти рекламный слоган.

Она грустно усмехнулась. Дело в том, что никакая она не секс-бомба. Она не Ирма, какой хочет видеть ее Серж.

Почему он именно ее избрал на эту роль? Для нее это истинное мучение.

— Чего сопли распустила? — с явно натужной радостью воскликнул Бобров с порога. — Ну?

Маша вскинула голову, поднялась со стула, вытянулась в струну, ожидая гневной отповеди. Однако ничего подобного не последовало. Серж вошел в гримерку, неся в руках бокалы. Поставил их на столик, взглянул на нее даже в какой-то степени лукаво.

— Отметим дебют?

— Зачем? — опешила певица.

— Как это зачем? Это же презентация твоей песни публике. Не абы какая, но тут уж я дал маху. Испугался, что ты песню не чувствуешь, хотел прогнать тебя по площадкам, чтобы немного раззадорить. Но вижу, что напрасно старался. Маш, ты халявщица, а не партнер, — он усмехнулся и посмотрел на вошедших Александра с официантом. Последний торжественно водрузил ведерко с шампанским на тот же столик. — Тэкс…

— В каком смысле халявщица? — не удержалась певица.

— В прямом, милая! — Бобров отобрал у официанта бутылку и сам разлил шампанское по бокалам, минуя всякий этикет с пробами и танцем вокруг этого дела. Затем он, стараясь не глядеть на нее, сунул бокал ей в руку:

— В студии ты филонила, как выясняется. Исполняешь ты эту песню прекрасно, можно писать прямо завтра.

— Но ведь.., в зале никто и внимания на меня не обратил… — Наконец Маша озвучила то, что приносило ей огромные страдания.

— Тьфу… — фыркнул Серж. — Это же «Кристалл». Тут никто ни на кого не обращает внимания. Я тебе клянусь, будь на твоем месте Мадонна, ее бы тоже не заметили. Все!

Хватит нюнить! Дебют состоялся и был удачным. — Он поднял бокал.

— Но… — растерянно пролепетала Маша, не зная, чему уже верить.

— Верь мне! — словно угадав ее мысли, гаркнул Серж и чокнулся с ней.

Александр поддержал его, коснувшись ее бокала своим.

— Прошу прощения, — вкрадчивый бас в тишине показался раскатом грома.

Она вздрогнула и поперхнулась.

— Серж, на пару слов.

Глаза Маши приобрели размер мячиков для игры в гольф. Она пялилась на высокого брюнета с орлиным носом и маленькими черными глазками. Он походил на коршуна-подростка. Хотя волос уже коснулась седина и подростком он никак не мог быть. Но его руки и шея были настолько непропорционально длинными, что создавалось впечатление, будто они намного обогнали в росте все остальное тело. Еще он казался невероятно худым, даже несмотря на скрывающий очертания фигуры пиджак. Но это было не главное, что напугало Машу. Она узнала в этом человеке того самого, с кем говорил Бобров на вечеринке. Он был тем, с кем Серж ее делил. Мужчина окинул ее заинтересованным взглядом, небрежно кивнул и скрылся за дверью.

— Ну, все, Маш. Езжай, отоспись. — Меценат не выглядел счастливым. Скорее неприятно взволнованным.

Он наскоро похлопал ее по плечу:

— Машина у подъезда.

Поезжай. Завтра репетиция. — И вылетел вслед за длинным субъектом.

Александр тоже поставил бокал на столик.

— Судя по вашему виду, вы напуганы, — предположил он как бы между прочим.

— И еще как! — прошептала она.

— Это тот самый господин? Вы его узнали?

— — А вы умеете читать чужие мысли?

— Отвечу, что да. Потому что, если скажу, что у вас все на лице написано, вы на меня рассердитесь, — он ей мягко улыбнулся.