Сержант милиции. Обрывистые берега - Иван Георгиевич Лазутин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Усадьба Петуховых была обнесена высоким дощатым забором с острыми зубцами, обитым ржавой колючей проволокой. От калитки до сарая тянулся толстый трос, по которому, гремя цепью, бегала громадная, по–львиному рыкающая собака. Большой пятистенный дом был покрыт оцинкованным железом. Перед окнами, выходящими на улицу, росла густая сирень и два развесистых куста маньчжурского ореха, которые своими широколистными ветвями касались земли. Справа от дома шел сад. Яблони, груши, вишни — все это уже несло на себе молодые зеленые плоды.
«Вот это сад! — удивился Захаров, прикидывая на глазок количество фруктовых деревьев. — Не меньше сотни. Если каждая яблоня даст хотя бы полпуда — и то пятьдесят пудов. Тут поневоле загуляешь».
Из окон соседних домиков начали высовываться любопытные лица.
Дембенчихе в самую жару приспичило полоть морковь, которая росла у изгороди, отделявшей ее огород от сада Петуховых. Мишка, еще издали заметив Захарова и почуяв, что тут может еще что–нибудь перепасть, прискакал верхом на пруте к калитке, но во двор входить не решался: боялся злой собаки. Он припал лбом к дощатому забору и, разинув рот, глядел в отверстие выбитого из доски сучка.
Ужаленные крапивой ноги Мишки были до крови расчесаны. Рядом с ним по–прежнему неотступно крутился вислоухий щенок.
У Краюхи был выходной день. Вернувшись с допроса, он не мог успокоиться: боялся как бы Дембенчиха не сказала следователю, что прошло уже два месяца, как он купил приемник, но до сих пор его не зарегистрировал. Она уже не раз грозилась донести об этом, когда Краюхины куры заходили в ее огород и клевали только что завязавшиеся огурцы. С этой неспокойной мыслью Краюха вышел на улицу. Завидев группу людей, подходивших к дому Петуховых, он уселся на бревнах и закурил. Ждал, может быть, и его позовут. Краюха догадывался, что к Петуховым пошли с обыском. Однажды, года три назад, он случайно попал в понятые при обыске, и это ему очень понравилось. Краюхе особенно хотелось заглянуть в петуховские сундуки.
Обыск длился долго. В четырех просторных комнатах стояло несколько чемоданов, два гардероба, бельевой шкаф, рижский сервант, буфет, двухтумбовый письменный стол, радиола… Все это нужно было открыть, осмотреть, дать каждой вещи краткое описание в протоколе обыска.
Жена Петухова, толстая, лет пятидесяти женщина с тройным подбородком, не отнимая от глаз передника, как над покойником, причитала почти над каждой вещью. И хотя никто у нее об этом не спрашивал, она рассказывала историю приобретения каждого костюма, каждого отреза: когда купили, сколько заплатили, какой сын прислал, когда побита молью.
Калистратыч к обыску относился с особой торжественностью. Он никак не хотел показать своего любопытства и удивления перед дорогими вещами, которые принимал от Захарова и рассматривал с видом знатока, коему не впервые приходится быть при обыске.
Протокол и опись вещей вел Ланцов. Санькин и Северцев помогали доставать чемоданы, выдвигать ящики, укладывать добро обратно.
Когда Захаров попросил у хозяина ключ от платяного шкафа, на котором стоял трельяж, хозяйка чуть было не заголосила. Ее сдержал Петухов:
— Чего ты ревешь? Ведь никто у тебя ничего не отнимает. Мало ли что иногда на людей наговаривают. Проверят, не найдут, чего ищут, извинятся… и вся тут небыла.
В платяном шкафу находилось несколько шерстяных отрезов на мужские и дамские костюмы, три отреза драпа, отрезы шелка, бархата, два мужских костюма, мужская и дамская модельная обувь, рулон тюля… Тут даже у Екатерины Сергеевны, которая никогда не считала себя тряпичницей, и то загорелись глаза.
«Тюль, — подумал Санькин и почувствовал, как где–то под ложечкой у него засосало. — И какой!» О шторах из такого тюля, вот именно из такого дорогого и красивого, мечтала его жена.
Ключа от маленького, с побитыми углами фибрового чемоданчика у хозяйки не оказалось.
— Где же он? — спросил Захаров, определяя в руках вес чемодана.
— У хозяина. Гостит у нас. Из Новосибирска, — разъяснил Петухов. — Он не надолго. Завтра должен уехать.
— Хоть и чужой, а нужно открыть, — сказал Захаров и попросил Петухова принести небольшой гвоздь.
— Если это так нужно, то можно попробовать и гвоздем.
Через минуту Петухов принес из сеней маленький ящичек, в котором хранились всевозможные гвозди, от сапожных до восьмидюймовых.
— Кем вам приходится этот гость? — спросил Захаров, пробуя гвоздем запор чемодана.
— Знакомый, еще с эвакуации. Наш институт, где я работал до войны, был эвакуирован в Новосибирск. Вот там мы и познакомились. Пришлось больше года жить в одной квартире. Хороший человек, душевный, много добра нам сделал. Ну, и мы добро помним: встречаем.
«Новосибирск, Новосибирск…» — что–то в последние дни Захаров слышал о Новосибирске. Слышал, но… Решив, что сейчас не время ломать голову над посторонними делами, он поднес чемодан к окну и стал рассматривать запор, который никак не поддавался гвоздю. Замок оказался сложным, сделанным по заказу.
На дворе, гремя цепью, громко залаяла собака, которую кто–то успел привязать к конуре. Захаров посмотрел в окно и вначале ничего не понял. По двору шли Григорьев, Бирюков, незнакомый мужчина в золотом пенсне и женщина в широкополой соломенной шляпе.
«А, Иткина! Гражданка из Новосибирска. Ограбление банка. Задание Бирюкову… — в какую–то долю секунды, точно укол, промелькнула в голове Захарова мысль, и он ясно вспомнил разговор Григорьева с Бирюковым. — Какой разиня! Я даже не спросил у Петухова фамилию его гостя. Забыл то, что нельзя забывать следователю».
Неожиданное появление новых людей озадачило Петухова. Он растерялся еще больше.
— Не ломайте замок. На это есть ключ. — Григорьев подал Захарову маленький резной ключик.
— Разрешите я, вы не откроете, — предложил свои услуги мужчина в пенсне.
Григорьев строго взглянул на Захарова, что означало: «Смотри, не сделай глупости».
— Ничего, я сам.
Чемодан был открыт без особого труда.
Сверху во всю длину и ширину, чемодана лежало вафельное полотенце, под ним полосатая шелковая пижама, две чистые простыни, пара нательного белья, носки, две верхние мужские сорочки и галстук. Под сорочками, опять во всю ширину и длину чемодана, было мохнатое банное полотенце.
Едва Захаров дотронулся до полотенца, мужчина в пенсне отвернулся. На лбу его выступили мелкие капли пота. На дне чемодана лежал пистолет. Рядом с ним — пачка контрольных талонов от аккредитивов.
— Ого! — протянул Григорьев, рассматривая пистолет. — Совсем новенький. Пристрелян?
— Да, — резко ответил мужчина в пенсне. Всем своим видом он теперь говорил: «Кончайте быстрей. Уж все решено…»
Григорьев взглянул на Петухова.
— Вы хозяин дома?
— Я. — В голосе
