Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев - Райан Корнелиус

Они пересекли сады и подошли к вытянутому бункеру, охраняемому двумя часовыми. Проверив документы, часовые открыли перед офицерами тяжелую стальную дверь.

Хейнрици навсегда запомнил момент, когда дверь с лязгрм закрылась за ними: «Мы попали в невероятный подземный мир». Хейнрици и Айсман спустились по бетонной винтовой лестнице, и два молодых офицера СС ввели их в ярко освещенный вестибюль. Там они вежливо забрали шинели и с такой же вежливостью обыскали посетителей.

Особое внимание эсэсовцев привлек портфель Айсмана: именно в портфеле лежала взрывчатка, чуть не покончившая с Гитлером в июле 1944 года. С тех пор элитные охранники не позволяли никому приближаться к фюреру без предварительного обыска.

Хейнрици, несмотря на извинения эсэсовцев, кипел от негодования. Айсману было «стыдно, что с немецким генералом обращаются подобным образом». После обыска их провели в длинный узкий коридор, разделенный на две секции. Первая была превращена в удобное помещение для отдыха. Лампы в куполообразных плафонах придавали светло-бежевым оштукатуренным стенам желтоватый оттенок. Восточный ковер явно принесли из большей по размеру комнаты канцелярии: его края с обеих сторон были подвернуты.

Хотя помещение было комфортабельным, мебель была разномастной. Самые разные стулья: одни простые, другие обиты дорогими тканями. К одной из стен придвинут узкий дубовый стол. На стенах — несколько больших картин, написанных маслом: пейзажи немецкого архитектора и художника Шинкеля. Справа от входа — открытая дверь в маленький конференц-зал, где должно было состояться совещание. Хейнрици мог только догадываться о размерах и глубине бункера фюрера. Судя по увиденному, бункер был относительно просторным: по обе стороны всего коридора виднелись двери, ведущие в другие помещения. Из-за низких потолков, узких металлических дверей и отсутствия окон создавалось впечатление коридора на маленьком корабле, правда, Хейнрици прикинул, что они находятся по меньшей мере в сорока футах под землей.

Почти сразу же появился высокий, элегантный офицер СС, личный адъютант и телохранитель Гитлера полковник Отто Гюнше. Он любезно спросил вновь прибывших, как они доехали, и предложил освежиться. Хейнрици взял чашку кофе.

Вскоре начали прибывать другие участники совещания. Адъютант Гитлера генерал Вильгельм Бургдорф приветствовал их, как вспоминает Айсман, «бормоча что-то насчет успеха». Затем появился фельдмаршал Вильгельм Кейтель, начальник штаба ОКБ, следом Гиммлер, адмирал Карл Дениц и человек, считавшийся ближайшим доверенным лицом Гитлера, Мартин Борман. По словам Айсмана, «все громко приветствовали нас. Глядя на них, я искренне гордился моим командиром. Со знаменитой военной выправкой, серьезный и сдержанный, он смотрелся солдатом с головы до пят среди придворных ослов».

Айсман заметил, как напрягся Хейнрици, когда Гиммлер направился к нему, а затем генерал проворчал под нос: «Ноги его никогда не будет в моем штабе. Если он когда-нибудь вдруг объявит о визите, предупредите меня, чтобы я успел сбежать. Меня от него тошнит». И действительно, когда Гиммлер втянул Хейнрици в разговор, тот казался очень бледным.

В этот момент в помещение вошел генерал Ганс Кребс, преемник Гудериана, и, завидев Хейнрици, тут же направился к нему. Утром того дня Хейнрици узнал от Кребса о переводе его самых важных бронетанковых соединений в группу армий Шернера. Хотя Хейнрици и винил Кребса за то, что тот не слишком энергично протестовал против этого решения, сейчас он вел себя с новым начальником штаба ОКХ почти вежливо. По крайней мере, он был избавлен от болтовни с Гиммлером.

Кребс, как обычно, был дипломатичен и внимателен. Как он уверил Хейнрици, он не сомневается, что совещание пройдет отлично. Дениц, Кейтель и Борман подошли к ним и, выслушав мнение Хейнрици по некоторым проблемам, обещали поддержать его после доклада Гитлеру. Повернувшись к Айсману, Борман спросил:

— Каково ваше мнение о группе армий, учитывая ее прямое влияние на положение Берлина и Германии в целом?

Айсман потерял дар речи. При том что русские находятся всего лишь в 38 милях от столицы, а союзники сломя голову несутся по Германии с запада, вопрос граничил с безумием. Он резко ответил:

— Ситуация серьезная. Вот почему мы здесь. Борман успокаивающе похлопал его по плечу: — Не следует так волноваться. Фюрер наверняка окажет вам помощь. Вы получите все войска, какие потребуются.

Айсман вытаращил глаза. И откуда, по мнению Бормана, возьмутся эти войска? На мгновение его охватило неприятное чувство, что он и Хейнрици — единственные психически здоровые люди в том помещении.

Все больше и больше офицеров гуськом входили в уже битком набитый коридор.

Начальник оперативного штаба Гитлера генерал Альфред Йодль, необщительный и невозмутимый, прибыл вместе со своим заместителем; начальник штаба люфтваффе генерал Карл Коллер и начальник отдела штаба ОКБ, отвечающий за материально-техническое обеспечение и пополнение, генерал-майор Вальтер Буле вошли вместе. Почти каждого сопровождал адъютант, ординарец или заместитель. Шум и толчея напоминали Айсману пчелиный рой.

В заполненном коридоре Хейнрици теперь стоял молча, бесстрастно прислушиваясь к громким разговорам. По большей части это была болтовня, пустая и неуместная.

Атмосфера в бункере была удушающей и нереальной. Хейнрици с тревогой понимал, что люди, окружающие Гитлера, унеслись в мир грез, где, как они убедили себя, свершится какое-нибудь чудо и предотвратит катастрофу. Пока они ждали человека, который, как они верили, сотворит это чудо, в коридоре почувствовалось новое движение. Генерал Бургдорф поднял руки высоко над головой, призывая собравшихся к молчанию. «Господа, господа, — воскликнул он, — фюрер идет».

«Густав! Густав!» Радиоприемники с жаром повторяли предупреждающий код для Темпельхофа, к которому приближались самолеты. На радиостанциях, расположенных вдоль U-бана, надрывались громкоговорители: «Опасность 15!» Начиналась еще одна массированная бомбежка города.

Земля взорвалась. Осколки стекла вспороли воздух. Глыбы бетона обрушились на улицы, пылевые вихри закружились в сотнях мест, накрывая город темно-серым удушающим облаком. Мужчины и женщины мчались, обгоняя друг друга и спотыкаясь, почти на ощупь пробираясь в убежища. У самого входа в бомбоубежище Рут Дикерман подняла глаза и увидела, как небо заполняется бесконечными волнами бомбардировщиков. На заводе «Крупп и Дракенмюллер» Жак Делоне выронил омерзительный обрубок человеческой руки, который он только что выковырял из поврежденного в бою, предназначенного для ремонта танка, и бросился к убежищу.

На Аллее победителей (Sieges Allee) покачнулись и застонали на своих пьедесталах мраморные статуи правителей Бранденбургско-Прусского государства. Распятие, высоко поднятое правителем XII века маркграфом Бранденбургским Альбрехтом Медведем, разбилось вдребезги о бюст его знаменитого современника епископа Отгона Бамбергского. Рядом на площади Скагеррак, не успев снять с дерева качающееся тело самоубийцы, побежали в укрытие полицейские.

Зажигательные бомбы прошили крышу крыла «Б» Лехртерштрасской тюрьмы, и на третьем этаже вспыхнула дюжина магниевых костров. Выпущенные из камер узники таскали ведра с песком, отчаянно сражаясь с огнем и задыхаясь в ядовитом дыму.

Двое мужчин вдруг бросили работу. Узник из камеры 244 уставился на узника из камеры 247. Потом они обнялись. Братья Герберт и Курт Косни обнаружили, что уже много дней сидят на одном и том же этаже.

В Панкове, на кухне двухкомнатной квартирки первого этажа, где прятались у Мерингов Велтлингеры, Зигмунд обнимал рыдающую жену Маргарет. «Если так будет продолжаться, — выкрикнул он, пытаясь перекрыть грохот зениток, — даже евреи смогут открыто ходить в убежища. Все так боятся бомб, что никому не до нас».

Четырнадцатилетний Рудольф Решке едва успел увидеть блеснувшие серебром самолеты (они были слишком далеко для опасной игры в пятнашки), как мать истерически завопила и потащила его в подвал, где уже дрожала от страха и ревела его девятилетняя сестра Криста. Все убежище ходило ходуном. С потолка и стен сыпалась штукатурка, замигали и погасли лампочки. Фрау Решке и Криста начали молиться вслух, а через минуту к их молитве «Отче наш» присоединился и Рудольф.

Семейство Решке пережило много налетов, но ни один не был таким ужасным, как этот. Фрау Решке, обняв обоих детей, зарыдала. Рудольф прежде редко слышал плач матери, хотя знал, что она часто тревожится, тем более что его отец на фронте. Вдруг Рудольф рассердился на самолеты, ведь они напугали его мать, и в первый раз он испугался сам. С некоторым смущением он понял, что тоже плачет.

Мать не успела удержать его; Рудольф вырвался из подвала, взбежал по лестнице на первый этаж в квартиру и прямиком направился в свою комнату, где хранилась коллекция игрушечных солдатиков. Он выбрал самую внушительную с четкими чертами, нарисованными на фарфоровом лице, затем пошел в кухню и взял мамин тяжелый топорик для рубки мяса. Забыв о воздушном налете, Рудольф вышел во двор, положил куклу на землю и одним ударом отсек ей голову. «Вот!» — сказал он и отступил назад. Не вытирая слез, он без сожаления смотрел на отрубленную голову Адольфа Гитлера.