Кровь Джека Абсолюта - Крис Хамфрис

Захватившие его дикари были в дороге весьма молчаливы, но, оказавшись среди своих, без промедления отверзли уста. Их рассказ выслушали, потом со всех сторон понеслись реплики. В основном говорили мужчины, но были слышны и женские голоса. В особенности один, срывающийся на крик, полный отчаяния, гнева и боли.

В конце концов Джека повалили на какой-то помост, его ноги свисали с него, его босые ступни касались поверхности пола. Он замер, приготовившись к самому страшному, но ничего ужасного не случилось, а кожаный шнур, связывавший руки, ослаб. Джек попробовал развести кисти в стороны, потом потряс ими в воздухе. Его не ударили, на него не прикрикнули, и он, неуклюже подергавшись, сел, а потом, расхрабрившись, стащил с глаз повязку.

Он находился в дальнем от входа конце длинной хижины с двускатным потолком и плотно утрамбованным земляным полом, в центре которого горели равноудаленные друг от друга костры, дым каждого уходил в отдельную дыру в кровле. Но не полностью, ибо весь объем огромного помещения заполняла едкая сизая дымка, впрочем, люди, сидевшие на помостах под стенами, казалось, не замечали ее. Все смотрели на лежащего возле большого костра человека. Хвост волос на бритой голове этого дикаря был завязан узлом, и о том, что он мертв, свидетельствовали также синюшный оттенок кожи и глубокий порез на горле, испачканном запекшейся кровью.

Плачущая над ним женщина непрестанно била себя в грудь кулаками, а стоявший около воин монотонно ей что-то втолковывал, почти пел, и звуки рыданий, смешиваясь с гортанным речитативом, образовывали странный, щемящий сердце дуэт. Вдруг они оба умолкли, женщину, едва не упавшую, подхватили под руки соплеменницы, а воин, выбросив вперед руку, указал пальцем на Джека. И все, кто был в общей хижине, повернулись к нему.

Воин в полном молчании направился к пленнику, схватил за волосы и потащил к мертвецу. Джек даже не пытался сопротивляться. Индеец был выше его и раза в два толще, а наблюдали за ними обоими столь же громадные и свирепые дикари. Он покорно позволил проволочь себя по полу и швырнуть на колени, после чего вырвавшаяся из рук товарок мегера принялась его избивать.

Она била и била, руками, ногами. Джек упал, прикрывая лицо, и свернулся клубком. Удары все сыпались под одобрительные возгласы окружающих, а когда избиение наконец прекратилось, воин снова заставил пленника встать на колени и забубнил что-то, показывая то на труп, то на него.

— Не понимаю, — выдавил Джек.

Дикарь наклонился, приблизив к нему татуированную физиономию, и заговорил еще громче и вдвое быстрее.

— Не… понимаю. Не… знаю слов…

Джек беспомощно показал на свой рот.

Мужчина что-то пробормотал, похоже выругался, затем повернулся и обратился к индейцу, стоящему рядом. Тот кивнул и покинул круг, в хижине стало тихо, Джек по-прежнему стоял на коленях, женщина беззвучно плакала, воин смотрел на него. Через минуту гонец вернулся и приволок с собой кого-то еще.

Это был тоже индеец, очень молоденький, не старше Джека, но несколько выше и тоньше, чем он. На затылке его, над морем сальных завитков, торчало нечто, напоминающее остатки воинского хвоста. Один глаз дикаря обрамлял старый, уже пожелтевший синяк, под другим красовалась короста царапин. В отличие от находившихся в помещении воинов его грудь прикрывали остатки рубахи, сильно истлевшей и чудом державшейся на худосочных плечах.

Посыльный с силой вывернул ухо юнца, и тот словно бы нехотя сел, устремив взгляд в пространство. Старший воин тут же принялся кричать ему что-то, не получая никаких видимых подтверждений, что его слышат. Лицо юноши было абсолютно непроницаемым, но, когда тирада закончилась, он, не повернув головы, обронил:

— Ты убил этого человека.

— Что? — ошарашенно спросил Джек, не вполне уверенный, что слышит английскую речь, и скорее склонный принять ее за слуховую галлюцинацию.

Те же слова были повторены еще раз и сопровождены легким кивком в сторону трупа.

— Но… я… никого из них… не убивал.

Юноша все с тем же бесстрастием произнес что-то, чего Джек не понял. Зато его понял вождь, который со множеством возмущенных восклицаний вытащил из-за спины французскую саблю.

— Ты убил его этим. С лошади.

В смутных глубинах памяти что-то забрезжило. Сабля, чаща, удар наотмашь вслепую, чей-то пронзительный вскрик.

— Ах! — выдохнул Джек.

Женщина, внимательно следившая за разговором, склонилась к нему и вновь закричала. Юноша перевел:

— Она мать убитого.

— Я очень… очень сожалею.

— Сожалений недостаточно. Она хочет… хочет…

Джек сглотнул слюну.

— Отмщения?

— Нет, компенсации. Ты должен ей заплатить.

Джек был изумлен, хотя испытал громадное облегчение.

— Они забрали все, что у меня было.

Подняв руку, он прикоснулся к груди. К тому месту, где прежде висела половинка монетки, напоминая ему о Клотильде. Он знал, что ее там уже нет, и это жгло его хуже незаживающей раны.

Его слова, переведенные на чужое наречие, вызвали новый взрыв эмоций у воина.

— Он говорит: плати, или станешь рабом.

Джек был уверен, что ослышался.

— Я стану… кем?

— Рабом. — Опущенные глаза юноши на мгновение вспыхнули. — Как и я.

— Рабом?!

Неожиданно ему все стало ясно, и вызванный подлостью краснокожего гнев пересилил страх.

— Послушайте, — заявил он, поднимаясь на ноги и глядя вождю прямо в глаза. — Я свободный англичанин — и никто, слышите вы, никто не может обратить меня в рабство. Скажи им, что, если они доставят меня в британскую армию, я… я щедро наделю их спиртным и… и какими-нибудь побрякушками. — Он посмотрел на юношу. — Скажи им.

— Не думаю, что…

— Скажи им, черт тебя побери!

Раб склонил голову набок и заговорил, но успел произнести всего несколько слов. Воин взревел от ярости, женщина завопила, и эта свирепая парочка уже в четыре руки принялась избивать белокожего пленника, пока тот не счел за лучшее снова упасть. Тогда его пнули несколько раз и оставили без внимания, а над его головой затеялся спор.

— Что ты сказал им? — глядя на юношу, с трудом выдохнул Джек.

— То, что услышал. Что твоя родина далеко и что быть рабом ты не хочешь.

— В следующий раз не переводи так уж точно, — простонал Джек, ощупывая свои ребра. — Откуда ты знаешь английский?

— Откуда раб знает больше, чем должен? — В отсутствующем выражении темных глаз что-то блеснуло. — Я не всегда был рабом этих собак. Я ирокез. Могавк.

— Могавк? — переспросил Джек, тупо уставившись на молодого индейца. — Надо же. Я ведь тоже могавк.

Блеск усилился.

— О чем ты толкуешь?

— О себе, о своих друзьях. Там, в Англии. О маленьком… клане.

— Клане?

— Ну да… вроде племени. Ночных мстителей… воинов. Мы… мы сами образовали его.

— Ты… ты утверждаешь, что ты воин моего племени? — Блеск превратился в пламя. — Врешь, англичанин. Ты не могавк. Ты украл это имя. Ты ничего не знаешь о нас.

— Послушай, дружище…

— Гнусный лжец! — завопил ирокез и набросился на ошеломленного Джека, но потрепать его основательно не успел.

Их растащили и поддали обоим, а потом вновь погрузились в свой спор.

Джек долго не шевелился. Теперь у него болело все тело. Он лежал, свернувшись в клубок, не отваживаясь поднять веки. А когда сделал это, наткнулся на взгляд темных глаз. Уже отнюдь не бесстрастных, а полных ненависти и гнева. Послышался шепот:

— Я воин, а ты нет. Я могавк, а ты нет. Я Ате из рода Волка. Держись от меня подальше, бледнолицый червяк. Или умрешь… и очень скоро.

В рабстве время течет чертовски медленно, думал Джек, в двадцатый раз за день спускаясь к реке. Он приподнял ладонями коромысло и понес его на весу, не давая дереву прикасаться к начисто стертым плечам. Берестяные ведерки мерно покачивались при ходьбе. На обратном пути они превратятся в гири, а коромысло навалится на болячки, и ему волей-неволей придется терпеть эту муку, ибо носить неполные ведра нельзя. Они сливаются в общий лоток, а с утра и до темноты удается сделать только определенное число ходок. При нехватке воды его поколотят и ограничат в еде. Джек пытался подкладывать под коромысло остатки своей батистовой рубашки, но это мало помогало. А синяя хлопчатобумажная роба, которую ему выдали, не защищала от холода и была слишком тонка. Правда, жир, который он поначалу втирал в свои плечи, изымая его из собственной порции пеммикана, потертости заживлял, однако вскоре кто-то заметил, что раб переводит зря пищу, и Джек был крепко бит. Так что теперь ему оставалось только страдать: по дороге вниз — меньше, наверх — много больше.

Боль отупляла, Джек потерял счет дням. Сколько времени прошло с тех пор, как его захватили? Он пробовал вести примитивный календарь, делая зарубки на досках, заменявших ему в длинном доме постель, но порой изматывался настолько, что наутро не помнил, поставил отметину или нет. К тому же не было полностью ясно, как долго его везли сюда по воде. Если после битвы прошло недели две, то на дворе стоял конец сентября… или начинался октябрь? Установить это по погоде, жутко холодной для осени, тоже было практически невозможно. Три дня назад, например, валил мокрый снег.