Тайна прикосновения - Александр Соколов

За углом вокзала стояла «полуторка» с деревянной кабиной. Водитель Серги- енко, человек уже в возрасте, прихрамывая, вышел встречать своих пассажиров. Иван распорядился:

— Мария Фёдоровна, Аня! Берите Борьку и — в кабину!

Кузов был застелен соломой, накрытой брезентом. Настёна, молодая крепкая девица с курносым носом, забралась под брезент, а Ваня с Пашей, казалось, не замечали, что идёт дождь: они сидели обнявшись. Иван смотрел в лицо Паше: слёзы из глаз стекали по щекам вместе с каплями дождя. Невозможно было поверить: он ехал встречать сына и никак не думал увидеть Пашу. Откуда, как, почему? Но он ни о чём не спрашивал её. Паша тоже не в силах была говорить. Машину кидало на ухабах. Иван, накрыв Пашу плащом, крепко обнимал её за плечи. Она, прижимаясь щекой к его шее, вдыхала знакомый, еле уловимый запах его любимого одеколона «Шипр».

Дождь перестал, «полуторка» остановилась возле двухэтажного особняка. Иван спрыгнул на землю, помог спуститься женщинам, взял на руки из кабины Борьку:

— Вот наш дом! — сказал он Паше.

Феклуша к этому времени нагрела воды. Первым попал в корыто Борька. Как и следовало ожидать — в поезде мальчик не отходил от гостеприимных «военных дядей», — и в волосах, и в одежде обнаружились вши. Одежда полетела в печь и вспыхнула с таким треском и фейерверком, будто была напичкана порохом. Борьку дважды вымыли в крутом соляном растворе, насухо вытерли, покормили горячим борщом и уложили спать.

— Аня, теперь очередь за нами! Снимай всю свою одежду, будем кипятить!

Два дня прошли для Паши, как сон. В дождливую осеннюю распутицу Иван сам отвёз её на вокзал на «полуторке». И снова поезд, и впереди Москва и неизвестность.

Дома успела написать письмо члену Военного Совета армии. В Москве она была утром. Сдав документы в строевую часть, Паша сразу отправилась к Раисе, вместе они пошли в приёмную, где письмо зарегистрировал молоденький лейтенант-секретарь.

Через пару недель Паша должна была отправляться на фронт с уже сформированной частью. В один из холодных дней ноября её вызвал к себе начальник штаба Зейглиш. В руках он нервно теребил бумагу, как показалось Паше — шифровку.

— Вам надлежит прибыть на приём к члену Военного Совета армии! Явитесь в политуправление завтра в десять часов, в сопровождении майора Сидоренко.

Сидоренко был помощником начальника штаба, его закадычным дружком, и Паша поняла: полковник боялся, что она станет жаловаться.

Что ж будешь делать! Приказ есть приказ.

Ровно в десять они сидели в приёмной, рядом с подвижным лейтенантом, одетым в форму с иголочки. Ждать долго не пришлось, они прошли в кабинет, где окна были закрыты шторами, на столе горела настольная лампа. Паша знала: все военачальники работали по ночам, и глаза, привыкшие к свету лампы, у многих плохо переносили дневной свет. И действительно, глаза у человека с генеральскими погонами, сидящего за столом, были красные, слезились, и он часто вытирал их носовым платком.

Мельком глянув на вошедших, он махнул рукой на уставной доклад.

— Вы Марчукова? А это кто с Вами?

— Майор Сидоренко! Прибыл, так сказать, для сопровождения!

— Вас, товарищ майор, я не вызывал! Можете быть свободны! — отрезал генерал.

Когда майор вышел, хозяин кабинета предложил Паше присесть. У начальника политуправления было худое усталое лицо; по расположению морщинок у глаз, у губ, по тому, как «держит» своё лицо обладатель кабинета, Паша уже научилась распознавать, что кроется за этим лицом. Нет, этот не носит маску генерала — просто усталый человек.

— Скажите, как получилось, что Вы, имея ребёнка, оказались на фронте?

— Товарищ генерал, начало войны я встретила на военных сборах. Сын находился с сестрой. Нашу дивизию отправили на фронт, как я могла отказаться? Шли разговоры о том, что война закончится через месяц.

— Как же Вам удалось разыскать сына в Казахстане?

— Мне пришёл ответ из Бугуруслана, из главного управления по эвакуации. К этому времени мою сестру призвали, а сын находился в Чимкенте, в детском доме.

— Вы были в окружении под Вязьмой. Как выбирались?

— Меня спрятала в подвале Вьюгова Мария Антоновна. Времянка над подвалом горела, дочка хозяйки погибла, меня спасли наши врачи.

На этом вопросы закончились. Генерал нажал на кнопку звонка, явился секретарь.

— Забирайте этого старшего лейтенанта в приёмную! Пусть пишет рапорт на моё имя и готовится к демобилизации. А пока оформите её перевод в главное санитарное управление!

Пашу нельзя было назвать слабым человеком, но слёзы потекли по её щекам, ведь она была женщиной. Она никак не ждала быстрого решения проблемы и от волнения не успела сказать даже слов благодарности. Уже возле дверей она обернулась и прошептала: «Спасибо!», — но генерал не смотрел на неё, он подошёл к окну и отодвинул штору. Из окна виднелись Красная площадь и Кремль.

Только в марте сорок четвёртого года был подписан приказ о демобилизации военфельдшера Марчуковой Прасковьи Ивановны.

Прошёл год с того момента, как Пашу вытащили из подвала, из-под горящих обломков. Самыми счастливыми днями за этот год были, пожалуй, те, когда она получила весточку от Вани и пришёл ответ из Бугуруслана (её сын нашёлся!). Да ещё когда они с Раисой в августе отпраздновали победу наших войск под Курском. Даже Раечка тогда выпила с ней медицинского спирта.

Теперь младшая подруга пришла провожать её на вокзал. Они обнялись, поплакали. Паша оставила Раечке свой адрес и взяла с неё обещание приехать в гости после войны.

Паша возвращалась домой, где ждали самые близкие, дорогие ей люди, и сердце её пело…

За то короткое время, что Паша провела в Александровке рядом с Иваном, она поняла: её любимый человек сильно изменился. Куда девался тот улыбчивый, смешливый парень? Она видела: Иван переживает, что ему не пришлось воевать, хотя он и слова не сказал об этом. Все его братья оказались в действующих войсках, и на двоих из них, Виктора и Константина, пришли похоронки из Ленинграда, лётчик Николай погиб ещё раньше, на Халхин-Голе.

К началу войны директора совхоза в Алешках арестовали, и в обкоме ломали голову, кого поставить руководителем. Подвернулся Марчуков — из комбедовцев, комсорг института, с образованием. Иван досадовал: «Если бы не пошёл записываться в десантники, никто бы не послал меня на ренген!» На что Паша ответила: «О чём ты говоришь! Если бы тебя не подлечили в Воронеже, увезли бы в госпиталь из окопа! Ты знаешь, сколько лёгочников мы отправляли в тыл зимой?»

Иван рассказывал ей, как они эвакуировали совхоз в Ульяновск, когда немцы стали подходить к Воронежу, как разгружать состав в Ульяновске прислали курсантов пехотного училища. Там разыскал директора совхоза брат Паши, Володь- ка, семнадцатилетний доброволец из Карачана.