Кампучийские хроники - Виктор Притула

— Шеф, срочно беги к машине за плёнкой, иначе останемся без камеры.

Делать нечего. Я бреду под окружающей меня со всех сторон водой наискосок через поле, к стоящей на дороге у въезда в бывший колледж нашей канареечной «Ладе». Неожиданно проваливаюсь под землю. Понимаю, что свалился в могилу. Пытаюсь выбраться из нее. Рука упирается во что-то сколькое и округлое. Боже мой! В руке у меня череп. Крик застывает в глотке.

Я не знаю, как выбрался из этой ямы. Как заставил себя дойти до машины и взять в багажнике рулон полиэтиленовой плёнки. Не знаю, как шёл обратно к зелёным зарослям, за которыми скрывалась пирамида смерти.

Когда я пришёл с плёнкой к сбившейся кучке журналистов и наших гидов, ливень прекратился также внезапно, как начался. От моих джинсов и рубашки повалил пар. Я отдал плёнку Павлику и молча побрёл по начинающей тут же просыхать тропинке в обратный путь.

Я был сыт по горло зрелищем, выставленной напоказ смерти. Этому, умело срежиссированному и смонтированному гениальными декораторами, перформансу. Его еще долгое время будут показывать доверчивым или циничным журналистам, для которых это всего лишь удачный объект съемки, за которую им отвалят кучу денег. Этот рукотворный апофеоз человеческой жестокости. Такой вот геноцид, твою мать!

Мы вернулись в Пномпень ближе к вечеру, и всю дорогу я молчал. В городе кто-то из посольских сказал, что в Москве умер Владимир Высоцкий. В магазине для дипломатов я купил три бутылки джина. Напиток был тот ещё. С мутным осадком на дне. Видать остался со времен падения лонноловского режима. Мне впрочем, было всё равно. Пашка поставил кассету с «банькой по черному» и мы пили этот сомнительный джин прямо из горлышка. Не умерли, однако. Джин был хоть и просроченный, но не суррогатный.

Вот так мы тогда работали.

«ВОСЬМАЯ ЖЕНА» ДЛЯ «ЧЁРНОГО ПОНЕДЕЛЬНИКА»

Август 1980

— Скажите, пожалуйста, месье Виктор, — сколько жён у русских казаков?

— Восемь, — отвечаю я, не задумываясь.

Мари-Франс, щуплый воробышек из Швейцарии, представительница «Свисс круа руж», официальный статус — медсестра, неофициальный — не знаю. На Мату Хари она не тянет. Хотя глаза у неё божественные. Но сама маленькая и тощая. Не вписывается в образ моей женщины.

Попугай на её плече орёт «Пол Пот, Иенг Сари, Пол Пот, Иенг Сари, Пол Пот, Иенг Сари…» почти до одурения. Её подруги Женевьев и Франсуаз смотрят на нас с недоумением.

Разговор глупый. О том, что русские — многожёнцы. Неужели в июле 1980 года можно быть настолько отсталыми, чтобы видеть в нас диких гуннов с мусульманским вероисповеданием. Нет, конечно! Мари-Франс хочется постебаться.

— Я не понимаю…

— Что?

— Зачем восьмая, если семь дней в неделю. Ну, пусть у вас на каждый день своя жена, но зачем восьмая?

— Это сложно объяснить, Мари-Франс. В жизни каждого мужчины иногда возникает чёрный понедельник. Это такой, знаешь, день, когда вдруг всё тебе надоело. Кажется, жизнь прошла впустую. Ты остаёшься совсем один, как Иисус в пустыне. Ничего не понимаешь. Вчера всё было отлично, а сегодня лучше бы не родиться. И вот тогда приходит она. Восьмая. Для чёрного понедельника. Она приходит и укладывает тебя в постель. И ложится рядом. Она бесконечно ласкова. Как море на рассвете в полный штиль. Ты обгорел. Но эта солёная влага ласкает твою обожжённую кожу. Предрассветный воздух холодит. У твоей восьмой жены прохладная кожа, её пальцы как музыка, её лоно — райские кущи. Нет, она не гурия для гашишинов, она просто восьмая жена для чёрного понедельника.

Васильковые глаза Мари-Франс начинают синеть. Кажется, я достал эту девушку.

Пномпень. Начало сентября 1980 года

Аэропорт Почентонг. Мы стоим с Мари-Франс в нескольких шагах от взлётной полосы, на которую выруливает двухмоторный «дуг» с бортовой надписью «Уганда эйр карго». Французы из экипажа что-то кричат Мари-Франс. Она смотрит на меня. В её глазах слёзы. Через несколько минут самолет оторвётся от взлётной полосы и возьмёт курс на Бангкок. Через полчаса он будет на месте.

— Я люблю тебя, Виктор, — говорит щуплая, как Эдит Пиаф, швейцарская медсестричка. — Я знаю, что ты другой, но это твой шанс. У меня есть сбережения, а ты просто станешь моим мужем. Нужно только сесть в самолёт.

Хорошая сцена для Клода Лелуша, думаю я, глядя в её прекрасные глаза и стараясь не замечать её прочей неказистости.

— Спасибо тебе, Мари-Франс. Я буду помнить о тебе, но у меня есть дочь и жена.

— Мы поможем им, — говорит эта девчонка. — Виктор, русский казак, я буду твоей лучшей женой для чёрного понедельника.

Моя маленькая забавная девочка из «Красного Креста». Ты не можешь понять, что я не люблю тебя. Просто случился у нас с тобой однажды придуманный мною «чёрный понедельник», и ничего более.

— Адьё, ма фий!

Долгий поцелуй с привкусом канабиса.

Мари-Франс улетает на неделю в Бангкок, отдохнуть от миссии в Пномпене. Швейцарцы, равно как и все остальные европейцы были гуманистами. После месяца работы в Пноме, их сотрудникам полагался недельный отпуск для релаксации на одном из тайских курортов.

Через пять дней я срочно отправился в Москву и больше мы с ней никогда не виделись. Мне говорили, что она горько плакала, узнав, что я улетел в Москву.

«если нет любви в твоих проводахесли холоден голос в твоём телефонея могу понять и могу проститья звоню в никуда я забыл даже номервчерашний день не сегодняшний деньна мягких подушках не въедешь в вечностьты повесишь на стол позабытую теньмоих присутствий и влажных приветствийКазанова, Казанова — зови меня такмне нравится словов этом городе женщинищущих старостьмне нужна его кровьнужна его шалостьКазанова, Казанова — зачем делать сложнымто что проще простоготы — моя женщиная — твой мужчинаесли нужно причинуто это причинаКазанова, Казанова»

Пномпень. Июль 1980 года.

После того, как шеф отдела печати МИД НРК Чум Бун Ронг дал нам добро на работу, жизнь наша понеслась со скоростью курьерского локомотива. Но самые первые сюжеты были тесно связаны с медициной.

Тема «„Красный крест“ в моей жизни» достойна отдельного рассказа. Но у нас-то роман.

Советские врачи, работавшие в те дни в Пномпене по линии Международного Красного креста, были нашими соседями по гостинице «Монором», где мы с Сашей проходили «курс молодого бойца на выживание в Кампучии». Их было семь человек. Четверо мужчин и три женщины. Кайрат и Сергей — терапевты, Фёдор — фельдшер, Андрей — водитель их медицинской «таблетки» марки «УАЗ», Татьяна — педиатр и старшая группы, а Светлана и Люба — медсёстры.