Спасенная репутация - Анна Грейси

Почему он так решительно настроен не позволить ей полюбить? Чего он боится? Разве он не хочет быть любимым? Фейт не могла этого понять. Она всю свою жизнь страстно хотела любви.

Как можно бояться любви? Почему? Фейт оглянулась на суровое лицо мужа и недоуменно нахмурилась.

В эту ночь Ник нашел для них ночлег в деревенской таверне. Маленькая комнатушка под крышей с неровным потолком и полом, имеющим наклон в одну сторону. Но комнатка была чистой, а постельное белье пахло свежестью.

«Вот вам и ночевки под открытым небом на жесткой, холодной земле», – с улыбкой подумала Фейт. Несмотря на свои грозные обещания, муж весьма рьяно заботится о ее удобствах. Впрочем, – ее улыбка стала шире, – он, возможно, делает это не только ради удобств жены.

Все ее первоначальные сомнения по поводу скоропалительного замужества улетели в окно после первой же ночи. В постели Николас Блэклок переставал быть офицером со стальным взглядом и становился нежным любовником с затуманенным взором.

Лондонский высший свет называл Фейт и ее сестру-близняшку красавицами, и, хотя ей нравились вечера, балы и восхищение элегантно одетых мужчин и женщин, ничто не могло сравниться со взглядом Николаса, когда он смотрел на нее за миг до поцелуя. В такой момент она действительно ощущала себя красивой.

Фейт никогда не считала себя красавицей. Все сестры, выросшие с дедушкой, знали, то красота – обоюдоострый меч, а тщеславие – грех, заслуживающий сурового наказания. В Дерем-Корге не было ни зеркал, ни гостей. Были только сестры.

Но когда Николас Блэклок смотрел на нее этим своим темным, дымчатым взглядом, она чувствовала, как внутри ее распускается что-то глубоко женственное, что никогда прежде не затрагивалось. Какое-то чувство, что он не просто видит один из бриллиантов Мерридью – об этом глупом имени он, впрочем, и не знал, – а что он видит Фейт, ту Фейт, о существовании которой она и сама не подозревала.

Когда он включал ее в объятья, она не ощущала себя девушкой, которая провела полжизни, боясь вспышек ярости своего деда, не чувствовала себя глупой мечтательницей, которая влюбилась в пустого самозванца и испортила себе жизнь. Она не чувствовала себя женщиной, которая теперь отвлекала его oт важного путешествия и спорила с ним. Когда он прокладывал дорожку теплых, пьянящих поцелуев по всему ее телу, от мочки уха, пo всем изгибам и впадинкам до самых стоп и обратно, словно пытался вобрать в себя и изучить саму ее сущность, она чувствовала себя больше чем особенной, больше чем красивой. Тело и душа переполнялись любовью, и Фейт гадала, не почувствует ли он, как она выплескивается на него, словно эго было именно то, что он впитывал.

И потом, когда она парила в воздухе, она чувствовала себя... почти... любимой.

Но он никогда не произносил этих слов.

А утром как будто отвергал искренность своего ночного поведения. Ибо всегда было одно и то же.

«He привязывайтесь, мадам»

«Не строите воздушных замков, мадам»

«У нас с вами нет будущего, мадам».

– Расскажите мне про вашего Элджи, Стивенс. Каким он был? – Они ехали по узкой дороге, которая петляла через лабиринт зеленых и золотистых лоскутов полей. Время сбора урожая уже закончилось, и земля была свежевспаханной и темной. И пахла она восхитительно.

– Элджи? – Он удивленно взглянул на нее, затем улыбнулся воспоминаниям – Он был хорошим сыном – не хорошим мальчиком, заметьте, такой уж он был озорник. Он и мистер Ник, оба. Они были неразлучны, а хозяину это было не по душе.

– Почему?

– Сэр Генри не нравилось, что его сын якшается с сыном конюха. Но, он не возражал, когда они были еще мальчонками, но потом, когда между ними должна была разверзнуться пропасть.

– Пропасть? – поощрительно переспросила Фей.

– Мистера Ника, его в семь лет отправили в школу его старший брат, молодой Генри, названный в честь своею отца, ставился в пример мистеру Нику. Ник должен был вернуться из школы другим человеком. Но он не изменился. Приезжал из школы чистенький, весь с иголочки, как чопорный маленький джентльмен, но сразу же бежал в конюшни, и оба пацана тут же убегали в лес. – Он усмехнулся. – А когда возвращались обратно, были похожи на парочку цыганят.

– А что они делали в лесу?

– Да все. Играли в Робин Гуда, в Гая Уорика и Ричарда Львиное Сердце, а когда стали постарше, их начало привлекать дикая природа – больше мистера Ника, но и моего Элджи тоже. Эти двое, они знали землю как свои пять пальцев, лучше, чем егеря где гнездятся сапсаны, где спят барсуки, где лисица прячет своих лист... – Он поморщился. – Оттуда и пришла беда. Старый сэр Генри, я уже говорил, он был помешан на охоте на лис.

Фет кивнула:

– Мой дедушка тоже был заядлым охотником. Для него было большим разочарованием, что никто из нас не родился мальчиком.

– Старый сэр Генри, он придирался к Нику из-за многих вещей. Из-за мушки, например.

– Он запрещал музыку? Мой дед тоже.

Стивенс бросил на нее сардонический взгляд.

– Не то чтобы запрещал. Он просто не хотел, чтобы его сын играл. Музыка – женское занятие, бывало, говорил он. И книги. Мистер Ник любил читать, но его отец считал, что музыка и книги – не мужское дело. А мистер Ник, ах, как он любил разные истории. Бывало, читал их нам с Элджи – оттуда, стало быть, они и брали свои игры про Ричарда Львиное Сердце и все такое.

Фейт улыбнулась. Она могла представить Ника и его друзей, играющих в лесу в отчаянных легендарных храбрецов.

– В глазах сэра Генри единственным спасительным достоинством мальчика было то, что он с малолетства души не чаял в лошадях – он и Элджи, оба, – и сэр Генри ожидал, что Ник будет, как он сам и его брат, заядлым охотником.

Стивенс покачал головой:

– Один раз он поохотился, еще когда был совсем мальцом. Никогда этого не забуду – его маленькое личико испачкано лисьей кровью, папаша его такой гордый, а Ник весь трясется, белый от злости. После этого он отказался участвовать в охоте, как бы ни орал сэр Генри, как бы ни бил его, ни наказывал. Не ладили они с отцом, скажу я вам. Старый сэр Генри был помешан на охоте, хоть это в конце концов и убило его. Сломал на охоте спину, да, вот так. Свалился с лошади, когда перескакивал через изгородь. – Стивенс поморщился. – К плохому концу он пришел, да, был прикован к постели и медленно умирал.

– Это ужасно. А сколько было Нику, когда это случилось?

– О, к тому времени он уже давно был на войне. Охота и стала причиной того, что его отправили в армию. Загоняли лису, у которой, как знали они с Элджи, были лисята, поэтому ребята перебили запах тухлой рыбой и всем таким сбили гончих со следа. Когда его отец узнал об этом, он был готов убить мальчишку. – Стивенс неодобрительно фыркнул. – Избил его и отправил в армию, чтоб сделать из него человека. Им, мальчишкам, тогда было по шестнадцать.