Сборник "Приграничье" - Павел Корнев

Из-под капюшона насквозь промороженными глазами на меня смотрел Крис. Ничуть не менее мертвый, чем при нашей последней встрече. Но при всем при том слишком уж активный для простого мертвеца. Да и для непростого – тоже. Ледяные ходоки, по сравнению с ним, бракованные марионетки, которых дергает за ниточки вусмерть пьяный кукольник. Нет, этот – совсем другого полета птица.

Вот только и для него нарисованная кровью пентаграмма оказалась неприятным сюрпризом – недаром как через ее линию переступил, так вновь неподвижно замер. Если бы не отражавшиеся в немигающих глазах отблески выстрелов, от ледяной скульптуры и не отличить. Неужели так крепко его зацепить удалось?

И если так, что делать дальше? И Хранитель и Хозяин, все в один голос утверждали, что для меня перехватить контроль над ножом – плевое дело. Только вот никто не удосужился объяснить, как именно это можно сделать. А для импровизации сейчас случай крайне неподходящий: если этот истукан отомрет, мне хана.

И, словно в подтверждение этих опасений, Крис неуловимо шевельнулся и выпростал руки из-под оборванного плаща. В правой знакомым зеленым узором мелькнуло темно-синее лезвие ритуального ножа, и дурманившая разум вялость враз развеялась под порывом ледяного ветра. Вот только вслед за холодом на плечи навалилась столь знакомая тяжесть безнадеги. Отчаяние и тоска начали пропитывать душу, и стало как-то очень уж неуютно жить. Не просто находиться здесь и сейчас, а вообще существовать как личность. И решение проблемы, в принципе, было под рукой – всего-то и требовалось, что вытащить из кобуры пистолет, приставить дуло к виску и нажать спусковой крючок.

И совершенно бессознательно именно это я и проделал. Дело оставалось за малым, но обжегший висок холод пистолетного ствола заставил, наконец, начать бороться с чужой волей. Какой это, к черту, выход? Это всего-навсего вход! Билет в один конец, в царство вечной Стужи.

Я медленно вытянул вперед дрожавшую руку, кое-как прицелился и выстрелил. Взвизгнув, пуля ушла вверх и срикошетила от потолка. Лицо Криса потекло, словно разогретая на огне восковая маска, и из-под его расплывающихся черт начал проступать облик совершенно другого человека. А человека ли?

От жуткой метаморфозы к горлу подкатил тугой комок тошноты и, выронив пистолет, я невольно отступил назад. Теперь передо мной стоял вовсе не погибший год назад хозяин «Берлоги», а до судорог похожий одновременно и на Хранителя и на Хозяина жутковатый тип. Узкое и худое лицо, белая кожа, черные провалы глазниц, в глубине которых начинал разгораться недобрый свет пронзительно-голубых глаз.

И этот новый облик будто придал мертвяку решимости – с трудом преодолевая выставленную мной защиту, он шагнул вперед. Рука с ножом описала широкую дугу, и почудилось, будто обрывки разрезанных чужой волей защитных заклинаний липнут к синему лезвию и тянут его к земле. Почувствовавший сопротивление мертвец изо всех сил рванулся вперед, но чары пентаграммы удержали его на месте. Вот только почти сразу же протянувшиеся со всех сторон нити созданных моей кровью заклинаний начали истлевать, словно исчезающий на солнце иней.

Используя свой единственный шанс, я метнулся к мертвяку и вцепился в руку с ножом. Ладони легли поверх сжимавших рукоять пальцев, и в этот же миг все мое тело от пяток и до макушки пронзил разряд магической энергии. Ледяной шквал едва не заморозил в жилах кровь, но полыхнувшее в ответ огненной вспышкой боли правое предплечье вдребезги разбило подступающее оцепенение. Уж не знаю, какой скрытый смысл таился в покрывавших мою кожу колдовских письменах, но метнувшаяся вверх по руке огненная стихия по своему напору ничем не уступала хлынувшей из ножа энергии Стужи.

Не испытай я подобных ощущений при лечении стылой лихоманкн «драконьим огнем» – умер бы на месте от болевого шока. А так только на колени осел, но хватку не ослабил. Пытавшийся дожать меня мертвяк подался вперед, но, почувствовав, что теряет контроль над ритуальным ножом, попытался разорвать дистанцию.

Не тут-то было. Обмороженные руки давно уже утратили всякую чувствительность, но пальцев я не разжал. Если упущу нож, второй раз ни сил, ни решимости повторить попытку уже не будет. Тогда меня голыми руками возьмут. А может, и сам сдохну.

Рывки пытавшегося высвободиться мертвеца становились все судорожней, и я почувствовал, как начинают крошиться зажатые моими ладонями пальцы. Поднял взгляд и закусил губу – от белоснежной кожи пытавшегося завладеть моей душой выродка не осталось и следа. Сгнившая плоть туго обтягивала череп, в пустых провалах глаз давно потухло сияние завораживающих своей силой глаз. Разинув в беззвучном крике полный обломков сгнивших зубов рот, мертвяк с тихим хрустом бухнулся на колени и бесформенной кучей грязного тряпья завалился на снег.

Тут только я почувствовал, что зажатая у меня в пальцах рукоять ножа больше не разит промораживающим до самых костей холодом, а наоборот – серо-зеленый камень кажется слегка теплым. Что ж, оно и неудивительно, учитывая, как лихо проклятый клинок высосал силу из своего бывшего владельца. Силу, воспоминания, то, что при желании можно было назвать душой…

И так жадно нож вбирал в себя чужую энергию, что и на мою долю кое-какие крохи перепали. Придется теперь как-то с этим жить. Ничего, немного здоровья никогда не помешает, а воспоминания… Как поступать с нежелательными воспоминаниями, мне прекрасно известно. Много чего неприглядного в памяти за закрытыми дверями никак истлеть не может.

– Лед? – Только тут я заметил, что с ледяными ходоками уже успели разделаться и настороженно посматривавший на дверной проем Рустам с автоматом наизготовку спустился в фойе. – Удачно?

– Более чем. – Я уселся прямо на пол и принялся рассматривать такой знакомый узор клинка. От зеленых линий и завитков по коже пробежали мурашки, но мне удалось сдержаться и не отшвырнуть нож. Связь, говорите, у нас с ним сохранилась? А по мне, так он просто тепло любит. Ну а какое тепло в мертвяке? Со мной-то известно дело – не замерзнешь. И сам теперь морозоустойчивый, и зарезать всегда кого найдется…

– Можно к тебе? – Зубастый остановился у пентаграммы, вдоль линий которой тянулись полосы подтаявшего снега. Напалм и Второй тоже спустились по лестнице со второго этажа; Вера, Николай и бойцы «Красного декабря» пока решили не рисковать.

– Заходи, гостем будешь.

Я попробовал подняться на ноги и едва не свалился обратно. Эк меня колбасит. Не иначе нож в организме свои порядки устанавливает. То-то смотрю, давным-давно сломанные ребра опять заломило и предплечье правое огнем горит. Ничего, мы уж как-нибудь со старым знакомцем поладим. Тем более и от него польза имеется – порезанное запястье моментально поджило, голова больше не напоминала утыканный иголками колобок, и, что самое важное – начало медленно вымерзать наложенное на меня Зубастым и Вацлавом заклятие.