Космические волки: Омнибус - Уильям Кинг

— Что-то ещё? — спросил Васик, но его слова почти прошли мимо ушей Торскира. Сам не понимая, что он делает, сын Фенриса подошел к амулету и склонился над ним.

— Жрец? — теперь в голосе Васика звучало беспокойство.

Но Торскир не слушал его. Амулет выглядел таким знакомым и таким прекрасным. Потянув за цепочку, рунный жрец вытащил её из стены, восхищенно смотря на искорки, пляшущие по звеньям на ладони латной перчатки. Сама золотая слеза на мгновение застряла в углублении, словно не желая покидать гранитную кладку, но затем выскочила со щелчком.

В тот же миг прозвучал громкий треск, эхом разнесшийся по всей комнате. Линии руны-стража раскололись, и охранное заклятие утратило силу. Из ниоткуда донесся порыв холодного, как лёд, штормового ветра, поднявшего в воздух слои древней пыли.

Торскир отступил назад, видя, как разрушается гранитная стенка под аркой. Некий бесформенный комок бездны, темнее самой тьмы, выползал из обломков, просачиваясь в брешь и пузырясь, словно кипящее масло.

Внезапно к рунному жрецу вернулся рассудок. Вздрогнув от ужаса, Торскир отбросил амулет в сторону и взмахнул посохом, длинное древко которого тут же обвили яркие разряды серебристых молний. Их чистое сияние словно бросало вызов тени, нависшей над воинами.

Комок черноты, корчась, поднимался вверх, разрастаясь, изменяясь, втаскивая себя в вещественную реальность. Опустив навершие посоха, Торскир рванул, и раскаленные потоки актинических энергий, насыщенные озоном, словно воздух после яростной грозы, устремились по древку. Сияющее копье, вырвавшись на свободу, вонзилось прямо в сердце чернильной тьмы.

— Изыди! — возопил жрец, быстро произнося одно за другим фенрисийские вюрд-проклятия. Воины его стаи открыли огонь, осыпая дальнюю стену градом разрывных болтов, и комната тут же скрылась в облаках каменной пыли.

Несмотря на бешеную ярость схватки, Торскир с болезненной четкостью понимал, что сотворил. О чем он думал? Почему поступил так? С усилием описав дугу навершием посоха, рунный жрец напитал его новым зарядом бури и обрушил вихрь энергии в обугленно-чёрную пасть. Торскир чувствовал, как нарастает внутри него — точно так же, как и во многих, очень многих прежних битвах — штормовая мощь вюрда, способная смести демоническую нечисть с лица этого мира.

Но ни слова силы, ни разрывные болты, ни разряды молний не действовали на врага. Раздутое тело твари продолжало расти, испуская пар и словно вливаясь в хлюпающие, изгибающиеся формы. Ротовая щель прорезалась среди потоков быстро твердеющей плоти, и одно-единственное имя соскользнуло с окутанных дымом губ.

— Ваша.

Услышав это, Торскир мгновенно оступился и упал на одно колено. Посох выпал из рук жреца, оба его сердца заколотились с немыслимой быстротой. Хватая ртом воздух, Космический Волк потянулся к гладию, висящему на поясе, и даже успел вытащить меч из ножен, но в этот момент на него обрушилось маслянистое цунами. Скользкая материя облепила Торскира, словно плёнка, пригибая плечи воина к земле, топя его в кипящем плену нечистот. Все чувства рунного жреца погрузились во мрак, тьма забила глотку и затмила линзы шлема. Ощущая кислотные ожоги на коже, Торскир закричал от первобытной боли. Космодесантник пытался сопротивляться, собрать остатки сил, но они покинули воина, пораженного словом, именем, воспоминанием.

А потом боль ушла. Яростный ветер стих, так же внезапно, как и ворвался в комнату. Комок черноты расползся по полу мутными темными полосками, и эхо болтерных залпов умолкло.

— Жрец? — снова спросил Васик.

Вместе с остальными воинами стаи он смотрел на Торскира. Никто не двигался, космодесантники держали своего командира на прицеле болтеров. Космических Волков охватила неуверенность, внезапно возникшие сомнения удерживали их на месте. Все в комнате видели, что вышло из бреши под аркой и куда оно ушло.

То, что когда-то было Торскиром, улыбнулось. Оно почувствовало, как разрываются края смертного рта, обнажая растущие с каждым мгновением зубы. Где-то в глубине существа истошно кричал человек, прежде обладавший этим телом. Что ж, ему предстоит вопить ещё очень, очень долго.

— С сожалением сообщаю, что ваш жрец больше никому не ответит, — растягивая слова, произнес пожиратель душ, поигрывавший костяными когтями, которые на глазах вырастали из латных перчаток, пробив керамит.

Волки одновременно открыли огонь, и ни один из болтов не прошел мимо цели, но даже боль, причиняемая столь яростным и опустошительным вихрем разрывных зарядов, казалась похитителю тел всего лишь мимолетным неудобством.

Демон-жрец широко раскинул руки, призывая новые струи маслянистой эссенции, на которых, словно лоскуты ткани на ветвях, висели рваные клочья мрака. Прорычав вызов врагам, от которого затряслось подземелье, он ощутил родовые муки крыльев, пробивающихся из плеч, копыт, раскалывающих сабатоны, и новых костяных выростов, царапающих изнутри трескающийся керамит доспеха. Какое-то довольно недолгое время стены сотрясались от звуков боя, шагов сражающихся, отчаянных выпадов и ударов мечей, а также от рёва изрыгаемого демоном голодного огня.

А потом опустилась тьма. Вслед за ней наступила тишина, нарушаемая лишь долгим, приглушенным смехом.

Фэлиас шел вдоль колоннады по направлению к покоям Рамона. Над головой чернокнижника переливалось безмятежно сиреневое небо, тронутое оттенком вечерней прохлады. Впрочем, даже такая прекрасная планета, как Переталиас, настоящий мир-сад, порой подвергалась внезапным и жестоким сдвигам орбиты. Таковы были радости и угрозы существования в той области небес, которую обитатели Империума с восхитительно грубой точностью называли Оком Ужаса.

Сейчас Фэлиас пребывал в хорошем настроении. Его вознесение до лорда-чернокнижника прошло без затруднений, магические силы достигли неведомых прежде высот. Воин Тысячи Сынов чувствовал себя переполненным их мощью, почти раздувался от скрытого потенциала, словно все в мире — неважно, реальном или том, что открывался освобожденному разуму — теперь было ему по плечу.

Подобное ощущение пьянило, и Фэлиас, возможно, впервые в жизни осознавал, почему его легион постигла столь жестокая судьба и какие опасности все ещё поджидали Тысячу Сынов.

Впрочем, сейчас он мог позволить себе небольшое удовольствие, передышку в многовековом странствии, которое чернокнижник собирался продолжать ещё, по меньшей мере, несколько столетий.

Добравшись до галереи в личных покоях своего бывшего учителя, Фэлиас обнаружил его на дальнем конце круглого помещения под стеклянным куполом. Облачённый в небесно-голубые одеяния Рамон, слегка наклонившись, стоял за старинным медным телескопом с хрустальными линзами и наблюдал за движением звезд.

Приблизившись к нему, Фэлиас обнаружил, что лазурный наряд пошит по моде Просперо, в стиле, забытом десять тысячелетий назад. Возможно, даже из оригинальной ткани, а не воссозданной копии. Точно определить не смог бы никто, кроме самого Рамона, всегда находившего способы получить желаемое.

— Значит, ты добился своего, — произнес бывший учитель, поворачиваясь к гостю, — в совершенстве овладел нашими магическими искусствами. Поздравляю.

— Своим успехом я обязан только вам, — поклонился Фэлиас, но Рамон отмахнулся от комплимента.

— Итак, куда отправишься теперь?

— Не знаю. Судьбы укажут мне путь.

— Воистину так.

Рамон отошел от телескопа, оставив его трубу направленной под углом в вечернее небо, и двое чернокнижников неторопливо направились вдоль галереи, слегка шурша мягкими туфлями по истертому временем камню.

— Вам известен текущий статус Риго-5? — поинтересовался Фэлиас, и, услышав вопрос, Рамон улыбнулся. Это заставило бывшего ученика предположить, что даже тот, кого заслуженно называли Прядильщиком Судеб, Исказителем Миров и Творцом Рока, не способен удержаться от обычной мимолетной гордости.

— Риго-5, драгоценный Риго. Да, я знаю, что с ним происходит, — мастер метнул озорной взгляд на своего протеже. — Он горит. Этот мир запылал стандартный год назад, и будет объят огнем ещё сотню лет. Когда распахивается такая дверь, то возникший портал весьма непросто закрыть.

Пока Рамон говорил, Фэлиас внимательно смотрел в лицо бывшего учителя, покрытое морщинами, напоминавшими паутинку трещин в известняке.

— О, Империум, конечно же, так этого не оставит. Рано или поздно они потушат пламя, но в это время мы сможем без помех заняться иными делами, — мастер сцепил руки перед собой, почти хлопнув в ладоши. — Можно назвать данный эпизод удовлетворительным со всех точек зрения.

Фэлиас вспомнил, с чего всё началось. Довольно долгое время оставалось совершенно неясным, почему они покинули подземелье, не доведя ритуал до конца, оставив последнюю охранную руну целой, а пожирателя душ — запертым в древней тюрьме у основания города-улья. Честно говоря, он испытывал сомнения. Ученику представлялось, что Рамон впал в недостойную неуверенность, устрашившись опасной добычи и того, что она способна сотворить.