Все хроники Дюны (авторский сборник) - Герберт Фрэнк

— С тобой все в порядке, Майлз?

— Я скажу, если со мной что-то будет не в порядке.

— Сколько нам еще? — спросил Данкан.

— Осталось совсем мало.

Вскоре он опять повел их сквозь ночь.

— Мы должны поспешить, — сказал он. — Этот седловой хребет последний отрезок пути.

Теперь, когда он принял факт смерти Патрина, мысли Тега повернулись, как стрелка компаса, к Шванги, к тому, что она должна сейчас испытывать. У Шванги должно быть ощущение, словно ее мир рушится вокруг нее. Беглецы выиграли четыре ночи! Люди, которые могли провести Преподобную Мать, способны на что угодно! Разумеется, беглецы, вероятней всего, уже покинули планету. Не-корабль. Но если…

Мысли Шванги будут полны таких «если».

Патрин был слабейшим звеном, но Патрин хорошо усвоил науку удаления слабых звеньев, усвоил от своего командира — Майлза Тега.

Тег, быстро встряхнув головой, смахнул влагу со своих глаз. Насущная необходимость требовала той глубокой внутренней честности, которой он не мог избежать. Тег никогда не был хорошим лжецом, даже перед самим собой. Еще в самом начале своей подготовки, он осознал, что его мать и другие, занятые его воспитанием, укоренили в нем глубинную внутреннюю честность. «Приверженность кодексу чести».

Сам кодекс, когда он распознал его в себе, привлек восхищенное внимание Тега. Он начинался с признания, что люди не сотворены равными, что врожденные способности у всех различные, и что события в жизни с ними случаются различные. Это и формирует людей с различными целями и способностями.

Повинуясь этому кодексу, Тег рано понял, что он должен строго соблюдать иерархию, и с достоинством встретить момент, когда не сможет продвигаться дальше.

Воспитание, обусловленное этим кодексом, глубоко сидело в нем. Он никогда не мог найти его окончательных корней. Этот кодекс был частью самой человеческой сущности Тега, что с неимоверной силой ограничивало рамки дозволенного стоящим выше и ниже него в иерархической пирамиде. «Ключевой символ — верность».

Верность распространялась вверх и вниз, повсюду, где находила достойное себя пристанище. Такую верность осознавал Тег в себе. Он не сомневался, что Тараза будет поддерживать его во всем, кроме ситуации, когда потребуется принести его в жертву ради выживания Ордена. И это будет, само по себе, правильным. Это будет тем, на чем, в конце концов, покоится их общая верность.

«Я — башар Таразы. Вот что говорит кодекс».

Это был тот самый кодекс чести, который дал Патрину право жертвовать собой.

«Я надеюсь, ты умер безболезненно, старый друг».

И опять Тег задержался под деревьями. Вытащив из ножен в сапоге боевой нож, он оставил маленькую пометку на дереве.

— Что ты делаешь? — спросила Лусилла.

— Это тайная метка, — ответил Тег. — Ее знают только подготовленные мной люди. И Тараза, конечно.

— Но, почему ты…

— Я объясню позже.

Тег двинулся вперед, остановился у другого дерева, где тоже оставил крохотную, вполне естественную для дикой жизни этих глухих мест метку, такую, какую могло бы оставить когтем животное.

Прокладывая путь вперед, Тег понял, что у него сложилось окончательное мнение о Лусилле. Ее планам насчет Данкана следует помешать. Любые рассуждения ментата о безопасности и здравом рассудке Данкана требовали этого. Пробуждение исходной памяти Данкана должно произойти раньше любого воздействия, которое наложит на него Лусилла. Нелегко будет помешать ей, понимал Тег. Чтобы провести Преподобную Мать требуется лучший лжец, чем он когда-либо был.

Нужно, чтобы помехи все время выглядели случайными, естественным развитием обстоятельств. Лусилла никогда не должна заподозрить умысла. Тег не испытывал иллюзий, что сможет провести Преподобную Мать и помешать ей в тесном обиталище. Лучше убить ее. Он подумал, что смог бы это сделать. Но последствия! Тараза никогда не посмотрит на такое кровавое дело, как на повиновение ее приказам.

Нет, он должен выигрывать время, наблюдать, слушать, выжидать.

Они вышли на небольшую открытую площадку с высоким барьером из вулканических пород прямо перед ними. Прямо у барьера росли щетинистые кустарники и низкие колючие деревья, казавшиеся темными пятнами в звездном свете.

Под кустами Тег разглядел еще более темное пятно узкой впадины.

— Отсюда надо ползти на животе, — сказал Тег. — Я чувствую запах пепла, — сказала Лусилла. — Здесь что-то сгорело. — Здесь была наша приманка, — ответил Тег. — Патрин оставил выжженную область слева от нас, подделав следы стартовавшего и оставившего после себя обгорелое место не-корабля.

Было заметно, как Лусилла сдержала дыхание. Ну и дерзость! Даже если Шванги обратится к следопыту-ясновидцу, чтобы обнаружить следы Данкана (потому что Данкан был единственным среди них, не обладавшим кровью Сионы, скрывающей от ясновидческого поиска), все приметы укажут, что они прибыли сюда и улетели с планеты на не-корабле… если только…

— Куда ты нас ведешь? — спросила она.

— Это харконненовский не-глоуб, — ответил Тег, — Он здесь уже целое тысячелетие, и теперь он наш.

Глава 22

Совершенно естественно, имеющие власть желают подавить «дикие» исследования. Неограниченные поиски знания имеют долгую историю производства нежелательной конкуренции, Наделенным властью хочется «безопасной линии исследований», которая будет разрабатывать только доступные контролю продукты и идеи, и, что важнее всего, которая позволит внутренним вкладчикам присваивать большую часть доходов. К несчастью, беспорядочное мироздание, полное изменчивой относительности, никак не гарантирует такую «безопасную линию исследований».

Оценка Икса. Архивы Бене Джессерит

Хедли Туек, Верховный Жрец и номинальный правитель Ракиса, чувствовал, что не соответствует требованиям, только что возложенным на него.

Ночь пыльным туманом обволокла город Кин, но здесь, в его личной палате аудиенций, сверкание множества глоуглобов рассеивало тени. Однако даже здесь, в самом сердце его храма, было слышно отдаленное завывание ветра, сезонных страданий этой планеты.

Палата аудиенций была помещением неправильной формы, семи метров в длину и четырех метров в ширину. Дальний от входа конец почти неощутимо сужался. Потолок в том же направлении тоже шел с мягким наклоном. Занавески из спайсового волокна и хитрые жалюзи желтого и серого оттенков скрывали неправильности. Одна из занавесок скрывала фокусирующий горн, который передавал даже малейшие звуки подслушивающим за пределами этой комнаты.

Только Дарви Одраде, новая Настоятельница Оплота Бене Джессерит на Ракисе, сидела с Туеком в этой палате приемов. Они смотрели друг на друга через небольшое пространство между их мягкими зелеными подушками.

Туек постарался сдержать гримасу. Это усилие разоблачающе исказило его обычно властные черты. Он с величайшей тщательностью готовился к нынешней встрече Смотрители гардероба старательно привели в порядок одеяние на его высокой несколько дородной фигуре. На его длинных ногах были золотые сандалии. Стилсьют под его облачением был чистой бутафорией: никаких насосов или водосборных кармашков, никаких неудобных и отнимающих время приспособлений. Его серебристо-седые волосы были зачесаны к плечам подходящее обрамление для квадратного лица с широким полным ртом и тяжелым подбородком. В его глазах появился благосклонный взгляд — он научился напускать на себя такое выражение у своего деда. Войдя в палату аудиенций, чтобы встретить Одраде, он чувствовал себя весьма представительным, но теперь, внезапно, у него появилось ощущение, что обнажен и растрепан.

«Он и в самом деле довольно пустоголов», — подумала Одраде.

А Туек думал: «Я не могу обсуждать с ней этот ужасный Манифест! Ни тлейлаксанским Господином, ни с этими Лицевыми Танцорами, подслушивающими в другом помещении. Какой Шайтан меня дернул разрешить это??

— Это ересь, ясно и просто, — сказал Туек.

— Мы всего лишь одна религия среди многих, — возразила Одраде. И с людьми, возвращающимися из Рассеяния, с возрастанием количества сект и различных верований…

— Мы — единственная истинная вера, — заявил Туек.

Одраде подавила улыбку. «Он сказал это точно так, как надо. И Вафф, наверняка, его слышал». Туеком замечательно легко было управлять. Если Орден прав насчет Ваффа, то слова Туека взбесят тлейлаксанского Господина. Глубоким и значительным голосом Одраде сказала:

— Манифест поднимает вопросы, над которыми все должны задуматься: верующие и неверующие, в равной степени.

— Да что все это имеет общего со Святым Ребенком? — вопросил Туек. -Ты сказала мне, что мы должны встретиться по делам, касающимся…

— Разумеется! Не старайся отрицать, что знаешь, как много людей начинает поклоняться Шиэне. Манифест подразумевает…