Хо - Raptor

— А может всё-таки передумаешь?

— Ну что ты в самом деле? Только что говорил, что уже не маленький, а сам ведёшь себя как настоящий малыш. Долгие проводы — долгие слёзы.

— Не бросай меня!

На лице Ангелины дёрнулся мускул. Девочка коротко моргнула, и, скривив какую-то странную, страдальческую улыбочку, произнесла:

— Да что же это такое? Ты же сам меня отдал…

Она тут же осеклась, сконфуженно покраснела, и моментально сменила выражение лица на непринуждённо-весёлое.

— Забудь, это я так. О своём, о девичьем.

— Не оставляй меня, — плаксиво повторил Женя, так и не обративший внимания на её слова.

— Моя работа здесь закончена.

Ангелина со вздохом впряглась в пузатенький рюкзачок, извлечённый из-под стола. С явным усилием она захлопнула переполненный чемодан, щёлкнув замками, после чего забрала его, и помахала мальчику рукой.

— Грустно расставаться, но ничего не попишешь. Всему когда-нибудь приходит конец.

— Кто ты? — вдруг спросил Женя, взглянув на неё как-то совершенно по-иному, по-взрослому. Взглядом обречённого на смерть.

— А?

— Кто ты?

— Кто я — уже не важно. Вот тебе мой последний совет — лучше подумай над вопросом, кто ты?

Ангелина приподняла увесистый чемодан, и, улыбнувшись на прощанье, отправилась к противоположной стене. Небольшой шкаф сам собой сдвинулся в сторону, открыв потайной ход, и девочка скрылась в его чёрном проёме.

В этот момент словно какая-то струна лопнула в голове Жени, издав надрывный звон, и резко хлестнув его ошпаривающей болью. Он знал, кто такая Ангелина. Не разумом, нет. Чем-то более глубоким, неопределимым, таящимся в самой глубине сознания. Он чувствовал, кто она. Не мог охарактеризовать предназначение, но явственно ощущал значимость. И это чрезвычайно значимое нечто покидало его. Наступил момент истины. Сколько можно сидеть, и беспомощно ждать, что принесёт судьба: дар, или удар? Пора наконец самому попытаться управлять собственной судьбой. Хотя бы раз, но сделать по-своему, наперекор сложившимся обстоятельствам. Поздно? Лучше поздно, чем никогда!

— Подожди!!! — он опрометью ринулся к шкафу, задвигающемуся на своё прежнее место.

Проём в стене становился всё уже, и мальчишку едва не прищемило шкафом, когда он проскакивал в него, исполненный страхом и восторгом, вызванным победой над самим собой. Куда-то вниз из-под ног ушли скользкие каменные ступени невидимой лестницы. Падение в темноту. Тишина.

Как же надоела вся эта суета. Это непонятное копошение в мире вечной борьбы карандашей и ластиков. Одни — пишут, другие — зачёркивают. Одни мешают другим исчертить всё до сплошной черноты, другие мешают первым всё начисто стереть. Мельтешат, сердятся друг на друга. Сначала пишут историю, потом усиленно её затирают. Как ни включишь телевизор — на экране очередной учёный-ластик, пытается стереть что-то кем-то когда-то написанное, как ни раскроешь газету — так на статейных колонках очередной журналист-карандаш пытается нарисовать что-то на пустом месте. И ведь не понимают, глупые, что если постоянно писать и тереть, тереть и писать, то чистый лист бумаги быстро превращается в грязно-серый черновик, который в любую минуту может протереться до дыр. Невдомёк убогим, что нельзя вот так с информацией, как со школьной промокашкой, или дворовым забором. Что нужно определиться, пока не поздно, пока не появились дыры, грозящие разорвать наш мир. Что нужно бережно относиться к истории. Что цель карандашей и ластиков — это не противостояние, а взаимное дополнение. Не марание бумаги, а творчество. Увы, боюсь им этого не понять. Как же эта суета мне надоела…

Сначала он слышал лишь своё надрывное дыхание с присвистом, да буханье обезумевшего сердца, гоняющего кровь по жилам с удесятерённым напором. В глазах плавали сиреневые круги, вперемешку с мерцающей белой мошкарой.

— О! Прилетел, — встретил Евгения знакомый гулкий голос. — Лёгок на помине. Ты откуда так мчался? Ну-ну, сердешный, сядь, переведи дух. Что ж ты так, ей богу.

В сплошной пелене, Женька фактически ощупью определил спинку стула, пошатываясь, обошёл его, и плюхнулся на пшикнувшее дерматиновое сиденье. Дыхание понемногу успокаивалось. Сердце возвращалось в привычный ритм. От взмокших волос, казалось, поднимается пар, хотя в помещении стояла обычная комнатная температура.

Зрение восстанавливалось. Сперва он различил лишь сплошное жёлтое пятно, похожее на необычайно приближенную луну. Потом, на луне стали проступать очертания, она порвалась и растеклась, точно проткнутый желток на глазунье. Сразу всё стало понятно. Он, опять взрослый, одетый в привычный костюм, сидит в камере, похожей на комнату для допросов. Перед ним стол с раскрытой папкой, богато напичканной разномастными документами. Прямо на папку светит лампа. Не в лицо, как ему показалось сначала, а на столешницу с документами. По другую сторону стола сидит следователь в чёрной шинели. Яркий ореол лампового света, кривой параболой, отрезает его силуэт выше груди, не давая возможности рассмотреть лицо. Лишь какие-то рыжие отблески вместо головы. И ещё пара зелёных…

Через несколько мгновений всё встало на свои места. Зрение окончательно сфокусировалось, глаза перестали слезиться мерзкой клейковиной, и Евгений уже чётко видел сидящее за столом Хо. То, что он по ошибке принял за шинель, оказалось его традиционным плащом, накинутым на плечи, и делавшим его похожим на громадную летучую мышь, сложившую крылья. Хо приветливо улыбалось. Женя поймал себя на мысли, что эта улыбка была именно приветливой. Не как обычно, без эмоциональной подоплёки. Это явно неспроста. Вот-вот должно было что-то решиться. Что-то архиважное.

Дождавшись, когда прибывший отдышится, и восстановит зрительный баланс, сумеречник деловито пошуршал бумажками в папке, и произнёс:

— Ну и как?

— Что, как?

— Получилось?

— Что получилось?

— Будем дурака валять, или поговорим начистоту?

Тон последней фразы прозвучал точь-в-точь как следовательский. Хо уловило эту мысль Евгения, и весело разухалось.

— Да ладно тебе, я шучу! Ты всерьёз подумал, что это допрос? Перестань. Давай не будем всё усложнять.

— Чего ты от меня добиваешься? — устало спросил Евгений.

— Мне интересно. Ты пустил Ольгу в свою душу, а это, согласись, событие. Более того — уникальный эксперимент. Не знаю, что она там увидела, но, кажется, такой реакции ты не ожидал. Верно?

— Не понимаю, о чём ты…

— Всё ты понимаешь. Твоя попытка покорить её в очередной раз провалилась. А что я тебе говорило? Нужно было слушаться старого хасуллар-фаурха, пока была возможность вовремя остановиться. Я ведь не зря предупреждало. Как волка не корми — он всё равно…