Искатель. 1997. Выпуск №5 - Лоуренс Блок

Но если не он, то кто? Вот эти самые?..

Он тряхнул с себя оцепенение древней мудрости и сделал еще несколько шагов по направлению к серому с серебром помосту, на котором насторожено застыли члены Совета — все в черно-белых клетчатых мантиях. Манипуляторы скафандра — продолжение его рук — разогнулись и опустили на пол обугленное тело. Как ни странно, ему и в голову не пришло, что он со стороны должен быть до странности похож на изображение скорбной женщины там, в маленьком храме на Кынуэ. Не вспомнил он и об Архани. И о ее странном предостережении — тоже. Он даже совершенно забыл ту несколько высокопарную, торжественную речь, с которой собирался выступить здесь в защиту маленькой несчастной планеты…

Его охватило непомерное удивление — он не мог понять, что же творится с ним самим. Откуда взялось это спокойствие, и главное — это абсолютнoe бесстрашие? Казалось, незримое крыло вековечной тайны коснулось его и, пока еще не открывшись, просто вернуло ему частицу какой-то утраченной силы… И еще — заболели глаза.

— Я остаюсь при своем мнении, — лаконично доложил он — Прошу проверить мой отчет и принять как доказательство вот это. На своей родине он был последним, едва ли не изгоем; и тем не менее он, не колеблясь отдал жизнь за то, чтобы спасти меня, незнакомого ему первого встречного. Кынуиты равны нам…

Он внезапно запнулся. Нет. Они не были равны его соплеменникам. Никто из них не сделал бы то, что сделал он.

И еще одно слово всплыло в его памяти, слово, не имевшее аналогов в его родном языке, о смысле которого он только смутно догадывался: «причащечие». Выходит, он причастился древней силе кынуитов. И эта сила всегда будет с ним. И с его потомками. Потому что каждому человечеству, как бы разумно и рационально оно ни было, иногда необходимо сделать маленький шаг назад.

Обретенная мудрость подсказала ему, что это открытие ему следует держать при себе.

— У меня единственная просьба, — так же сдержанно проговорил он Я прошу похоронить этого кынуита, как одного из нас.

Он повернулся и пошел прочь, ощущая за своей спиной ледяную стену нарастающего отчуждения. Члены Совета за долгие годы научились экранировать собственные пси-волны, и тем не менее он подумал, что скафандр, делавший его неуязвимым, пожалуй, сейчас не лишний. Двери, как непроницаемые створки сейфа, с лязгом затворялись за ним — одна, другая, последняя. Ступени, бегущие прямо к гигантскому водохранилищу, и первые осенние листья, с едва уловимым шелестом скользящие по полированному камню. Светло-серые листья на темно-сером граните. Нет…

Глаза снова защипало, так что навернулись слезы, и он невольно нащупал крошечный пультик, спрятанный под поясом. Нажал клавишу, и ненужный более шлем скафандра, тупо тукая, покатился вниз по ступеням. Все поплыло у него перед глазами, подергиваясь стремительно скользящими размывами, и сквозь эту пульсирующую, вихрящуюся пелену начало пробиваться нечто, ни разу в жизни им не виданное… То, что ранее было белым, черным и серым, распадалось, расслаивалось, приобретая непостижимое качество, которое было сродни разве что звучанию — пронзительному, глуховатому, ласкающему… Предвечернее небо вдруг слилось с умиротворенной поверхностью теплой воды в каком-то необъяснимом тождестве, равно как и осенние листья оказались созвучными кромке закатного облака, подсвеченного низким солнцем. Он, нащупывая каждую ступеньку, осторожно спустился вниз и окунул ладонь в воду — нет, растекшиеся капли были совершенно прозрачны, как и раньше, но почему-то напомнили глаза маленького кынуита — теплой доверчивостью, что ли? Или незамутненной ясностью? И уже зарываясь еще глубже, память вывела его к странным словам Арханн: «пурпурный… васильковый цвет… красота…» Все это означало что-то, утраченное за ненадобностью в новом рациональном мире подобно атавистическим традициям или рудиментарным органам. Он шевельнул губами, невольно повторяя эти слова вслух и дивясь их непривычному звучанию, а они все вспоминались, рождаясь заново, и только одно слово — «преосуществление» — он произносить не стал, ибо инстинктивно пришел к древней мудрости: если судьба подарила тебе чудо, береги его так, как если бы оно было тайной даже для тебя самого…

МОЛОДЫЕ ДАРОВАНИЯ

Журнал открывает новую рубрику «Молодые дарования». И первых авторов представляет Кир Булычев

Во-первых, хорошо, что «Искатель», первый журнал, который много лет назад рискнул напечатать мой первый рассказ, не только жив, но и стал с этого года выходить вдвое чаще, чем делал это тридцать пять лет подряд.

Во-вторых, хорошо, что «Искатель» желает и может при том изменяться и искать новые формы и свежие пути к читательским сердцам.

Доказательством тому несколько рассказов, отобранных редакцией из «самотека», написанных людьми пока в фантастике неизвестными.

Я знаю по себе, как мне важно было увидеть свой рассказ напечатанным в настоящем, авторитетном журнале. Пускай сегодня этот рассказ кажется слабым и, пожалуй, лишь доброта редактора и его стремление открыть дорогу новым именам, помогли ему увидеть свет.

Не могу сказать, что среди авторов я увидел уже сложившихся Стругацких или Азимова. Это все в будущем.

Мне кажется, рассказ Алексея Лапина «Жди гостей» выиграл бы, будь он короче и не потрать автор так много места и времени, пугая подземными страшилками читателя, которому не очень страшно. Но в рассказе есть парадоксальная мысль, ради которой его стоило писать.

Рассказы Андрея Кругова лаконичны (реальное достоинство), но мне бы хотелось, чтобы они не носили анекдотичный характер и приблизились к литературе.

Более других мне был мил рассказ «Дары богов» Андрея Бердзенишвили — в нем помимо умного решения сюжета есть настоящее, сдержанное чувство юмора.

И дай Бог, через сколько-то лет один из новых авторов «Искателя», представленных здесь сегодня, став немолодым профессионалом, напишет напутственные слова следующему поколению своих коллег…

Андрей Кругов

Андрей Кругов родился в 1968 году. По гороскопу обезьяна, рак. Окончил курс Московского экономико-статистического института. После службы в армии открыл маленькую фирму. Женат, детей пока не имеет, любит природу, музыку, животных.

Любимый писатель — Шекли, любимая книга — «Сирены титана».