Фантомная боль - Арнон Грюнберг

— Потрясающе, — воскликнул я, — просто потрясающе!

— Я умею перемещать энергию.

Что бы ей на это ответить?

— Потрясающе, — повторил я, немного помолчав.

Женщина, умевшая перемещать энергию, посмотрела на меня с благодарностью:

— Я общаюсь с очень многими людьми, но вы особенный.

Я скромно склонил голову в ответ на этот комплимент. Выждать пару минут — и можно снова завести разговор на тему общества «Карп в желе».

— Пойдемте смотреть ваш архив?

Она повела нас вверх по лестнице. Я увидел вздувшиеся голубые вены на ее ногах; словно реки, они разветвлялись на более мелкие протоки. У двери госпожа Фишер остановилась.

— Тут, — промолвила она, — тут святилище польско-еврейской кухни.

— Может быть, — предложил я, — вам лучше войти туда одной? Мы бы подождали за дверью.

Ребекка, соглашаясь, кивнула, и тут я вдруг вспомнил, как Сказочная Принцесса однажды вернулась домой и принялась как безумная пылесосить. Она знала, что я ненавижу пылесос: раз в неделю приходила дорогая уборщица, и я всегда сбегал из дома. Я не хотел, чтобы рядом со мной кто-либо мыл пол или пылесосил. И пускай мир не подчиняется моим законам, я хотел, чтобы им подчинялся хотя бы тот мирок, в котором я жил.

Обычно Сказочная Принцесса хваталась за пылесос в те дни, когда у нее что-то случалось на работе.

— Опять кто-то из твоих психов прыгнул под поезд в метро? — спросил я, когда она в очередной раз принялась орудовать пылесосом.

Еще чаще, чем из окна, психи бросались под поезд в метро. Есть такая вещь, как театр любви, но кроме этого, безусловно, существует и театр самоубийства.

Сказочная Принцесса выронила из рук пылесос и начала плакать. И тогда я сказал ей:

— Если ты не справляешься со своей работой, ты должна найти себе другую. Что там у вас еще случилось?

Но она не захотела отвечать.

— Может, у глухонемых сломались марионетки?

— Нет, — ответила она, — марионетки живут себе в сумке, с ними все в порядке.

— Так в чем же дело?

— Почему с собой хотят покончить именно те пациенты, у которых до этого все как раз шло хорошо?

Я сел на пол рядом с ней.

— Оттого что у них все шло хорошо, они потеряли бдительность. Надо чувствовать себя в жизни как в окопе, всегда быть начеку, ведь никогда не знаешь, с какой стороны по тебе откроют огонь. А если огонь долго никто не открывает, следует открыть его самому, ибо тишина так обманчива!

— Но жизнь — это не окоп.

— Как бы не так, как бы не так. Ты только на меня посмотри.

Она помотала головой.

— Может, ему так даже лучше.

Она снова покачала головой.

— Сейчас ему промывают желудок.

Этот ее пациент так любил пиво и так много его пил, что однажды у него на глазах утонула его собственная дочь. Это случилось больше десяти лет назад, но мужчина с тех пор по крайней мере раз в год пытался проникнуть в тот мир, где теперь находилась его дочь. Возможно, есть и такая вещь, как раковая опухоль вины, на которую не действуют даже самые сильные лекарства.

— Это нас не касается, — сказал я. — Не приноси самоубийства с работы домой. Оставляй их на работе. Можешь забыть их в такси или в метро, но дома они мне не нужны.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что эмоции мешают выживанию, эмоции делают человека слабым и уязвимым, превращают его в добычу гончих псов.

И мы стали с ней танцевать под марокканскую музыку. Мы кружились по всему дому, празднуя победу. Наш дом был местом отложенного на потом и так и несостоявшегося самоубийства, но мы, несмотря ни на что, продолжали двигаться вперед. Другие бросались под поезда в метро, прыгали из окон, глотали снотворные таблетки, но все это происходило с другими, — мы же продолжали двигаться вперед. И в том была наша победа.

— Нет, почему же? — возразила госпожа Фишер. — Давайте зайдем все вместе.

Она открыла дверь. Первое, что мне бросилось в глаза, была пыль. Затем я увидел стол, заваленный книгами и старыми бумагами.

— После смерти мужа я сюда почти не заходила, — рассказывала госпожа Фишер. — Мои дочери живут в Техасе, эти рецепты их не интересуют.

Я осмотрел бумажную гору на столе. Это были поваренные книги с пометками на полях. Во многих местах что-то было перечеркнуто.

— Да, — подтвердила госпожа Фишер, — моя мать вносила исправления в поваренные книги.

— Госпожа Фишер, все это надо непременно сохранить для потомства, давайте создадим общество, которое будет распоряжаться наследием вашей мамы. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Да, конечно, вы ведь говорили об этом уже вчера — жизнь мамы продолжится в ее рецептах.

— Верно, — подтвердил я, — совершенно верно.

— Но ее жизнь уже и так продолжается в рецептах, — с некоторым сомнением в голосе сказала госпожа Фишер, стирая пыль с книги, которая распадалась на страницы.

— Пока об этом еще никто не знает, — возразил я, — но люди должны об этом узнать. О том, что ваша мама продолжает жить в ее рецептах. Вы могли бы даже открыть в своем доме музей.

— О боже, нет, музея не надо!

Не надо, значит, не надо.

— Это так, мысли вслух, — объяснил я, — но вы только представьте, как вы организуете общество «Карп в желе».

— Я? — всплеснула руками госпожа Фишер. — Я организую? А разве еще нет какого-нибудь общества «Карп в желе»?

— Нет, такого общества пока не существует.

— И чем оно должно заниматься?

— Управлять наследием вашей матери. Заботиться о том, чтобы труд вашей матери стал доступен миллионам людей, интересующихся польско-еврейской кухней. Пропагандировать польско-еврейскую кухню посредством рецептов вашей матери.

Госпожа Фишер глубоко вздохнула.

— Да, — прошептала она, — это было бы чудесно.

— Но об этом как-нибудь в другой раз, — сказал я, — сейчас пора за работу.

Я достал из сумки ручки, блокноты, ластики, точилки — все, чем в это утро так щедро запасся в магазине канцелярских принадлежностей. У госпожи Фишер должно было сложиться благоприятное впечатление обо мне как об опытном составителе поваренных книг.

Госпожа Фишер начала рассказывать, а я записывать. Возможно, я действительно слишком рано завел речь об обществе «Карп в желе».

В тот же день я купил пишущую машинку и вечером перепечатал на ней свои записи. Так началась моя работа над книгой, которая в дальнейшем получила название «69 рецептов польско-еврейской кухни». Еще ни одну книгу я не писал так быстро. На все про все мне потребовалось три недели и два дня.

Через две недели госпожа Фишер превратилась в тесто, которое настолько хорошо подошло, что его уже можно было ставить в печку. Она выписала мне чек на десять тысяч долларов на организацию общества «Карп в желе».

Эти десять тысяч долларов я незамедлительно положил на свой счет и частично погасил долг «Американ Экспресс». Я решил, что ничего страшного не будет, если «ВИЗА» еще немного подождет.

В дешевой мастерской я заказал фирменную писчую бумагу с грифом «Общество „Карп в желе“, председатель Роберт Г. Мельман». Госпожа Фишер пришла в восторг от бумаги и от самого общества: она смотрела на меня, как на родного внука, о котором мечтала всю жизнь. Она представила меня своим соседям и партнерам по игре в бридж, как-то вечером мы даже сходили с ней в кино. Ребекка относилась к этому с пониманием. Она видела чек на десять тысяч долларов и была достаточно умна, чтобы понять, что перед десятью тысячами долларов должна отступить даже ревность. Ведь кто знает, что может еще произойти, как только идея общества «Карп в желе» утвердится в голове госпожи Фишер!

Госпожа Фишер все-все мне рассказала: и о том, как их семья отплыла на корабле в Америку, и о бюро путешествий ее отца, и о цементной фабрике ее мужа, о своих неудачных родах и о своих дочерях.

Иногда она настоятельно просила разрешить ей что-нибудь приготовить, дабы я мог оценить вкус тех или иных блюд, но я сопротивлялся: на пробы нет времени, надо срочно писать.

Я перемежал рецепты особо красочными из ее рассказов, а вечером подводил итоги за день — часа по два сидел за пишущей машинкой — и с чувством глубокого удовлетворения укладывался в постель.

Поздно ночью я звонил Сказочной Принцессе. Я считал своим долгом держать ее в курсе своих дел, прежде всего финансовых. О том, что их продвижение непосредственно зависит от успехов общества «Карп в желе», я ловко умалчивал. Вряд ли сведения об обществе «Карп в желе», думал я, сделают крепче сон Сказочной Принцессы.

Госпожа Фишер сказала:

— Если вы проживете в мотеле «Серебряное озеро» больше недели, вы можете потребовать скидку.

Я так и сделал: потребовал скидку.

С каждым днем на улице становилось все теплее. Ребекка начала пользоваться моим дезодорантом. Точь-в-точь как Сказочная Принцесса — та всегда пользовалась моим дезодорантом. В результате Ребекка и Сказочная Принцесса стали пахнуть друг другом.