Легенды и мифы Древнего Востока - Анна Овчинникова

Именно в Ниппуре — да еще в Уре, где Шульги возвел для себя и своего чиновничьего аппарата великолепный дворец Эхусарг, и находились тогдашние «закрома родины». Должно быть, все чиновники исступленно мечтали получить местечко в одной из двух столиц, а те, кому посчастливилось добиться такого места, всеми правдами и неправдами старались на нем удержаться. Думаю, как раз к этим счастливчикам и относятся растроганные слова Мариана Белицкого: «Шульги был окружен восторженным почитанием своего народа… Он открыл пути во все страны, принес народу богатство и благосостояние.

Энлиль, Инанна, весь огромный пантеон шумерских богов — далеко, Шульги же — рядом. И от этого создавалось ощущение уверенности в завтрашнем дне. Царь приносил своей стране реальное благо, был ее подлинным защитником и благодетелем».

Далее польский автор приводит полный текст гимна Шульги, который называет «замечательным литературным произведением». Я процитирую начало этого произведения (в переводе В. Афанасьевой):

Я — царь. С материнской утробы — герой. Вот кто я.Я — Шульги. От рожденья могучий муж. Вот кто я.Свиреполикий я лев, кто драконом рожден. Вот кто я.Всех четырех стран света я царь. Вот кто я.Пастух, черноголовых пастырь. Вот кто я.Всех земель осиянный славою бог. Вот кто я.Рожденное Нинсун-богиней дитя. Вот кто я.Светлого сердца Ана избранник. Вот кто я.Кого судьбою Энлиль наградил. Вот кто я.О ком Нинту ласково молвит. Вот кто я.Кого разумом Энки одарил. Вот кто я.Бога Нанны правитель могучий. Вот кто я.Солнца Уту ревущий яростно лев. Вот кто я.Шульги, Инанны желания страстного избранник.Вот кто я.Осел отборный, для трудной дороги годный.Вот кто я…

Вы уже утомились? А жаль! Потому что впереди еще восемьдесят пять строк текста, в котором Шульги сравнивает себя с конем, жеребцом, голубем, Анзудом, львом, соколом, львенком и опять с ослом — сперва степным, а потом и диким. Суть данного исторического документа — прославление подвига царя, который за один день пробежал из Ура в Ниппур и обратно. Некоторые скептики утверждают, что проделать такое физически невозможно (если, конечно, царь не пользовался для этого самым быстроногим конем или мотоциклом).

Стиснув зубы, удержусь от искушения привести очень сходную с вышеизложенным гимном цитату из книги «Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография». Но вы легко можете себе представить, какая трогательная (и верная) картина предстанет перед грядущими исследователями, если они примут за святую истину все написанное в этом «замечательном литературном произведении», выпущенном Издательством политической литературы в 1952 году.

Интересно, научится ли когда-нибудь человечество извлекать уроки из своего прошлого? Или с упорством «отборного осла» (безразлично, дикого или степного) всегда будет наступать на одни и те же грабли?

В год, названный «годом, когда были разрушены Харши и Хуммурти» (страны, посмевшие бунтовать против «божественного» Шульги), отец народов навсегда упокоился в усыпальнице из обожженного кирпича, увенчанной надземным мавзолеем.

А спустя 20 лет наступил конец его царству, казавшемуся несокрушимым, как само небо. Этой несокрушимости хватило всего лишь на сотню лет, и остается только удивляться, как это государство третьей династии Ура смогло продержаться так долго.

Еще при жизни Шульги семитские племена амореев то и дело тревожили западные границы Шумера. Ветхий Завет называет амореев потомками Ханаана, сына нечестивого отпрыска Ноя Хама; согласно Библии, они отличались воинственностью, силой и гигантским ростом. Для защиты от них в правление Шу-Суэна царские работники воздвигли стену вдоль края «гипсовой» пустыни, тянущейся от Евфрата до Тигра.

Кроме того, Шу-Суэн набирал аморейских наемников для защиты от набегов их же собратьев и не препятствовал небольшим группам кочевников оседать в шумерских поселениях. Сохранилась даже легенда о том, как шумерский бог Нумушда решил отдать свою дочь замуж за аморейского бога Марту… Но все вышеперечисленные меры не помогли предотвратить неизбежное.

Развязка наступила быстро и неожиданно.

В правление Ибби-Суэна, когда царь отправился воевать с Эламом, амореи переправились через Евфрат. Даже не пытаясь прорваться через заградительную стену, они пересекли всю Верхнюю Месопотамию с востока на запад. Кочевники гнали свой скот на хлебные поля, и работавшие на них отряды гурушей повсюду разбегались, грабя казенное добро вместе с амореями. Степняки, как правило, и не пытались штурмовать города; просто чиновники-энси вдруг увидели, что за городскими стенами повсюду горят пастушеские костры. Давным-давно отвыкшие хозяйничать самостоятельно, энси воззвали о помощи к столице… И, не получая оттуда подмоги, один за другим стали отлагаться от Ура.

Представляете себе удивление Ибби-Суэна, когда, вернувшись после победоносной войны с Эламом, он вдруг обнаружил, что его собственная страна находится во власти обнаглевших потомков Хама!

Царь прорвался к Уру и заперся в нем, но что было делать дальше? Дороги перерезаны, поставки хлеба прекращены, вся отлаженная система государственного хозяйства дезорганизована, вместо привычного порядка повсюду царили анархия и хаос! К тому же окруженному амореями Уру грозил голод…

Тогда Ибби-Суэн отправил одного из своих чиновников, Ишби-Эрру, в западные районы для закупки хлеба у еще недобитых частных собственников. Ишби-Эрра выполнил царское приказание: весь хлеб, какой ему удалось раздобыть, он свез в селение Иссин близ Ниппура. Теперь предстояло переправить драгоценное зерно в столицу. Но на дорогах хозяйничали амореи, поэтому глава продотряда послал гонца в Ур, прося у царя ладьи для перевозки зерна по Евфрату.

И что же вы думаете? Нужного количества ладей у царя не оказалось! Гигантский бюрократический механизм, отлаженный, казалось, до последнего винтика, дал сбой именно тогда, когда от его четкой работы действительно зависела жизнь или смерть! Тонны отчетностей и смет, в которых учитывалось каждое зернышко ячменя, не спасли голодающих, запертых в У ре.

Тут поневоле вспомнишь эллинскую легенду о медном гиганте Та л осе, охранявшем остров Крит. Гиганта никто не мог одолеть, пока за дело не взялась волшебница Медея. Она вытащила гвоздь, замыкавший единственную жилу Талоса, и исполинский страж в считанные мгновения истек кровью. Нечто подобное случилось и с государством, управляемым третьей династией Ура…

А теперь угадайте, как поступил чиновник Ишби-Эрра, оказавшись посреди разоренной страны на мешках с бесценным зерном и не имея возможности доставить хлеб в столицу? Думаю, вы угадали! Правильно оценив ситуацию, Ишби-Эрра провозгласил себя царем, и уцелевшие энси признали его властителем Шумера и Аккада.

Надо отдать должное царю Ибби-Суэну — он до последнего держался в окруженном У ре, напрасно посылая просьбы о помощи к перешедшим на сторону Ишби-Эрры наместникам. Но потом амореи пропустили через занятую ими страну войска эламитов; правитель Элама взял приступом Ур и в цепях увел Ибби-Суэна в Анчан.

Последнюю табличку истории единого государства Шумера и Аккада разбили вдребезги не амореи, а эламиты. Насколько страшен был этот финал, можно понять по знаменитому «Плачу о разрушении Ура». Да, страна под властью третьей династии Ура отнюдь не была райским островом Дильмун, но в ней тоже рождались дети, справлялись свадьбы, люди любили друг друга и мечтали о счастье. И вот всему этому пришел конец.

Черноголовые! Ветры по ним гуляют.Рыдает народ.Шумер в охотничьей ловушке.Рыдает народ.Могучие стены Страна возводит — буря их пожирает.Бурю ночную не умолить слезами.Буря, что все сокрушает,Страну потрясает.Буря город, словно потоп, разрушает.Буря, что Страну погубила,легла на город тяжким безмолвием.Буря, что все загубила, пришла, беременная злобой.Буря, что огнила, принесла народу голод.

Наверное, тот, кто писал «Песнь о разрушении Ура», сам пережил падение столицы, такое смятение и страх бьются в его словах. Попытайтесь увидеть то, что видел этот человек, и почувствовать то, что чувствовал он! Хотя с тех пор прошло четыре тысячи лет, это на самом деле было — так попытайтесь представить то, о чем вспоминает безымянный писец:

Когда день озарил город, этот город лежал в руинах.Отец Нанна, этот город в руинах. Рыдает народ.Когда день озарил стены — рыдает народ, –Его люди — не черепки битые — вокруг лежат.Его стены насквозь пробиты — рыдает народ.В главных воротах, где прежде ходили, лежат трупы.На его площадях, где праздники были, навалены люди.В переулках и улицах, где раньше гуляли, лежат трупы.В местах, где праздники прежде справляли,людей навалены груды.Кровь страны, словно медь и свинец в плавильные печи текущие, льется.Ее мертвецы, словно жир овечий, на солнце тают.Мужи, что сражены топором,шлемы свои надеть не успели.Словно олени, ловушкою пойманные,земли наглотались своими ртами.Мужи, что были копьем пробиты, перевязи надеть не успели.Вот гляди, как будто там, где мать их рожала,лежат, своею залитые кровью.Те, что дубинками сражены были,их руки перевязь повязать не успели.Без опьяняющего питья пьяны, головы набок они склонили.С оружием стоявший, оружьем сражен. Рыдает народ.От оружья бежавший, бурей сметен. Рыдает народ.Бедняков и богачей Ура — всех их охватил голод.Старики и старухи, что из дома не вышли,в пламени они погибли.Малышей, что на материнских коленях лежали,словно рыбок, унесло водою…Казалось, это и впрямь конец.Пало безмолвие на страну, доныне неведомое людям[82] ,

 — гласит последняя строчка «Плача…».