Большой план апокалипсиса. Земля на пороге Конца Света - Ярослав Зуев

Отвечая на этот вопрос, Джеффри Стейнберг пишет, что был он, с философской, то есть мировоззренческой, точки зрения прямым последователем упоминавшихся выше «рыцарей Реформации», итальянцев Франческо Зорзи и Паоло Сарпи, труды которых, как мы увидели выше, дали на английских островах неправдоподобно богатые всходы. «Как появился на свет британский эмпиризм?[287] — спрашивает в своей работе Дж. Стейнберг. — Он был переписан Ф. Бэконом из трактата Сарпи «Арте дель бен Пенсаре», где утверждается, будто человеческое познание происходит исключительно через органы чувств. После Бэкона явился Томас Гоббс,[288] описывавший человеческую историю как «войну всех против всех», по необходимости управляемую тираническим режимом Левиафана. За ним — Джон Локк, для которого человеческий разум — tabula rasa, чистый лист, заполняемый продуктами чувственного восприятия. За Локком — Джордж Беркли, вообще считавший, будто существует одно восприятие»,[289] а за ними, по логике, и сам Дэвид Юм, отказавший человеку в праве на душу и отрицавший привычную мораль и традиции на том основании, что они препятствуют удовлетворению личных потребностей и желаний. Все познается исключительно через восприятие, а раз так, да здравствует самый безудержный гедонизм,[290] нечего стесняться, ведь жизнь всего одна.

Иеремия Бентам лишь довел эти воззрения до совершенства, изобретя новое направление этической теории, так называемый утилитаризм, трактующий моральную ценность поступков исходя исключительно из их полезности. Полезности для кого или кому? Скажем, украинскому олигарху Порошенко, куму президента Ющенко, или какой-то киевской нищенке, потерявшей сначала работу, а за ней квартиру и проживающей сегодня в подвале, пока и оттуда не выгонят? Согласитесь, это хороший вопрос, в котором заключается вся тонкость утилитаризма как этического учения. Иеремия Бентам пояснял: морально то, что «приносит наибольшее счастье наибольшему количеству людей», но, опять же, эту формулировку можно трактовать по-разному. Вот, например, согласно недавнему опросу общественного мнения, проводившемуся среди граждан США в преддверии 64-й годовщины трагедии Хиросимы и Нагасаки по заказу университета Квиннипиак (Quinnipiac University), большинство современных американцев (62 %) одобряют решение администрации президента Трумэна, по которому в 1945 г. испарилось или сгорело живьем больше двухсот тысяч японцев. Всего 16 %, простите, пишу так совершенно умышленно, плевать, и лишь у 22 % респондентов хватило совести назвать решение… нет, не преступным, трусливым и подлым, а всего-то — необоснованным…

Да, бомбардировка ускорила капитуляцию Японии, да, она сохранила жизнь сотне тысяч американских солдат, ну, не кладут их стратеги Пентагона нежадной рукой, как маршал Жуков на Зееловских высотах. Да, вероятно, и товарищу Сталину преподали наглядный урок, чтобы даже не усомнился, кто будет следующим, но… Но 62 % упитанных, никогда не знавших большой беды американцев полагают, что так и надо было…

Хотите другой пример? Я вам его только обозначу. Попробуйте, дорогие друзья, поговорить о мирных жертвах среди палестинского населения даже с самыми либеральными жителями Израиля. Защищая палестинских подростков всего на словах, вы уже рискуете нажить смертельных врагов. Вот она, открытая Бентамом философия в действии. Чего ж удивляться после этого, что молодого Иеремию обласкал сам всесильный лорд Шелберн, едва только открыл для себя этот «цветок». Джеффри Стейнберг пишет, что лорд Шелберн «был в таком восторге от Бентама, что поселил его в своем поместье, точно тот был новым воплощением сэра Фрэнсиса Бэкона или сэра Исаака Ньютона. Предоставил английского и швейцарского редакторов, чтобы обеспечить распространение его писаний во всех англо — и франкоговорящих странах» и далее, вплоть до Латинской Америки, куда тоже простирались интересы Британской Ост-Индской компании. Это логично, позарившись на чужие территории, противника сначала надлежит сокрушить идеологически, а Бентам слыл виртуозным идеологом подобной войны.

И, вполне естественно, был зачислен на службу в Форин офис, британское министерство иностранных дел, которому подчинялась и служба внешней разведки. Параллельно работе в этом достойном ведомстве Бентам переделал немало дел. Например, стал автором трактата «В защиту ростовщичества», а еще — эссе «О педерастии», которую защищал наравне со скотоложством. А еще выдвинул множество рационализаторских предложений по оптимизации рабского труда, примером чему может служить его знаменитый проект «Паноптикон» исправительно-трудовой колонии нового типа. Тут Иеремия Бентам предвосхитил и ИТЛ товарища Бермана из ГУЛАГа,[291] и господина Гейдриха из гестапо.[292] Судите сами.

7.6. Концлагерные изыски знаменитого английского философа, который так много говорил о всеобщем счастье…

Природа поставила человека под власть двух суверенных владык: страдания и радости. Они указывают, что нам делать сегодня, и они определяют, что мы будем делать завтра. Как мерило правды и лжи, так и цепочки причины и следствия покоятся у их престола.

Это новаторское со всех точек зрения изобретение Иеремия Бентам сделал (на пару с родным братом Самуэлем, известным инженером-механиком) уже в разгар Французской революции. И, естественно, предложил партнерам из-за Ла-Манша, пускай пользуются, для хороших дел — не жалко.

Считается, будто завораживающая идея «Паноптикона» пришла в голову Бентама во время дружеского визита в Россию (1787), где сам Потемкин попросил у философа рекомендаций касаемо автоматизации местной промышленности. А зачем автоматизировать-то, удивился Бентам, когда вокруг полно дармовой рабочей силы? И разработал проект концентрационного лагеря нового типа, в котором взрослым зэкам предстояло день и ночь посменно вкалывать за станками, работающими на энергии, добываемой их подрастающими отпрысками тут же, по месту. В детском блоке того же заведения, на каруселях, подсоединенных к станкам посредством системы ремней и маховиков. Да что там, Бентам сэкономил даже на пайках вертухаев, контроль за зэками предполагалось осуществлять при помощи сложной системы зеркал, чем вам не сегодняшние видеокамеры? Наконец, на входных лагерных воротах предлагалось прикрепить поучительную надпись «Если бы они трудились на воле, не стали бы здесь рабами». Пишу эти строки и умиляюсь, так вот он, милый взору Дахау. Так вот он, проект Бухенвальд.

Правда, графа Потемкина изобретение британского философа, ратовавшего, если верить «Википедии», за «свободу слова и женское равноправие, за запрещение пыток и рабства», не заинтересовало. Ну так Иеремия сплавил свое ноу-хау якобинцам. Но и у тех руки до воплощения славной идеи английского мыслителя в металле не дошли, хоть Бентам даже себя предлагал, в качестве бесплатного довеска к «Паноптикону»: «Позвольте мне создать тюрьму по этой модели, и я сам буду тюремщиком. Нация ничего не потеряет: я буду работать бесплатно. Чем больше я об этом думаю, тем определеннее мне кажется, что осуществление проекта должно быть в руках его автора». Вот так вот.

Но, как я уже сказал, не сложилось. Вместо перевоспитания врагов революции по методикам Бентама вследствие дефицита времени и средств их довелось просто истреблять, используя гильотину. Тем не менее новаторство было оценено по достоинству, Бентама не только встречали в революционной Франции с распростертыми объятиями, но даже произвели в почетные граждане страны (1792). Как вам, друзья, среди почетных граждан сотрудник внешней разведки сопредельного государства и доверенное лицо могущественнейшего британского магната, одного из руководителей крупнейшей мировой корпорации, Британской Ост-Индской компании?

Глава 8. Великая французская смута

Я был бы плохим мыслителем и негодным гражданином, если бы, оставаясь сторонником монархии в Лондоне, не стал республиканцем в Париже.

Заем под процент есть червь, подтачивающий прибыль.

Моя старая мечта состоит в тот, чтобы проценты были свободны, как и любовь.

Новый мир был совсем не похож на Средневековье, и благородным рыцарям было трудно смириться с этими внезапными переменами: когда-то презренные менялы, которых любой дворянин мог приказать высечь, вдруг приходили к ним с расписками и векселями — и за спинами этих ростовщиков стояла королевская стража.

Глубочайшая правда войны в том, что исход битвы решается в разумах военачальников, а не в телах их воинов.