Колокол Люцифера - Николай Алексеевич Сергеев

Я уверен, что если бы не нацистская пропаганда, отношение немецких солдат к населению Восточной Европы было бы куда гуманнее.

Чем злее пропаганда, чем на более глубоком уровне человеческой психологии она работает, чем более глубинные страхи и предубеждения она использует, тем большее действие она оказывает на людей.

Убеждением и страхом воздействовать на человека гораздо проще и удобнее, чем простым убеждением. Чем ужасней нарисованные пропагандистами картинки, чем в более ужасном виде представляются враги, тем податливей сознание жертвы пропаганды.

Не случайно в пропаганде используется тема военных преступлений, совершаемых противником.

Не было и никогда не будет войн, на которых бы военные не совершали преступлений. Нет, не было и не будет армии, солдаты которой не совершали в прошлом или не будут в будущем совершать преступления.

Несмотря на то что военные преступления совершаются всегда с обеих сторон, значительно бо́льшая часть вины всегда лежит на агрессоре, т. к. если бы он не начал войну, не было преступлений ни со стороны нападавших, ни со стороны защищающихся.

Как только где-то возникает разговор о необходимости превентивного нападения на соседнюю страну, вне зависимости от контекста, там являет свой лик фашизм. Он может быть любой — левый, правый, красно-коричневый или серо-буро-малиновый.

Только за один призыв к «превентивному военному удару», по моему мнению, следует сразу отправлять в тюрьму.

Насильников и убийц осуждают на пожизненное лишение свободы, а в некоторых странах их приговаривают к смерти. Редко в современном мире пропагандисты, спровоцировавшие войны или массовые убийства, получают большие сроки заключения, чаще всего они отделываются символическим наказанием.

Если вдуматься, то насильники и убийцы менее опасны для общества, чем пропагандирующие ненависть политики, журналисты, писатели или другие публичные люди.

Самый плохой поступок в жизни человека, убившего в гневе или из мести другого, либо поддавшегося внезапно возникшему искушению отнять чужое или отдавшегося целиком своей непомерной похоти, не совладавшего со своим животным инстинктом, не всегда отражает внутреннюю сущность преступника.

Может так случиться, что этот ужасный поступок вообще был единственным злодеянием, которое человек совершил в своей жизни и о котором он искренне раскаивается.

Другое дело люди, совершающие преступление сознательно, в течение длительного времени, часто годами, прекрасно осознающие последствия своего поведения. К таким преступникам относятся идеологи, создающие фашистские доктрины и пропагандисты, формирующие у своих читателей, слушателей и зрителей искажённое представление об окружающем мире, заражающие сознание миллионов людей ненавистью.

Даже самый кровавый маньяк может убить максимум десятки человек, а пропагандист способен сподвигнуть миллионы одних людей на убийства миллионов других.

Даже один умелый манипулятор массовым сознанием способен вдохновить на убийства несколько поколений, спровоцировать возникновение через долгие годы новой волны ненависти.

Пропагандист Гёббельс намного ужаснее и опаснее Гитлера, отдававшего приказы. Если бы не было Гёббельса, то эти распоряжения просто бы никто не стал выполнять.

Немцы, несомненно, нация дисциплинированная и законопослушная, но даже они не стали бы покорно исполнять бесчеловечные приказы, не будучи уверены в своей правоте, в своей исключительности и высокой исторической миссии немецкого народа.

Государственный террор, безусловно, оказывал своё устрашающее воздействие на население, но одним лишь террором невозможно заставить миллионы людей в едином порыве поддерживать гитлеровский режим. Страхом можно добиться пассивности, непротивления злу, но не никак не энтузиазма, с которым немцы претворяли в жизнь имперские мечты своего фюрера и политическую программу его партии.

Гёббельс и его подручные отняли жизнь у 60 миллионов. Не сомневающиеся ни на минуту в своих действиях солдаты вермахта, лётчики люфтваффе, палачи айнзацгруп и охранники концлагерей были орудием в руках нацистских идеологов-теоретиков и пропагандистов, которые несли идеи национал-социалистов в массы.

По моему предельно скромному мнению, место военных преступников в тюрьме, пожизненно, а пропагандистов — на виселице.

На Нюрнбергском процессе Ганс Маркс, адвокат главного редактора антисемитской и антикоммунистической газеты «Штурмовик» (Der Stürmer) Юлиуса Штрейхера пытался доказать судьям, что никто в Германии не воспринимал газету всерьёз, якобы все над этой газетой насмехались, а фанатизм его подзащитного был следствием больной психики.

Одержимость Штрейхера навязчивыми идеями действительно впечатлила судей, они признали, что подсудимый был одержим своими безумными идеями и был психопатом, но посчитали, что содеянное не было невинной фантазией сумасшедшего газетного редактора.

Суд признал Юлиуса Штрейхера, не участвовавшего непосредственно в военных преступлениях и преступлениях против человечности, не принимавшего никаких решений о начале войны, не участвовавшем в геноциде, виновным исключительно за печатную пропаганду и приговорил его к смертной казни.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Нацистской пропаганде необходимо было расчеловечить противника в сознании немцев, представить его в виде многомиллионной стаи кровожадных жестоких зверей, таким образом, перенести вину за преступления с немецких солдат и эсесовцев на сами жертвы.

Отец нацистской пропаганды презирал свой народ. Обладая, несомненно, незаурядным умом и хорошим университетским образованием, Гёббельс искренне считал, что привлечь на сторону национал-социализма народные массы можно лишь при помощи примитивной демагогии, откровенной лжи и страха. Об этом свидетельствуют дневники рейхсминистра пропаганды и его высказывания: «… Народные массы обычно гораздо примитивнее, чем мы их себе представляем. Исходя из этого, пропаганда должна всегда оставаться простой и однообразной. В этой изнуряющей гонке лишь тот способен достичь основных результатов в деле оказания воздействия на общественное мнение, кто в состоянии свести все проблемы к простейшей терминологии и у кого достанет мужества постоянно повторять их в этой простейшей форме, несмотря на возражения интеллектуалов».

После того как Гёббельс произнёс 18 февраля 1943 года свою самую знаменитую речь на тему «тотальной войны», толпа фанатиков начала безумствовать, а Геббельс презрительно заметил: «Час идиотизма! Если бы я потребовал от этих людей выброситься с третьего этажа, они бы выбросились».

Гёббельс: «Дайте Люксембургу власть над Германией и вы сразу же обнаружите массу немцев, которые захотят признать эту власть и станут служить ей».

Когда радиопропагандист, обвиняя в преступном бездействии Запад, в августе 1939 года произносил на тысячи репродукторов и радиоприёмников по всей Германии своё знаменитое».. где вы были господа все эти годы, когда немцев убивали и насиловали..», миллионы немцев неистовствовали в своём гневе, не задавая себе вопроса — где они сами были несколько лет назад, когда легион «Кондор» уничтожал священный для басков город Герника вместе со всеми его жителями, когда немецкие «добровольцы» убивали испанских крестьян, а немецкие танки расстреливали деревни в Астурии, Кантабрии и Стране Басков?

Жители Германии встречали своих «героев», убивавших чужих граждан, в чужой стране, за чужие интересы. Германия наградила государственными орденами и медалями за участие в войне в Испании 26 тысяч «добровольцев», которые были на самом деле немецкими военнослужащими, отправленными в далёкую страну убивать за идеалы европейского фашизма.

Что делали немцы, когда вермахт оккупировал Чехию и Словакию? Они радовались новым победам и восхваляли гениальность своего фюрера.

Когда вермахт перешёл советскую границу, немцы вздохнули с облегчением — наконец то опасная ситуация хоть как-то разрешилась, Гитлер решился начать неизбежную демилитаризацию агрессивного соседа, уничтожение «жидо-большевизма» в его логове.

Самое ужасное последствие нацистского режима для Германии, это не разрушенные бомбёжками города, а несомненный успех нацистской пропаганды. Даже после краха нацистского режима подавляющее большинство немцев продолжали верить в истинность идей национал-социализма. Они десятилетиями жили в полной уверенности об особой роли немецкой нации в истории, особой духовности, связи с героическими германскими предками, громившими на заре своей истории римские легионы, а позднее и орды средневековых восточных варваров.

Даже после оглашения приговоров Международного трибунала и последовавших за ним Нюрнбергских судебных процессов над нацистскими преступниками, немцы продолжали жить с совестью, исковерканной ложной верой в свою исключительность.

Опрос об отношении граждан ФРГ к нацизму и большевизму, проведённый через три месяца после смерти Сталина в двух западногерманских городах —