Молотов. Полудержавный властелин - Феликс Чуев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дело в том, что я был секретарем и бухгалтером редакции «Современного мира» в 1916 году. Работал месяца два-три в конце года, чтобы жить на что-то, пока меня не перевели на положение профессионального революционера. Наверное, так: ноябрь — декабрь. Меньшевистского типа журнал, издавал его Иорданский. Фактически я был секретарем журнала, а не бухгалтером. Ни о какой бухгалтерии я понятия не имел, справлялся, ну и ладно, но не было места, пока меня в январе не перевели на партийный оклад.
04.03.1978, 01.01.1979, 05.02.1982
— Вы Пуришкевича, Родзянко видели?
— Родзянко видал, Гучкова видал…
— Милюкова тоже видели?
— Ну, само собой. С Корниловым спорил.
— С Лавром?
— Обязательно. Спорили о печати, поддерживающей революцию в феврале 1917 года. Он закричал: «А свобода печати должна быть идеально сформирована обо всех точках зрения!» Публиковали. На фронте допускали литературу, газеты всех направлений…
— А царя видели?
— На кой мне черт царя видеть? Слава богу, нет. Что я буду всяких царей…
— А Керенского? Много раз видели?
— Его — много. Человек способный, молодой, оратор хороший. Эсерам это всем нравилось. Он — глава эсеров, с красным бантом большим. Эсеры любили красный бант. Они вообще революционеры по чувству. Они идут на самоотверженные поступки, иногда очень хорошие дела делают и тут же подлости могут. Он и социалист, и революционер, вот видите, куда же больше.
Сам Керенский — эсер-трудовик. Была партия трудовиков, легальных эсеров, более таких мирных эсеров. Кре-кре-крестьянская группа, иначе. Он возглавлял эту крестьянскую трудовую группу, которая была наполнена эсеровским духом. Они заседали в Государственной думе, он уже был хорошо известен как оратор, главный оратор эсеров трудовиков, то есть крестьянской группы.
Многих эсеров я знал. Со Спиридоновой встречался. Трутовский был такой — ив первом Совнаркоме, по коммунальным делам… Эсеры — это крестьянские партия, для крестьянства и мелкой буржуазии. Если стоишь на позициях крестьянства, а крестьяне — мелкие собственники, то хочешь не хочешь будешь защищать интересы мелкобуржуазные.
Каких только партий не было!
Кадеты — конституционные демократы — они за монархию, за царя, но с парламентом. Как в Англии либералы. В этой партии было много буржуазной интеллигенции, дворян, офицерских, генеральских сынков и прочих.
А купцы лучше придумали: партия умеренного прогресса. Правого порядка. За прогресс, но умеренный.
Много партий было. Неразбериха была в голове. Партия Михаила Архангела… Партия мирного обновления…
— Наверно, были такие личности, что в нескольких партиях сразу состояли?
— Жулье могло быть, конечно, везде.
05.03.1976
Общество борьбы с улицей
— До революции среди многочисленных партий было Общество борьбы с улицей, — говорит Молотов.
— На чьей оно стороне было?
— На чьей стороне? На революционной едва ли. На контрреволюционной — тоже мелковато.
— Чтоб не ходили по улицам, на демонстрации, сидели дома…
— Да, всякое бывало…
09.05.1980
Гапон
— Гапон не был провокатором, — говорит Молотов. — Он просто хотел угодить рабочим.
10.03.1977
С февраля до октября
— В феврале 1917 года я жил в Питере на нелегальном положении и хоть был членом Русского бюро ЦК, не все знал — где там, прячешься, уцелеть бы. Трое нас было тогда в бюро ЦК — Шляпников, Залуцкий и я.
Залуцкий был мой друг одно время, рабочий. Мы с ним перед Февральской революцией в Русском бюро ЦК были. Тройка, члены бюро ЦК. Это Февральская буржуазная революция. Конец 1916 — начало 1917 года. Никого не было. Ленин за границей, Сталин в Сибири, Свердлов тоже где-то в Сибири — одним словом, никого не было, вот мы, так сказать, на безрыбьи были, значит, бюро ЦК — русское. Орган, замещающий ЦК партии в России. В Петрограде сидели. Готовили Февральскую революцию.
— Газету выпускали?
— Какой там газету! Все было закрыто. Только нелегальные были, нелегальные. Какая там газета… Свергали царизм. Неплохо свергали… Неплохо.
24.08.1971, 05.03.1976, 09.05.1985
— Когда разыгрались события 26 февраля, мы с Залуцким — у меня с ним более тесная личная связь была — пошли на нашу явку на Выборгской стороне узнать, как все-таки обстоит дело. А третьего нашего компаньона, Шляпникова, нет. Сказали, что он, вероятно, у Горького. Отправились к Горькому. Это поздно, ночью, уж, наверное, двадцать седьмого числа. Стрельба на улицах, стреляют со всех сторон. Стоим с Залуцким в прихожей у Горького. Он вышел — вот тут я его впервые и увидел.
Мы: «Что у вас слышно? Не был ли у вас Шляпников?»
Он: «Сейчас уже заседает Петроградский Совет рабочих депутатов», — говорит, окая.
«А где заседает?»
«В Таврическом дворце. Шляпников может быть сейчас там. Приходил ко мне и ушел».
Ну мы пришли в Таврический, вызвали Керенского — он был председателем Совета, — представились ему: «Мы от ЦК большевиков, хотим участвовать в заседании». Он провел нас в президиум…
27 февраля 1917 года Керенский ввел меня в Петроградский Совет, когда он только создавался. Там большевиков было мало-мало.
А все это происходило в Таврическом дворце — в здании Государственной думы, и Керенский был в курсе всех дел, революционных событий. Он был связан со всеми другими депутатами, как лидер кре-крестьянской группы, а во время революции каждому из либералов тоже хочется с крестьянской группой иметь какую-то связь. Очень влиятельный был человек…
Наша русская интеллигенция тесно была связана с крестьянством, с кулачеством, с зажиточными крестьянами. Так началось наше участие уже в заседании Совета рабочих депутатов. Само заседание, вероятно, еще только начиналось. Председательствовал лидер меньшевистской социал-демократической группы Чхе-чхеидзе. Оратор? Я его мало слышал, по этому заседанию он с речами почти не выступал. Такой покладистый человек, бородатый, солидный.
— Чхеидзе, знаете, как окончил жизнь? Хлебным ножом в Париже, — говорит Шота Иванович.
— Я знаю… Вот тогда мы выдвинули лозунг «Никакой поддержки Временному правительству!». Никакой поддержки. Я формулировал, что это правительство капиталистов, помещиков, поэтому оно проводит контрреволюционную линию. Тут была неточность, но основное Ленин все-таки потом одобрил…
Ну я вошел за стол пре-президиума, куда тут деваться? В Совет надо входить…
В президиуме я оказался почти рядом с Иорданским, тогдашним издателем и редактором «Современного мира», где я работал бухгалтером и секретарем редакции и назывался Алексей Петрович Карпов. Этот Иорданский был, так сказать, выпивоха большой… Потом он был нашим послом в Италии… У него все дела вела некая Мария Карловна, которая вместе с ним жила.
Ну вот, он оказался рядом со мной. Я у него был как Карпов, а тут я уже выступаю как Молотов. Ну он на меня вылупился! Я выступил и высказал предложение: разрешать выпуск только тех газет, которые поддерживают революцию. А те, которые не поддерживают, — не выпускать. Не прошло предложение. Видимо, я плохо защищал. По существу, думаю, я был прав… А перед этим мне пришлось быть на нашей явке и редактировать манифест, рабочий один составил, Каюров. Я его редактировал, поправлял, добавлял, в общем, получилось неплохо. Ленин потом одобрил. В тот же день мы манифест и выпустили. Уже открыто я пошел в типографию, где печатали первые выпуски «Известий рабочих депутатов». Экстренный выпуск вышел вечером, я еще не был в типографии, а утром вышел первый выпуск «Известий рабочих депутатов» — я просидел всю ночь в типографии. Там был Стеклов в числе редакторов, Суханов, был такой Серебров, тоже потом довольно известный. Я им сунул наш манифест в «Известия рабочих депутатов», а утром на машине поехали обратно в Таврический дворец — не спали тогда.
10.03.1977
— А машины у вас были?
— Какие машины! В революционное время захватывали, а мы, уже как командиры, использовали их. Утром, часов в пять-шесть, я опять ехал в Таврический дворец и направо-налево разбрасывал из машины «Известия» с нашим манифестом — вот таким образом.
29.06.1972, 01.01.1979
— «Рано мы родились!» — сказал мне тогда Стеклов. Потом он довольно долго при Ленине был редактором «Известий». Старый большевик, но сделался потом певцом меньшевистского типа и ушел от партии. На втором заседании в Таврическом дворце я внес предложение, которое не поддержали. Мне пришлось выступать против Керенского…
Я был непосредственным участником этих событий. Ленина не было, и нам пришлось руководить самим. Указаний от него не было, да и не могло быть, когда не только для Ленина день революции был неожиданным, но и для нас, находящихся в Питере. Нельзя все рассчитать заранее.
