Все реки текут - Нэнси Като

Она тихонько открыла парадную дверь и, стараясь не шуметь, скользнула на деревянный настил: босые ноги тут же ощутили шероховатость его досок. У веранды в зарослях жасмина двигалась темная тень. Дели, испугавшись, чуть не вскрикнула, но вовремя сдержалась.

– Дел, это ты? – послышался шепот Адама. – Да. Ой, Адам! Я никак не могла уснуть.

– Я тоже. В такую ночь стыдно спать. И потом, когда ты от меня всего через две стенки… Я тебя заставил выйти усилием воли.

– Как это?

– Мысленно с тобой разговаривал.

– Ну да! Ты думаешь, так можно?

– Конечно, тут и сомневаться нечего. Я уверен, что лет через пятьдесят люди смогут переговариваться друг с другом через море, как сейчас по телеграфу, только безо всяких проводов. Настроятся – и все. Главное научиться управлять своей мысленной энергией. Туземцы умеют общаться без слов. А мы так поумнели, что забыли про эту энергию и почти утратили ее.

Войдя в раж, Адам последние слова произнес в полный голос.

– Тише! – испугалась Дели. Она быстро оглянулась на окна, которые смотрели на веранду.

– Не бойся, Дел, она не услышит. Как у тебя сердечко колотится!

Дели стояла вполоборота, и Адам, продев руки у нее под мышками, прижал ладонь к маленькой груди, под которой трепетало сердце. Дели вдруг ослабела.

– Милая, милая, милая! – Весь дрожа, он перебирал ее мягкие волосы, целовал шею. Потом вдруг резко опустил руки, отвернулся и, прислонившись к перилам веранды, стал смотреть на освещенный луной изгиб реки.

– Что-нибудь не так? – Она коснулась рукой его пальцев. Впервые она спросила об этом.

– Все так. Только… ты искушаешь меня.

– Искушаю?

– Да. Толкаешь на грех.

Грех? Слово прозвучало, как хлесткий удар. Грехопадение, грех. Адам, Ева, Змей Искуситель, что-то низменное, дурное. Она не нашлась, что сказать, но сердце замерло в каком-то сладостно-щемящем страхе. Ей вдруг стало холодно.

– Хочешь, я уйду? – робко прошептала она.

– Да, так будет лучше. Хотя подожди, стань вот здесь. Тут луна светит, я хочу видеть твое лицо.

Он нежно наклонился к ней, разглядывая бледные щеки – в свете луны они казались неземными, и глаза – необычно темные и огромные.

– У тебя такие ласковые глаза, прямые брови к ним не подходят. Щечки тугие, а ротик… милый мой, упрямый ротик. Ты похожа на… на нежного мотылька, который прилетел отдохнуть на цветке жасмина. Филадельфия, Дели, Делла, Дел! Дурацкое имя, совсем тебе не идет, как ни поверни. Дельфина – вот это, пожалуй, лучше, похоже на девочку-эльфа. Я тебя буду так звать.

Не касаясь ее руками, он наклонился, поцеловал в губы. Потом, легонько шлепнув, как отец ребенка, отправил спать.

Она шла, ничего не видя перед собой, переполненная красотой ночи, ее благоухающей темнотой, в которой растворялся серебристый лунный свет.

Теперь в каждый приезд Адама они ночью ненадолго исчезали из дома. Чтобы никто не услышал, как она вылезает из окна, Дели проделывала это в тс минуты, когда дядя и тетя – каждый в своей комнате – были поглощены подготовкой ко сну.

Однажды в такую ночь они молча стояли на берегу. Адам, касаясь щекой темных волос Дели, не отрывал взгляда от непомерно раздутой луны. Луна поднялась выше, и под ней открылся голый утес: старый, обрывистый, мертво-холодный.

Дели вздрогнула и посмотрела назад. Тело ее вдруг напряглось.

– Адам! Что это?

Под большим красным эвкалиптом с выжженной лесным пожаром дырой в стволе двигалась темная тень. Адам быстро разнял руки и, негромко выругавшись, метнулся к дереву. Минуту спустя, Дели увидела Ползучую Анни. Согнувшись, она держалась руками за спину, а Адам, стоя почти вплотную к ней, говорил звенящим от злости голосом:

– Ах ты, длинноносая! Шпионить за мной вздумала, тварь ползучая? Вот погоди, скручу твою тощую шею в бараний рог.

– Что вы, мистер Адам, – заканючила Анни, – я только на сети поглядеть, тресочки вам к завтраку. Вкусненькой тресочки, мистер Адам, только на сети поглядеть.

– Утром поглядишь. А ну давай домой быстро. Анни уползла в свой домишко, и Адам вернулся.

– Как ты думаешь, Адам, она меня видела? Она теперь все твоей матери расскажет.

– Не расскажет. Будет трястись за свою шкуру. Старая пиявка. Надо ее проучить как следует.

– Бедная Анни! Ты так грубил ей!

– Сказала тоже: бедная, – меня от нее в дрожь бросает.

– Меня тоже.

В следующие две недели Адам был очень занят и не смог выбраться домой. А на третьей неделе Эстер отправила ему с почтовым дилижансом письмо, в котором просила не приезжать на ближайшие выходные, поскольку они с Дели сами собираются в Эчуку. Однако воскресное утро выдалось холодным, шел дождь, и Эстер решила на этот раз пропустить службу. Чарльз, глядя в окно, сокрушался: откуда он взялся, этот дождь? Все сено вымочит.

Адам, который в своем лучшем костюме притащился к началу службы, с трудом высидел скучнейшие обращения к Богу в исполнении мистера Полсона. Он поминутно оглядывался на дверь, ожидая, что вот-вот появятся чудные, разные, полные музыки и жизни, синие глаза и озарят бесцветное здание ярким светом.

Бесси Григс и ее мама тоже были в церкви, но Адам, увидев после службы, как они справа по курсу надвигаются на него, точно линейный корабль в сопровождении эсминца, холодно кивнул и, сделав обходный маневр, отошел в сторону.

– Ну и ну! Этот молодой человек, может, и недурен собой, но воспитанием явно не отличается, – с чувством оскорбленного достоинства заметила миссис Григс.

Адам пришел домой к ужину. Он ел приготовленное хозяйкой жаркое и предавался грустным размышлениям о пропавшем дне. Чем дольше он не видел Дели, тем желаннее она казалась. Всплывали в памяти слова, брошенные ею год назад в безрассудном порыве, и его обдавало жаром. Запах апельсинового дерева под окном, напоминая аромат питтоспорума, что рос у них дома, являл собой воплощенную Дели: бледную, хрупкую, темноволосую, с темно-синими и любимыми глазами.

Долгая разлука с любимой заставила Адама решиться на смелый шаг.

В конце рабочей недели он зашел в кабинет редактора и начал разговор, к которому тщательно готовился дома: репетировал, проигрывал варианты.

– Мистер Макфи, я люблю одну девушку и хочу на ней жениться. Конечно, я понимаю, что мне следовало бы дождаться совершеннолетия, но я хотел бы знать, сэр, может статься, мы и через десять лет не в силах будем себе это позволить («А через десять лет мне стукнет целых двадцать девять», – мысленно ужаснулся он), поэтому, если бы вы, сэр, смогли дать гарантию, что мое жалованье соразмерно с моими способностями… моим способностям…

Окончательно запутавшись в падежах, он замолчал, ожидая, что мистер Макфи тут же придет на выручку, пообещав прибавку.