Беспамятство - Светлана Петрова

И сколько у него процентов?

Секрет, Много, Он пришел ко мне в трудную минуту с большими деньгами. Где-то нарыл. Пришлось уступить, не жадничая.

Какой ты щедрый. Ещё Тацит сказал: у кого нет врагов, того погубят друзья. Не опасаешься?

Его? Нет. Бачелис свою пользу знает - пока я жив, он на коне.

Боюсь, он и жену подбирает по принципу выгоды, потому до сих пор холост.

Жены у Юрия Львовича, действительно, никогда не было, даже о любовницах сплетни не доходили, словно он дал обет целомудрия или, как холодная женщина, терпеливо ожидал выигрышной партии. При его-то капитале? Это невольно вызывало недоверие: нс мог такой тщательно отлаженный механизм служить простым целям. Но если не простым, то каким?

Ляля вспомнила, как много лет назад Бачелис ловко скрыл разочарование, услышав от босса, что дочь выходит замуж. Неужели сам рассчитывал оказаться на месте жениха? Но, может, и померещилось, - тогда казалось, все окружающие в неё влюблены. С тех нор взгляд Бачелиса затвердел, словно под бархатом густых ресниц скрывается нож. Впрочем, возможно, она судит предвзято — ей нс нравились люди, которые имеют влияние на отца.

Сказала невесело:

Нс узнаю своего замечательного папку в роли свахи.

Что делать, если ты не знаешь, что для тебя лучше.

Может, это и правильно? По-крайней мере, душу не надо насиловать. Лучше для меня - значит хуже для другого. Ты же знаешь закон сохранения веществ: если в одном месте прибыло, то в другом убыло.

Кому нужна твоя девственная душа? Что-то не вижу охотников.

Ляля отшатнулась, словно получила пощёчину.

Мне нужна. Мне,

Странно и неприятно было видеть отца жестоким и не вообще, а к ней. Ольга почувствовала отчуждение и испугалась. Как она

раньше не замечала? Под ногами неожиданно разверзлась земля и образовался овраг, который не перейти. Теперь они но разные стороны, и на том берету вместе с отцом осталась часть её души. Но как и когда всё изменилось? Неужели манерная Вероника способна так исказить личность мужчины - нс простого, а властного, независимого, самоуверенного. Нет, нс то. Но что? Ольга не находила ответа.

Вспыхнула безумная мысль - а сама она любит ли отца, как любила прежде? Она ведь считала, что истинная любовь не умирает. Романтические бредни, аксиомы воображения! Любовь слишком нежная субстанция, сё даже подвергать испытанию опасно, а уж убить — ничего нс стоит, требуется только одно условие для палача - не иметь сердца. Но ведь сердце у отца было, было! И очень большое! Она слышала его биение, когда папа маленькой носил её на руках. Как оно катастрофически съёжилось, вынужденное переживать двуличие необходимости!

Но пуповина родовой связи ещё держалась. Чтобы оборвать се окончательно, понадобится потрясение недюжинный силы. Да разве ж за этим дело станет? Судьба уже замахнулась и замерла в ожидании удобного момента.

Ольга возвращалась из института домой поздно, на метро. Машину ещё вчера загнала на техосмотр, должны были вернуть, но как всегда задержали. Вечер стоял тёплый, пахло мокрым снегом и приближающейся весной. От метро до дома хорошим шагом минут десять. Тротуары Кутузовского проспекта, где с лёгкой руки партийной верхушки всегда обитали важные столичные чиновники, рабочие хозяйственной службы выскребали тщательно, до асфальта, но с утра, и к концу дня легко поскользнуться на тонкой ледяной корочке. В сапогах с высокими каблуками Ляля шла медленно. Она мысленно перебирала несчастья последнего года и удивлялась, какой густой полосой они повалили: смерть мамы, женитьба отца на жуткой женщине с маской вместо лица, измена Макса и развод, ето загадочное исчезновение, В довершение — эти головные боли, которые продолжались и с каждым разом длились всё дольше. После очередного приступа из мозаики сознания стал напрочь вываливаться больший или меньший кусок. Сначала она напряглась, пытаясь восстановить провалы, но потом пришла к выводу, что так даже лучше. Вместе с памятью уходили боль и желания. В конце концов, может она забудет прошлое и останется наедине лишь с безразличным настоящим. Поскорей бы.

Она уже была недалеко от дома, всего за квартал, когда увидела у тротуара темно-синий «Лексус», очень приметный, чтобы нс признать автомобиль Юрия Львовича Бачелиса. Почему он здесь? Ляля умерила шаг, не желая встречаться с юрисконсультом, и невольно заметила внутри силуэты целующихся. Слишком надолго они приникли друг к другу, чтобы считать поцелуй дружеским. Несомненно, любовный. Ольга невольно отступила назад, к подворотне, и замерла. Вскоре дверца распахнулась и выпустила даму в собольей шубе, а автомобиль поехал дальше.

«Вероника! Подлая тварь», - подумала Ляля. Теперь многое встало на свои места, в том числе охота за семейными акциями, преподнесенными ей и Максу отцом. Если сложить их с долей Бачелиса, получится решающий пакет. К тому же папа мог свою часть завещать, а еще хуже — подарить Веронике. Тогда его просто вышвырнут из кресла генерального директора.

Лялю бросило в жар. Отцу, единственно близкому человеку, любимому несмотря ни на что, грозила опасность.

Глава 15

Мать Бачелиса, крупная некрасивая женщина, была дворником. Не теперь, разумеется, а когда растила Юрочку. В молодости - передовая комсомолка Зоя Сидорчук, ученица рабфака и участница художественной самодеятельности, тянулась к активной жизни. Она решительно оставила маленький тихий и славный городок, из которых и состоит по преимуществу Россия, и переехала в столицу, поступать на факультет культнросветработы Библиотечного института им. Надежды Константиновны Крупской (жена Ленина, среди прочих просветительских задач, одно время занималась и библиотеками, сочинив ряд незамысловатых инструкций). Зоя рассчитывала вернуться в родные места директором фабричного клуба, в крайнем случае, кинотеатра — единственного в городе. Это ли не предел мечтаний провинциальной энтузиастки? Теперь бы сказали - хилые карьерные устремления, но нынче за окном другие времена. А тогда Зоя нс без оснований чувствовала себя патриоткой.

Конкурс в столь малопрестижный московский вуз, к тому же располагавшийся в то время за городской чертой, на железнодорожной станции Левобережная, был невелик, и девушка поступила без проблем, заселилась в общежитие (комната на двенадцать человек), кое-как перебивалась с хлеба на воду, поскольку из дома ей помочь не могли. Через год престарелые родители умерли, а Зоя даже на похороны нс поехала ввиду полного отсутствия денег. Она погоревала, но унывать себе не позволила, выдвинулась в старосты группы, летом организовала девчат на прополку овощей и окучивание картофеля в подмосковном колхозе - там кормили бесплатно, зимой подрабатывала в институтской канцелярии, а до начала лекций разносила но почтовым ящикам жителей Библиотечной улицы газеты и письма, В свободное время репетировала в театральном кружке и до самозабвения любила танцы, которые по выходным и в праздничные дни устраивались во всех московских вузах. В середине прошлого века, в отсутствие телевидения и компьютеров, танцевальные вечера были самым массовым и любимым развлечением молодёжи, попутно заменяя клуб знакомств.

Живая, энергичная, всегда весёлая, Зоя пользовалась успехом у парней, невзирая на грубую ленку непривлекательного лица. От женихов не было отбоя, в том числе перспективных, с отделения общественно-политической библиографии, среди них попадались даже партийные. А она выбрала щуплого, слабого здоровьем студента университетского юрфака Лёву Бачелиса, интеллигента в третьем поколении и интернационалиста по складу ума. Зое казалось, он больше других нуждается в сильной опоре, однако дальнейшая жизнь обнаружила в некрепком теле Лёвушки стоический характер. Он и без жёсткой пробы на доблесть мог счастливо пройти опасными земными тропами до самой старости, но не получилось. Его ожидала иная участь.

Когда Зоя забеременела, Лёва повёл сё в загс, а оттуда к родителям, старым московским юристам, честным, скромным и потому не слишком преуспевающим. Бачелисы были обескуражены - они ждали нсвестку-еврсйку, а не здоровую, хоть и худющую курносую деваху, но вида нс подали и приняли некрасивую русскую Зою как дочь. Прожили вместе недолго, но добра и любви, которыми в этой семье сё одарили, хватило Зое на целую жизнь. Юрочке исполнилось полтора года, когда мужа арестовали за участие в студенческой группе правозащитников, выступивших против подавления советскими войсками Пражского восстания. Следом забрали и его родителей, возможно, лишь для того, чтобы выбить из сына фамилии сообщников, которых он упорно отказывался называть. По прошествии некоторого промежутка времени - нс слишком большого, но вполне заслуживающего определения «исторического» - поступок Левы Баче лиса называют героическим, а в те годы считали идеологически безобразным и предательским.