Проживи мою жизнь - Терри Блик

Перед глазами встали отчёты службы наблюдения, да ещё Шамблен с утра подлил масла в огонь: выяснилось, что у девочки до недавнего времени была бурная личная жизнь: те три красотки в прошлом году, о которых они уже знали, дополнились недвусмысленными фотографиями посетительниц школы танго, которые размещали снимки в соцсети, даже не заботясь о настройках приватности.

Конечно, короткие жаркие объятия, снятые танго-клипы, встречи – вовсе не доказательство того, что они продолжались в постели, но вот длинные и томные взгляды почему-то поднимали со дна души глухую муть раздражения. Пытаясь обуздать не ко времени разыгравшееся воображение, Верлен перешла к собранным фактам по парням. И, чёрт возьми, там тоже обнаружила фотографии, нежные и страстные. И как понять, постановочные они, или в этой школе вообще принято спать друг с другом и совершенно этого не скрывать?

Майя чертыхалась, в голове, как пароходы в чёрном тумане, сталкивались мысли, тонули, всплывали, и было маятно и беспросветно от собственной стереотипности и банальности: видишь руку на талии – всё, однозначный жест близости, но ты подумай, подумай хорошенько – это школа танго, ты же сама видела, как они прикасаются друг к другу, как смотрят…

Не надо, не представляй, это просто раскалённое лето спицей торчит в горле, оно скоро закончится, ты, может быть, напьёшься, и станешь немного умней. Эти взгляды со снимков просто бликуют, обманчиво и больно. Она для тебя – проводник, чтобы вернуться в проклятую сизую осень и потом из неё выбраться. А этот сверкающий кобальт, эта резкая просинь – для другой или для другого, но точно не для тебя.

Выбралась из банка украдкой, погладила руль «Ягуара», опустила щиток от солнца, вырулила на набережную: «Ты прав, père, чувствовать – это смертельно. Смертельно опасно. Смертельно больно».

В ресторане – много натурального камня, буковые столы, белые и синие бокалы, хрустящие салфетки, удобные стулья, вышколенный приветливый персонал – всё элегантно, даже роскошно. Самое время вспомнить, кто ты есть: с достоинством, прямыми плечами, гордой головой пройти к заказанному столику, едва заметно кивнуть официанту, сдержанно взять предложенную винную карту, погрузиться в изучение знакомых названий и ждать, когда небо снова разверзнется синими молниями Дианиных глаз. И тщетно уговаривать себя сотворить невозможное: сидеть ровно, не чувствовать, отстраниться, просто работать.

Колючие мысли караваном плелись сквозь белый поющий песок томительного ожидания. Дверь открылась, и в косых лучах ворочающегося в небе полуденного солнца проявился контур Дианы. Сердце со всего размаху саданулось о грудную клетку, ободрало нежную кожицу, заскулило ушибленным щенком. Верлен дёрнула плечом, потёрла ключицу: «Заткнись. Это не твоё. И никогда не будет твоим».

Диана, непривычно тихая и подавленная, подошла, опустилась на стул, негромко поздоровалась и тут же уткнулась в меню. Майя поздоровалась и, стараясь не показать своего беспокойства, сощурилась и внимательно посмотрела на танцовщицу:

– Всё в порядке?

Орлова, не поднимая глаз, утвердительно кивнула, так же тихо спросила:

– Ты что-нибудь заказала?

Верлен подавила в себе желание протянуть через стол руку, приподнять ровный подбородок и заставить Диану посмотреть на неё. Вполголоса уточнила:

– Ты доверяешь мне сделать заказ?

Тангера сделала неопределённый жест рукой и промолчала.

Майя едва заметно пожала плечами и кивком подозвала официанта:

– Добрый день. Вителло тонато, филе оленя, малиновый панна-котта и ирландский кофе. На двоих.

Наконец Диана отложила меню, бросила горячечный взгляд на Майю:

– Так о чём ты хотела поговорить?

Верлен вздохнула:

– Мне кажется, ты не в настроении. Может, мы сперва поедим, и ты подобреешь?

Танцовщица криво усмехнулась:

– Думаешь, я злюсь? Поверь, тебе не о чем волноваться.

Стихающей струной – вопрос:

– Тогда что с тобой? Ты молчишь, хмуришься, язвишь. Что-то случилось?

Синей тенью блеснул испытующий взгляд:

– Послушай, Май. Давай ты не будешь спрашивать меня о том, что происходит сегодня. Мы же договаривались говорить о прошлом? Прошу тебя, пусть так и останется. О чём ты хотела меня спросить?

Верлен мысленно чертыхнулась: Диана явно в прескверном настроении и вряд ли признается, в чём причина. От демонстративного недоверия вдруг царапнули коготки неожиданного сожаления. Захотелось подуть в кудрявую чёлку, забрать внезапно задрожавшие пальцы в свои, рассмотреть, что прячется за солёной морской безбрежностью укутанных в ресницы грустных глаз. Вместо этого откинулась на спинку стула и бесстрастно сказала:

– Вот и наш заказ.

Неслышно возник официант, точными движениями расставил тарелочки с ароматными горячими булочками и вителлой – тонко нарезанные кусочки маринованной в белом вине и травах телятины, приправленные тунцовым кремом-соусом, и так же исчез.

Майя простучала нервный ритм по краю стола, мягко пожелала Диане приятного аппетита и принялась за еду, надеясь, что и её отпустит странное желание, и что Орлова отвлечётся от своих неприятностей и хоть немного расслабится.

Когда принесли горячее – филе оленя с зелёным пряным маслом и запечённой молодой свёклой с чёрной смородиной, молчание за столом было уже не таким напряжённым. Несмотря на то, что Диана ясно дала ей понять, что не намерена говорить о себе, Верлен решилась спросить:

– Ты любишь море?

Диана бросила взгляд за окно, где лениво колыхалась Нева:

– Люблю. Мне нравится бесцельно ходить по берегу или просто сидеть, слушать волны, смотреть на закат. Когда кипит шторм среди изломов молний, или висит прозрачная сетка дождя, или гладит кожу золотая солнечная пыль…

Верлен задумчиво смотрела на точёный профиль и, стараясь попадать в настроение, тщательно подбирая слова, словно эхом прозвучала:

– Я тоже люблю шторм. Гулкое эхо громов, бешеный ритм неуловимых, догоняющих, сметающих друг друга волн, дрожащий от ударов утёс…

Сбилась:

– Я всегда летала на море одна. А ты?

Орлова печально улыбнулась:

– Обычно нет. Мы или компанией ездим, или вдвоём…

В это время снова появился официант, ловко собрал пустые тарелки, поставил кофе и панна-котту в бокалах-креманках – сливочный десерт, щедро посыпанный крупной спелой малиной и политый малиновым сиропом.

Диана потянулась ложечкой к десерту, и тут вдруг Верлен ошарашила её:

– Зачем тебе столько любовниц?

Поперхнулась, вскинула изумлённые глаза:

– Ну, знаешь! Неожиданный вопрос, я тебе скажу. Даже дерзкий, ты не находишь? Какое отношение к Марте имеет количество женщин, побывавших в моих руках?