Львиное Сердце - Антон Первушин

— А теперь идите ко мне, — позвал незнакомый сталкер. — Только осторожно. Постарайтесь не намочить ноги. Не стоит этого делать без крайней необходимости. А особенно — если еще не знаешь, на что идешь. Лучше всего просто перескочить ручеек. Помните, как было у Алисы в Зазеркалье? Перескочил ручеек, и ты уже на другой горизонтали. Из пешки — в ферзи.

Виктор и Ким недоуменно переглянулись, но ручеек послушно перескочили.

— Вот и молодцы, — обрадовался сталкер. — Теперь пошли со мной. Я вас, как Баба-Яга, накормлю-напою. В баньке, правда, не попарю — времени нет. Но умыться дам.

— Вы его знаете? — тихо спросила Ким, пока они поднимались по склону.

— Нет. — Плюмбум неуверенно покачал головой.

— Тогда почему он сказал: «Я уж думал, вы до меня никогда не доберетесь»? — допытывалась въедливая шведская профессорша.

— А разве он это не вам сказал? — попытался выкрутиться Виктор.

— Нет. Я точно знаю, что никогда его не видела. А вот в вас не уверена.

— Я не знаю… Что-то было вроде… Очень давно… Не помню толком. Еще утром я сказал бы: точно ничего не было. А теперь не уверен…

— О, мужчины! Вечно у вас ни два, ни полтора! В последний раз я слышала этот лепет от своего бывшего, когда он отказывался сдать тест на отцовство…

Жилище, куда привел их загадочный сталкер, и в самом деле напоминало избушку на курьих ножках. Это был маленький добротно срубленный домик с узкими полутемными сенями.

— Обувь тут снимайте, — велел сталкер. — Надевайте тапочки и идите к умывальнику. Воду я вам нагрел.

Тапочки оказались сплетенными из березовой коры лаптями без задников. Вода была в умывальнике с носиком, висевшем здесь же, в сенях. По носику нужно было бить ладонью.

— У нас такой на даче был, — мечтательно сообщила Ким.

После этого Плюмбум ждал по меньшей мере вышитого рушника, но полотенце выпадало из темы — обычное белое вафельное, с полустертым синим штампом «Медпункт» в углу.

Большую часть единственной комнаты занимала русская печь. Также здесь красовался деревянный темный стол, вдоль стены вытянулись лавки. Из печи сталкер достал ухватом горячий горшок с грибной похлебкой, разлил в деревянные миски, выдал гостям деревянные ложки, положил на стол каравай хлеба, поставил солонку. Плюмбум попробовал с опаской: кто его знает, что за грибы? Но сильный голод победил благоразумие. Да и то сказать — хотел бы хозяин их убить, пристрелил бы еще у ручья, тепленькими. А на маньяка, который заманивает к себе прохожих, кормит их мухоморами, а потом любуется мучениями, он явно не похож. А на кого похож? Тьфу ты пропасть, сказано ведь: не знаю! Похож на хохошь, а хохошь на кого хошь… Так бабушка говорила, когда в настроении была. Вот что значит антураж — ассоциации пошли какие-то совсем уже дикие, деревенские…

Тем временем сталкер извлек три граненых стакана и открыл висевший на стене резной шкафчик, где стояли в ряд разноцветные бутыли.

— Я же раньше фельдшером был на Третьем энергоблоке, — ответил он на незаданный вопрос. — У нас спирта было хоть залейся. Ну а после Выброса я и приноровился от нечего делать настойки ставить. Только вот угощать, к сожалению, редко кого приходится… А может, и хорошо, что редко… Вам сейчас, пожалуй, лучше всего вот эта пойдет. — Он достал темно-зеленую бутылку. — Здесь зверобой, душица и чабрец. Отлично усталость снимает. Ну что, за встречу?

Настойка в самом деле пошла хорошо. Рот мгновенно наполнился терпким травяным ароматом, спирт обжег горло, а усталость и тревоги словно отступили. Плюмбум расстегнул поясной ремень и сбросил его со всей амуницией на пол. Снял шлем, положил на лавку, приспустил центральную молнию. Ким последовала его примеру, а еще стянула резинку с волос, и все ее маленькие косички упали на плечи.

В комнату грациозно вошла черная кошка, за ней — три котенка. Не глядя на гостей, семейство устроилось на половике и занялось умыванием.

— Ути, пусечки! — умилилась Ким, совсем как девчонка.

И тут же, почти не меняя интонации, спросила:

— А вы о каком выбросе говорили?

— Выброс был только один, — наставительно сказал сталкер. — Все остальное — афтершоки.

Ким взглянула на него пристально.

— Тогда получается, что вы… один из Хозяев Зоны? Иначе как объяснить, что вы работали здесь до Первого Большого Выброса, а выглядите моложе нас?

— А никак иначе и не объяснишь, — легко согласился сталкер. — Умница, девочка. Я наделся, Виктор, ты сам вспомнишь, а смотри, Ким тебя обскакала. И не в первый раз, между прочим.

— Что я должен вспомнить? — поинтересовался Плюмбум, игнорируя подначку.

— А много чего, — ответил сталкер безмятежно. — У тебя богатый выбор. Давай так, ты расскажешь, что помнишь, а я расскажу, что ты забыл.

— Да ничего я не помню толком… Вроде, мы виделись уже, но как, когда и зачем — не припоминаю.

— Эк оно как тебя… — задумчиво протянул сталкер. — А скажи-ка мне: помнишь, как полгода назад вы вышли к Стоунхенджу?

— А это тут при чем? — удивился Плюмбум. — Тебя ведь там не было.

— Верно, не было. — Сталкер широко улыбнулся, показав ровные ряды белоснежных зубов. — Хоть это вспомнил, спасибо. А тебе тогда не показалось странным, что твой приятель Александр Пыхало, которого вы все называете Приваловым, ткнул кольцом в ячейку транспортного пульта и чуть не загнулся, а тебе — хоть бы хны и даже поумнее малость стал?

— Ну я же, ясен пень, Избранный, — неловко сострил Плюмбум.

— Боже, Виктор, ну что ты несешь? — Сталкер поморщился. — Уж от тебя я этой пошлости никак не ожидал. Думал, взрослый человек, серьезный… Все проще, друг, у тебя уже вроде как прививка была. Мозг под информационный поток был отформатирован. Вот и пошло легче. Как по намазанному.

— Прививка? Мозг отформатирован? Какой-то бред…

— Да, вижу, крепко тебя приложило. Такое случается, если только человек что-то важное забыть хочет. Даже не важное, а самое главное для него. Редко случается… Тогда придется мне рассказать… Тогда слушай… Случилось это в те времена, когда девки были краше, водка крепче, а артефакты кудрявее…

Если быть точнее, случилось это холодным летом две тысячи восьмого года. Не было еще ни «Долга», ни «Свободы», ни военсталов, ни наемников — только «вольные» сталкеры да «крышующие» их бандиты. Зато всего остального хватало с избытком — почти как теперь. Аномалии, мутанты, зомби, Выжигатель мозгов, выбросы и байки о всемогущем Монолите за Саркофагом.

Плюмбум тогда был еще совсем «зеленый» — Зону благодаря природному дару чувствовал неплохо, алгоритмы ходки отработал до автоматизма, опыта поднабрался, но иногда мог совершить ошибку глупее не придумаешь. И одна такая ошибка обернулась большой бедой.

Будучи человеком не чуждым науке, Виктор редко отказывал исследователям с ученой степенью. Богатый турист, коллекционер или перекупщик всегда мог заплатить больше, но когда приходилось выбирать, Плюмбум отдавал предпочтение «яйцеголовым». Первые два года после Большого Выброса систематические исследования Зоны не проводились — академический мир пребывал в шоке от того, как резко и необратимо изменилась Зона отчуждения. Поэтому в растущие на окраинах Чернобыля сталкерские поселки приезжали в основном самые нетерпеливые энтузиасты. Поначалу им хватало для счастья пары простых артефактов, туши свежеподстреленного мутанта или видеокассеты с записью действия примитивной «жарки». Потом аппетиты начали расти. Ученые захотели все увидеть своими глазами, обнюхать, измерить, запротоколировать, и на Южном Кордоне, еще не перекрытом миротворческим батальоном, возник научный лагерь «Бастион» — два десятка палаток, полевая кухня, клетки для мутантов, три трейлера с измерительным оборудованием и спутниковой связью. Сюда наведывались и совсем юные студенты, и седовласые профессора, и бородатые доценты с гитарами, и симпатичные аспирантки. Жили весело, интересно, по ночам собирались у костра, чтобы попить горячего чая с огня и попеть Окуджаву и Высоцкого, Щербакова и Медведева, Цоя и Шевчука.

Плюмбум стал в «Бастионе» постоянным гостем — общество бичей и мародеров, из которых в то время состояло племя крадущихся, тяготило его. Разумеется, и яйцеголовые проявляли к нему повышенный интерес, а узнав, что он некогда трудился в Институте медико-биологических проблем, называли не иначе, как «коллегой». Расспрашивали о сталкерских уловках, о наиболее популярных маршрутах, о повадках мутантов в естественной среде обитания, требовали пересказывать самые нелепые легенды, старательно все это записывали, задавали уточняющие вопросы. Виктор помнил, конечно, одно из главных правил сталкера: поменьше говорить, побольше слушать — но ученые обезоруживали своей детской непосредственностью, житейской наивностью и неиссякаемой жаждой новых знаний. Позднее он встречал и других ученых — скучных и уставших, отрабатывающих часы за грант, склочных, вредных и интригующих на пустом месте. Но те, самые первые, были настоящими фанатиками, и Плюмбум искренне уважал их за преданность делу.