Медленный человек - Джозеф Кутзее

Но Элизабет Костелло не оказывает ему поддержки. Элизабет Костелло откинулась на спинку стула, прикрыв глаза, погруженная в свои мысли. Слава богу, тут нет Любы, которая сверлила бы его взглядом.

– Только полиция приходит стучать в дверь, – не успокаивается Марияна. – Если вы сначала звоните по телефону, говорите, что приедете на чай, тогда вы никого не пугаете, как полиция.

– Вас напугали. Да. Простите. Нам следовало позвонить.

– Я согласна, – вмешивается в разговор Элизабет, очнувшись. – Нам следовало позвонить. Да, это нам следовало сделать. Это наша ошибка.

Молчание. Конец схватки? Он определенно проиграл. Но почетное ли это поражение, достаточно ли почетное, чтобы получить возможность отыграться, или он разбит наголову?

– Вы хотите такси? – спрашивает Марияна. – Вы хотите вызвать такси?

Он и Костелло обмениваются взглядами.

– Да, – отвечает Элизабет Костелло. – Если только Полу нечего больше сказать.

– Полу больше нечего сказать, – подтверждает он. – Пол приехал в надежде получить назад свою собственность, но сейчас Пол сдается.

Марияна встает и делает повелительный жест.

– Пошли! – говорит она. – Вы хотите посмотреть, какой Драго вор, я вам покажу.

Он пытается подняться с дивана. Хотя она видит, каких усилий ему это стоит, она не бросается помочь. Он переводит взгляд на Элизабет Костелло.

– Ступайте, – говорит Элизабет Костелло. – Я останусь здесь и переведу дух перед началом следующего акта.

Он с трудом выпрямляется. Марияна уже на полпути к лестнице. Он следует за ней, вцепившись в перила, осторожно передвигаясь со ступеньки на ступеньку.

«Посторонним вход воспрещен, – гласит бросающаяся в глаза надпись на двери. – Это касается Вас».

– Комната Драго, – поясняет Марияна и распахивает дверь.

Вся мебель в комнате из светлой сосны: кровать, письменный стол, книжный шкаф, столик для компьютера. В комнате идеальная чистота и порядок.

– Очень славно, – говорит он. – Я удивлен. Когда Драго жил у меня, он не был таким аккуратным.

Марияна пожимает плечами.

– Я говорю ему: мистер Реймент позволяет тебе устраивать беспорядок, чтобы ты его любил, но здесь ты не устраивай беспорядок, нет необходимости, здесь дом. Я также говорю ему: если ты хочешь идти в морской флот, хочешь жить в подводной лодке, учись быть аккуратным.

– Верно. Чтобы жить в подводной лодке, нужно поддерживать порядок. А Драго этого хочет – жить в подводной лодке?

Марияна снова пожимает плечами:

– Кто знает. Молодой. Еще ребенок.

Его собственное мнение относительно Драго, которое он не оглашает, заключается в том, что, вероятно, он поддерживает в комнате порядок как на корабле только потому, что у него над душой стоит мать. Марияна Йокич очень даже может внушить робость, когда этого захочет.

На стене над кроватью Драго прикреплены три фотографии, увеличенные до размеров плаката. Две из них Фошери: группа старателей; женщины и дети в дверях хижины из ветвей. Третья, цветная, запечатлела восемь гибких мужских тел в тот момент, когда они замерли в воздухе, перед тем как нырнуть в бассейн.

– Итак, – произносит Марияна.

Уперев руки в бока, она ждет, чтобы он заговорил.

Он подходит поближе и рассматривает вторую фотографию. К телу маленькой девочки с грязными ручками приставлена голова Любы, ее темные глаза его буравят. Монтаж не очень удачен: поворот головы не соответствует положению плеч.

– Всего лишь игра, – замечает Марияна. – Ничего серьезного. Всего лишь картинки. Игра с картинками на компьютере. Кто же тут вор? Современная игра. Изображения – кому они принадлежат? Вы хотите сказать: я навожу на вас камеру, – она тычет пальцем ему в грудь, – я вор, я краду ваше изображение? Нет, изображения ничьи – ваше изображение, мое изображение. Это не секрет – то, что делает Драго. Эти фотографии, – она машет в сторону фотографий на стене, – все на его веб-сайте. Любой может посмотреть. Вы хотите посмотреть на веб-сайт?

Она делает жест в сторону компьютера, который тихонько жужжит.

– Пожалуйста, не надо, – отмахивается он. – Я ничего не понимаю в компьютерах. Драго может делать какие угодно копии, мне все равно. Я просто хочу получить обратно оригиналы. Оригинальные снимки. Те, которых касалась рука Фошери.

– Оригиналы. – Внезапно она улыбается, довольно добродушно, словно до нее доходит: раз он не разбирается в компьютерах и в том, что такое оригинал, то он настаивает на своем не из упрямства, а потому что дурак. – О'кей. Когда Драго придет домой, я спрошу у него про оригиналы. – Она делает паузу. – Элизабет, – продолжает она, – она живет теперь с вами?

– Нет, у нас нет таких планов.

Она все еще улыбается.

– Но, может быть, хорошая идея. Тогда вы не один, когда случится… ну, знаете… несчастный случай.

Она снова делает паузу, и в это время до него доходит, что, наверное, она привела его наверх не только для того, чтобы показать картинки Драго.

– Вы хороший человек, мистер Реймент.

– Пол.

– Вы хороший человек. Пол. Но вам слишком одиноко в вашей квартире, вы знаете, что я имею в виду. Мне тоже было одиноко в Кубер-Пиди, перед тем как мы приехали в Аделаиду, так что я знаю, я знаю. Сидишь дома весь день, дети в школе, только бэби и я – Люба была тогда бэби, – и у вас, знаете, негатив. Так, может быть, у вас тоже негатив в вашей квартире. Ни детей, никого. Очень…

– Очень мрачно?

Она качает головой.

– Я не знаю это – что вы говорите. Вы хватаете. Хватаете что угодно. – Одной рукой она показывает, как хватают.

– Цепляюсь за соломинку, – предполагает он.

Она впервые дала понять, что ее английский недостаточен, чтобы выразить все, что она думает. Если бы только он говорил по-хорватски! Возможно, по-хорватски он смог бы петь от сердца. Слишком поздно учиться? Может ли он найти учителя здесь, в Аделаиде? Урок первый: глагол «любить».

– Во всяком случае, Элизабет может жить с вами, тогда вы забываете Марияну. Забываете также крестного отца. Это нехорошая идея, крестный отец, не реалистичная. Потому что где же он живет, этот крестный отец? Вы хотите, чтобы крестный отец приехал жить в Наррапинга-клоуз? Не реалистично – вы понимаете?

– Я никогда не просил о том, чтобы приехать к вам жить.

– Вы приходите тут жить, где вы тогда спите? Вы спите в кровати Драго? Где спит Драго? Или вы хотите спать со мной и Мэлом – два мужчины, одна женщина? – Она прыскает со смеху. – Вы этого хотите?

Он не может засмеяться. У него пересохло в горле.

– Я бы мог жить у вас во дворе, за домом, – шепчет он. – Я мог бы построить сарай. Я мог бы жить в сарае у вас во дворе и наблюдать за вами. За всеми вами.

– О'кей, – поспешно произносит она, – довольно разговоров. Элизабет приходит жить с вами, она все устроит, прогонит мгу.

– Мглу.

– Мглу. Смешное слово. В Хорватии мы говорим: ovaj glumi; это не означает мглу, не означает, что он мрачный, нет, означает, что он притворяется, он не по-настоящему. Но вы не притворяетесь, нет?

– Нет.

– Да, я это знаю. – И, к его удивлению, а возможно, и к своему собственному, она поднимается на цыпочки и целует его, два раза, по разу в каждую щеку. – Давайте, теперь мы идем вниз.

Глава 30

Элизабет Костелло не одна в гостиной. Над ней стоит странная фигура: человек в мешковатом белом рабочем халате, голова скрыта чем-то вроде холщового ведра. Кажется, этот человек что-то говорит, но слов его не разобрать.

Марияна быстро проходит по комнате.

– Zaboga, zar opet! – восклицает она со смехом. – У него зацепились волосы! Каждый раз, как он надевает это, – она показывает на странный головной убор, – его волосы цепляются, и тогда я должна… – Она шевелит пальцами, как будто отцепляет.

Она берет мужчину за плечи – это Мирослав, – поворачивает кругом и начинает отцеплять маску от его длинных волос. Наконец маска снята, и появляется лицо Мирослава, раскрасневшееся от жары. Кажется, он в прекрасном расположении духа.

– Это пчелы, – объясняет он. – Я переносил ульи.

– Мой муж – пчеловод, – говорит Марияна. – Вы знакомы с моим мужем? Это миссис Костелло, она друг мистера Реймента, Мэл.

– Здравствуйте, Мэл, – обращается к нему Элизабет Костелло. – Элизабет. Я слышала о вас, но никогда не видела, так сказать, живьем. Вы разводите пчел?

– Это что-то вроде хобби, – отвечает Мэл, или Мирослав.

– Мой муж, его семья всегда разводит пчел, – вставляет Марияна. – Его отец, а до того – дедушка. Так что он тоже разводит пчел, здесь, в Австралии.

– Всего несколько ульев, – говорит Мэл. – Но мед хороший, в основном от эвкалиптов. С привкусом эвкалипта.

Непринужденность в обращении этих двоих друг с другом говорит обо всем, а также смех Марияны и ее руки у него в волосах. Эти супруги вовсе не чужие друг другу. Напротив, они близки. Близкие отношения, ссора время от времени, балканский стиль, чтобы придать остроту: обвинения, взаимные упреки, бьются тарелки, хлопают двери. Затем – раскаяние и слезы, после которых – страстные объятия в постели. Если только вся эта история с побоями и бегством к тете Лиди не была ложью. Но почему? Может ли он быть объектом заговора, которого не понимает?