На дальних подступах - Сергей Кабанов

Под огнем противника гарнизон еще более энергично продолжал строить оборону. Саперы подразделения 8-й бригады заминировали весь передний край на перешейке и островах, установили великое множество управляемых фугасов и фугасов натяжного действия — в этом они были большими умельцами и выдумщиками. Война с финнами научила их усложнению минных полей, пользованию ловушками, сюрпризами.

Минированию, как это ни странно звучит, помогли пожары, повсеместно возникшие от вражеских зажигательных снарядов. Дело в том, что неожиданным союзником саперов в те дни стал ветер. Западный ветер, который гнал на противника дым от горящего леса. Противник старался обнажить нашу оборону, выжечь лес. Конечно, пожары надо было тушить, и их тушили. Но, зажигая дымовые шашки на пожарищах, саперы создавали такую плотную дымовую завесу над передним краем, что противник не мог следить за местом установки минных полей.

Мы постарались в эти дни все укрыть под землей — все пушки, все автомашины, весь боезапас, вывезти из города и рассредоточить все наше имущество. Строить, закапываться — это стало боевой задачей дня, хотя для этого нам не хватало материалов.

27 июня вернулся из Таллина начальник нашего штаба, вызванный туда в штаб флота. Он привез распоряжение заместителя Народного комиссара Военно-Морского Флота СССР Ивана Степановича Исакова прекратить капитальное строительство. Это значительно усиливало базу. Освобождались инженерные и строительные батальоны, личный состав которых мы могли теперь полностью использовать для обороны. Кроме того, прекратив строительство капитальное, мы могли использовать для текущих нужд обороны все строительные материалы, технику, людей, расформировать строительные организации и в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета от 22 июня провести и на Ханко мобилизацию.

Для перевода частей береговой и противовоздушной обороны на штаты военного времени нам требовалось пополнение — почти тысяча человек. Из Таллина нам прислали только триста запасных. Остальных мы могли теперь мобилизовать у себя, призвав на военную службу рабочих и специалистов расформированных строительных организаций. Это позволило нам значительно усилить инженерные части самой базы и стрелковой бригады. Всех, кого мы не могли использовать на полуострове, надо было вывозить в Таллин вместе с теми семьями, которые мы еще не успели отправить.

В течение ближайших дней мы в основном закончили эвакуацию. Повторяю: в основном, потому что позже нашлась еще не одна семья, тайком оставшаяся на полуострове.

Мы использовали любую оказию, любую посудину, приходящую к нам из Таллина или Кронштадта, — ни одно судно не уходило в обратный рейс не загруженным До предела. Эвакуация семей военнослужащих и людей, работавших на полуострове по вольному найму, прошла благополучно — без потерь.

В городе еще находился наш военно-морской госпиталь.

25 июня, в час нашего первого артиллерийского налета на наблюдательные вышки противника, полковник Симоняк быстро вывел свой госпиталь в лес, в расположение бригады. Правильно поступил Николай Павлович, он обеспечил медикам бригады условия для успешной борьбы за жизнь раненых бойцов.

А вот наш госпиталь, размещенный в зданиях бывшей финской гимназии, некуда было выводить.

После первого же обстрела города госпиталь принял раненых. Обстрелы с каждым днем становились все продолжительнее и ожесточеннее — до четырех тысяч снарядов и мин ежедневно падало на полуостров. Раненый человек уже душевно травмирован, при повторном обстреле нервы не выдерживают, он начинает метаться, искать укрытия. Да и врачи, зная, что над головой только потолок да крыша, не могут спокойно работать, они тоже не железные. Что-то надо было придумать. Но что? Как укрыть, защитить такое большое учреждение, как базовый госпиталь?..

Начальник медико-санитарной службы базы военврач 2 ранга Матвей Григорьевич Ройтман и начальник военно-морского госпиталя военврач 2 ранга Юрий Всеволодович Лукин в один голос требовали: укройте раненых и врачей.

26 июня в обширном дворе госпиталя стали рыть траншеи и строить землянки. Но это не выход, даже не полумера, а лишь слабенькая надежда на защиту.

Доктор Лукин и наш хирург Аркадий Сергеевич Коровин попросили отдать им небольшое здание, в котором до войны жил генерал-майор Елисеев, для хирургического отделения. В подвалах этого дома А. С. Коровин устроил операционную и отделение на 35 коек. Вот пока и все, что удалось в первые дни сделать для госпиталя. Мало, очень мало, но на другое еще не было сил.

В те же июньские дни противник начал боевую разведку наших флангов. 26 июня небольшой десант направился к Хорсену. Защитники острова отбили десант. Противник открыл по Хорсену жестокий огонь из орудий и минометов. Обстрел продолжался три дня.

Хорсен горел. Лето было очень жаркое, сухое, и, естественно, почти весь остров был в огне. Надо или усилить гарнизон острова, чтобы его защитники могли и пожары в лесу гасить и отражать повторные атаки, или, лучше, вывести взвод 270-го стрелкового полка с Хорсена, переправить его на соседний Меден, где наша самая северная зенитная батарея с прожектором нуждалась в крепкой противодесантной обороне?..

28 июня наша воздушная разведка установила, что в районе Вестервик на полуострове Подваландет сосредоточена сильная группа зенитной артиллерии. Мы предполагали, что там накапливаются войска для десанта.

Обдумывая положение, я рассуждал так: если противник решит снова атаковать Хорсен, взвод стрелков его не удержит. Для защиты острова нужна даже не рота, а батальон. Но если из района Вестервик планируется серьезный десант, то вероятнее всего, его цель не Хорсен, а наш морской аэродром и пляж между мысами Крокудд и Копнесудд. Тогда лучше этот батальон иметь не на острове, а там, на материке, на наиболее вероятном месте высадки противника.

Я решил снять с Хорсена взвод и передать его гарнизону острова Меден. Это было моей ошибкой, понятой только несколько дней спустя.

29 июня мы ушли с Хорсена. Вечером его занял противник. Отмечу сразу: то был единственный в обороне Гангута случай, когда мы на короткое время отдали часть своей территории.

Ночью несколько солдат противника, переодетых в красноармейскую форму, пытались проникнуть в глубину обороны на нашем левом фланге — в районе Согарс. Их обнаружили и отогнали.

В эти же дни стал активно и успешно действовать наш 30-й артиллерийский дивизион и его командир Сергей Федорович Кудряшов.

Я не знал раньше Сергея Федоровича, хотя он тоже служил в Кронштадте на морских фортах, — не доводилось с ним встречаться. В мирное время оцениваешь командира и по его личным качествам, и по результатам его труда — по боевой и политической подготовке воинской части, дисциплинированности его подчиненных, по состоянию боевой техники и другим показателям. В военное время основное мерило — боевая готовность, поведение в бою и конечный результат боя. Кудряшов и его заместитель по политической части Николай Никандрович Носов, оба — уверенные в себе и в своих подчиненных командиры, в обстановке боя доказали, что прежде всего они оба на месте. И что я больше всего ценю в людях, Кудряшов был командиром самостоятельным, действовал с инициативой и тактически грамотно.